Читать книгу "Там, где тебя еще нет... Психотерапия, как освобождение от иллюзий - Ирина Млодик"

В пятницу, великолепным раннеапрельским утром, прелесть которого отметил бы каждый видящий и слышащий московский житель, но не депрессивная Анна, пришло еще одно письмо от Веры, которого она дожидалась уже со значительно большим смирением.

«Привет, Аня. Итак, я обещала тебе рассказать свою историю. С чего начать? Я так редко рассказываю о себе. Начну так.

Жила-была девочка. У нее была прекрасная семья: мама, папа и младший брат Костик. Девочка любила сгущенку и шоколадки “Аленка”, блики солнца на полированном пианино, запах бензина и маминых пирогов со щавелем, учительницу рисования Альбину Андреевну. Любила, когда Костик смеялся, а папа пораньше приходил с работы, когда мама завязывала ей красивые банты по праздникам и еще – когда мама садилась за пианино и они все слушали любимую музыку, а потом вместе пели что-нибудь тягуче-лиричное или разухабистое.

По выходным они все вместе ездили на дачу под Сестрорецком. “Дачей” громко называлась их хибара. Папа там всегда ходил с молотком, но не похоже, что это помогало, потому что периодически все снова отваливалось или ломалось. Зато на даче было весело: у нее было много подружек, Костик изобретательно озорничал с соседскими мальчишками, мама пекла пироги с тем, что удавалось насобирать на участке, а потом приходили гости, и опять все пели. Девочка обожала этот разваливающийся дом и запах бензина за то, что он означал – мы едем на дачу!

Но с некоторых пор ее тошнит от этого запаха, и она уже давно не была в том умирающем доме, где задорно гудело в трубы счастья ее детство. Все потому, что когда девочке было четырнадцать, а Костику – десять, они не доехали до Сестрорецка. Большой грузовик с пьяным водителем за рулем снес их “копейку” с трассы, как коробок спичек. И девочка в одну секунду осталась сиротой с умирающим братиком на руках. Папа с мамой погибли мгновенно. На ней, как говорят, ни единой царапины (хотя царапины, конечно, были).

Костика отвезли в реанимацию, где он пролежал десять дней между жизнью и смертью. А потом их взяла к себе тетя Света, папина двоюродная сестра. Костик из задорно смеющегося, вечно веселого мальчишки превратился в неходящего “колясочника”. На том девочкино детство закончилось, потому что теперь она должна была подрабатывать: лекарства стоили дорого. К тому же, кроме нее, некому было ухаживать за больным братом.

Трудно жить, когда твои родители вдруг перестают существовать. Еще вчера были – мама пела, папа шутил. Тело еще помнило папино объятие, мамин запах. А сегодня у тебя нет ничего из того, что ты так любила, даже Костик перестал смеяться. Чтобы ему не было скучно, она устраивала настоящие шоу для него и его друзей-мальчишек, из кожи вон лезла, но максимум, чего ей удавалось достичь, – это улыбка. Глаза брата всегда теперь были полны печали или боли, но все же редкая, немного кривая теперь, его улыбка была ей настоящей наградой. Ночами Костик плохо спал, его донимали боли и ночные кошмары, он кричал, тетя Света ворчала, что не высыпается и не может нормально работать. Поэтому девочке приходилось успокаивать, уговаривать, укачивать, колоть уколы, рассказывать сказки, делать все, чтобы он поменьше мешал спать, чтобы боль ушла и кошмары отступили.

Училась тогда она из рук вон плохо: засыпала на уроках, не делала домашнее задание. Но девчонки из класса, да и мальчишки тоже, помогали ей чем могли: бегали в магазин и аптеку, давали списывать домашку, развлекали Костика, пока она на подработке.

