Читать книгу "Когда зацветет сакура… - Алексей Воронков"

Жора подтрунивал над ним: «Тебе что, больше всех надо? Да брось ты, мол, ерундой заниматься – пора о себе подумать».

– Нина!.. А ты-то что смотришь? – порой, когда выпадала свободная минута и Бортники (теперь и они были вместе после того, как капитан по примеру Алексея тоже выхлопотал командировку для своей гражданской жены, которая тут же и примчалась к нему в Харбин) с Жаковыми собирались вместе, чтобы посидеть за столом, спрашивал Жора. – А ну-ка заставь его вовремя приходить домой…

Но разве она его заставит? Да и надо ли? Человек дело делает – зачем ему мешать?

Впрочем, ей было не привыкать. Алексей и до войны был вечно занятым человеком. Однажды она спросила его, почему он так редко бывает дома, так тот прямо сказал: «Такая у нас работа, милая. Понимаешь – мы страну от врагов охраняем…» После этого она уже больше никогда не спрашивала его ни о чем. Если Алексей считал нужным, он сам посвящал жену в какие-то детали. Так, незадолго до войны, когда в их промышленный город, напичканный секретными военными заводами, толпами повалили всякого рода лазутчики, он сказал ей, чтобы она немедленно уезжала. И чем дальше, тем лучше. Можешь, мол, завербоваться на тот же Север… Она удивилась: зачем? И вообще, разве я могу куда-то от тебя уехать? А он: да ты пойми – вот-вот начнется война, и тебя как врача тут же мобилизуют. А там неизвестно еще, что будет. Немцы очень сильны, так что много кровушки прольется. Поэтому я и боюсь за тебя…

Как он тогда ни пытался ее убедить, она никуда не уехала. А вскоре и в самом деле началась война, и Нину мобилизовали. Пока Алексей забрасывал начальство рапортами с просьбой отправить его на фронт, на ее счету уже были две контузии и одно тяжелое осколочное ранение. Особенно ей досталось под Москвой, где она служила в полковом лазарете. Немец тогда так жал, что не приведи господи… За несколько месяцев боев он перемолол в своих жерновах сотни тысяч русских солдат. Так что к концу битвы в полку почти не осталось ни одного человека из тех, что начинали войну. Раза два, а то и три пришлось обновлять состав. Нина тогда только чудом осталась жива. Красный крест на белом полотнище не смущал немецких летчиков, и они сыпали сверху на санитарные палатки свои тяжелые бомбы. А бывало, что и из пушек били по ним прямой наводкой, и из пулеметов обстреливали, и гранатами забрасывали. А куда убежишь, если на твоем операционном столе раненый стонет?..

Здесь ей тоже досталось. Вначале-то все вроде шло гладко. Ранним утром 9 августа бомбардировочная авиация 1-го Дальневосточного фронта нанесла удары по железнодорожным узлам и военным объектам Харбина, Чанчуня, Гирина, портам Юки, Расин и Сейсин. На этом фронте в час ночи одновременно перешли государственную границу и внезапно атаковали укрепленные районы японцев тридцать передовых батальонов. В густой непроглядной тьме, под дождем они стремительно блокировали и уничтожили гарнизоны долговременных сооружений и к утру овладели передовыми позициями врага. После этого в наступление двинулись главные силы фронта.

Механизированный корпус Жаковых, перейдя границу в районе поселка Гродеково, что на юге Приморья, вел наступление на Муданьцзянском направлении. Взломав полосу вражеских укреплений, 5-я армия, в составе которой действовал мехкорпус, еще недавно штурмовавший восточно-прусские рубежи, неожиданно наткнулась на мощный укрепрайон японцев, отчего за первые сутки боев смогла продвинуться лишь на двадцать километров.

Чего только стоил один Волынский узел сопротивления! Недалеко от границы горбилась высота «Верблюд», подступы к которой были прикрыты болотами и речушками. Здесь японцы создали настоящий неприступный бастион. Они опоясали гору эскарпами и противотанковыми рвами, окружили ее шестью рядами проволочных заграждений на металлических кольях, оборудовали на ней десятки огневых точек, среди которых были огромные доты – ансамбли, врезанные в скалу и с флангов защищенные пятнадцатиметровой толщей гранита, откуда могли вести огонь противотанковые и противопехотные орудия. Толщина железобетонных стен этих дотов достигала полутора метров, а амбразуры закрывались броневыми щитами. И все это – бронированные колпаки НП, доты, дзоты – соединялось несколькими ярусами траншей и подземных галерей, выдолбленных в камне и облицованных железобетоном. Чтобы взять эту высоту, потребовались огромные усилия. А это новые жертвы, новая кровь. И снова Нина при деле, снова она штопает раненых, снова борется за их жизнь. Поесть было некогда – уже за первые сутки боев она исхудала так, что на нее было жалко смотреть.

2

А ведь «Верблюд» был не единственным в японской обороне. На пути наступающей армии то и дело встречались укрепленные рубежи. Бывало, на каждом километре находилось до десятка долговременных сооружений, и все их надо было брать с боем. Часто сразу это не удавалось, и тогда находились бойцы, которые в пылу атаки забывали, что у них всего одна жизнь, и повторяли подвиг рядового Матросова, закрывая своим телом амбразуру дота. Такие подвиги кого-то восхищали, но только не умных командиров, которые стремились добыть победу малой кровью. Вот и появилась тогда на свет новая тактика взлома, казалось бы, неприступных позиций противника, когда на начальных стадиях наступления стали обходиться без «бога войны». Мысль была в общем-то правильная: даже при всем старании никакой артиллерии не удастся полностью уничтожить огневые точки японцев, потому что они тут же начнут бить по пехоте, как только она двинется вперед. Надо, стало быть, начинать наступление ночью, при этом стараться ничем не обнаружить себя.

Таким вот образом и была взята высота «Верблюд», и не только она… Нет, без жертв не обошлось, но их было бы значительно больше, примени генералы обычную тактику.

Нина, колдуя в санитарной палатке над первыми ранеными, не знала, что ее муж только чудом не попал на операционный стол. Впрочем, это в лучшем случае, а в худшем… Да что тут говорить! Ведь он тогда находился в самой гуще событий. Там, где закладывалось будущее этой войны, где решались первоначальные стратегические задачи фронта.

Бесшумно сняв пограничные заставы, передовые отряды, в одном из которых действовал Алексей, под прикрытием темной ненастной ночи незаметно зашли противнику в тыл и, блокировав его опорные точки, стали взрывать доты. Вслед за штурмовыми группами в наступление пошли танки, самоходки, артиллерия… На рассвете они обрушили на гранитные горбы «Верблюда» всю силу огня своих орудий. По высоте били тяжелые самоходные установки, ее сокрушали прямой наводкой полковые пушки, отчего бетон и сталь разлетались вдребезги. Содом и Гоморра! Апокалипсис локального масштаба…

Тяжелым был бой и за станцию Пограничная, который продолжался всю ночь. Японцы стреляли с чердаков, крыш, из окон. Штурмовые группы, одной из которых командовал Жаков, несмотря на шквальный огонь противника, сумели к утру десятого августа сломить его сопротивление.

А перед тем не менее ожесточенное сопротивление советские передовые отряды встретили на участке железной дороги от границы до станции Пограничная, где имелись три тоннеля, входы в которые были защищены железобетонными укреплениями. Дело решили саперы-штурмовики. Преодолев минное поле, они обошли укрепления с тыла и взорвали пять самых мощных дотов. Выход из тоннелей просматривался врагом сверху, с укрепленных сопок. За работу взялись пушкари, которым помогали корректировщики. В гористой местности, где сильно пересеченный рельеф не позволял зачастую видеть свои взрывы, это было особенно необходимо.