Ей почти исполнилось шестнадцать, когда Костик умер ночью у нее на руках. И вот тогда ей впервые расхотелось жить. Ее притягивала и манила высота, казалось, это так просто – полететь, все сразу станет таким легким: и тело, и мысли, и вся ее жизнь… Если б не ее друзья, не оставлявшие ее ни на минуту…

Еще ей очень хотелось съехать от тети Светы. Но съехать означало вернуться в родительскую квартиру, где все кричало о прошлом. Она не могла. Даже близко подойти к тому дому не было сил. И вот тогда впервые она попала к психологу. У одной из подружек сестра училась в университете. Она-то и сказала: “Посттравматический синдром. Надо лечиться. Лечат же люди корь и ангину. Я найду ей хорошего психотерапевта. Твоя задача – убедить Веру, что это совершенно необходимо”.

Так девочка оказалась у психолога, где ей пришлось столкнуться с осознанием того, сколько у нее внутри невыплаканного горя, сколько страха перед жизнью, бессилия и нежелания жить без тех, кого она так сильно любила. Постепенно слезы и горе вышли из нее. Она смогла переехать в родительский дом, появились силы и желание жить. Друзья помогли ей сделать нехитрый ремонт. Закончила школу и поступила в университет… сама понимаешь, на кого: на психолога. И пусть она пока должна зарабатывать деньги, потому что некому о ней позаботиться, но она непременно скоро станет заниматься тем, что ей по-настоящему нравится: психотерапией, то есть помощью тем, кто запутался в своей жизни, как она когда-то.

Вот такая у меня получилась история. Уже светает, мне надо хоть немного поспать. Пока. Вера».

Анна была совершенно оглушена письмом. Ей снова стало так неловко за свои дурацкие мысли о самоубийстве, за свое нытье и депрессивное уныние перед этой девушкой, которой так в жизни досталось. Собственные проблемы показались ей ужасно глупыми, ничтожными, не имеющими права быть. И в голове снова закрутились вопросы: ну как ей это удается? Почему, если Вере пришлось пережить столько горя, она такая светлая? И почему тогда она, Анна, у которой никто не умирал на руках, которая не росла сиротой, такая потерянная и замороченная? Потаскав с собой эти мысли несколько дней, она все же решилась написать обо всех размышлениях Вере.

Та ответила, как всегда, не сразу, но Анна, привычно мучающаяся от неизвестности, все легче переносила ожидание и дожидалась ответа уже без самоуничижительных и катастрофичных мыслей.

«Привет, Аня. Ты не права. Прежде всего, нельзя сравнивать ситуацию одного человека с ситуацией другого. И вообще, глупо сравнивать людей. У каждого своя, очень личная история. Если у тебя депрессия, значит, для нее есть основания: не важно, кажутся ли они кому-то вескими или нет. Более того, у тебя в чем-то больше причин для такого состояния, чем у меня. У меня было большое горе, сильные и внезапные перемены, я осталась одна и вынуждена была рассчитывать только на себя. Трудно и страшно, зато благодаря этому всему я смогла понять, что могу выдержать почти все. Теперь в этой жизни мне уже почти ничего не страшно. У твоей печали и депрессии менее явные основания, но они наверняка есть, просто не так очевидны, как мои. Но ясно одно: что-то в тебе очень хочет перемен.

Ты начинаешь, как я понимаю, приходить к мысли о том, что прежний способ жить привел тебя к тупику. Впрочем, мне кажется, что ты не хочешь окончательно признаться самой себе, что это тупик. Ты ждешь простого способа стать такой, как я. А этого способа нет. Его просто не существует, потому что ты никогда не станешь такой, как я. Ты можешь стать только такой, как ты. И у меня нет рецепта. У меня был свой путь: счастливое детство – авария, перечеркнувшая все, – выживание с больным братом – попытка спастись с помощью психолога – учеба – психотерапия, которая продолжается по сей день. У тебя будет свой. Но я думаю, что тебе будет сложно выйти из тупика без последнего звена: без психотерапии (так сейчас в России называется работа с психологом по поводу жизненных тупиков и проблем). Могу поспрашивать про хороших московских психотерапевтов, если хочешь. Пока. Вера».