Читать книгу "Портрет Кровавой графини - Наталья Александрова"

– Ну да, – кивнула Надежда, – я-то знаю. Трудно, противно мне в свое время было, но как-то все со временем утряслось. Теперь только поняла, что все, что ни делается, – к лучшему, что настоящий-то муж именно этот, второй, Саша мой…

– Ох, Надя, у меня все не так, как кажется, – вздохнула Лида. – Думаешь, не вижу себя со стороны? Кажусь полной развалиной и клинической идиоткой, и ничего тут не изменить…

Надежда машинально доела первую булочку и допила кофе.

– Ладно, – снова вздохнула Лида, – видно, придется все рассказать. Тебе можно, ты всегда мне нравилась. Значит, жили мы с Костей, в общем-то, неплохо, он работал, я больше Дашкой занималась да семейный очаг хранила. Дашка у меня в девяностом родилась, тогда трудное время было. Ну, Костя крутился, конечно, как мог, все бизнес пытался наладить. С начальниками, говорил, ничего не получается, норовят всю прибыль сразу растащить, ничего в дело не пустить. Живут, в общем, одним днем, о будущем не думают.

– Помню я, что он одним из первых из института ушел, – вставила Надежда.

– Да, они втроем создали предприятие, перебивались еле-еле, потом один компаньон что-то не то сделал, подвел их очень, они едва не разорились. Костя злой такой был, я уж боялась лишнее слово сказать, чтобы под горячую руку ему не попасться. А потом как-то и говорит, что нужно все делать самому, без компаньонов, тогда, мол, никто не подставит, не подведет и не ограбит. Сам на себя работаешь, самому себе доверяешь, сам себе хуже никак не сделаешь, себя не подведешь. И прибыль ни с кем делить не надо. Свою, в общем, нужно фирму создавать. Только капитал стартовый нужен. Без него не обойтись.

– Это уж точно, – согласилась Надежда.

– Ну, у нас не было ни квартиры лишней, ни дачи на Карельском, чтобы участок в двадцать соток на берегу залива, так что я эти его разговоры мимо ушей пропускала. Тем более тогда у меня мама как раз болела и потом умерла. В общем, Костя своими делами был занят, мы с Дашкой его и не видели совсем. Похудел весь, почернел, на себя был не похож. А потом все вроде на лад у него пошло. В доме деньги появились, на море нас с Дашкой по два раза в год отправлял, машину новую купил. Хотели загородный дом строить, уже участок он купил. А квартиру эту решили пока не продавать, потом Дашке оставить. И вот сижу я как-то дома, вдруг смотрю – с потолка на кухне капает. Я – наверх, к соседям, там что-то у них прорвало и потекло. Хорошо, я дома была, заметила, а то бы потоп был на все этажи, а так быстро ликвидировали. У нас потолок подвесной, а только смотрю я – капает на антресоли. Испугалась я, что вода застоится и плесень пойдет, и решила антресоли разобрать.

Тут Лида посмотрела на Надежду с таким отчаянием, что та невольно задумалась, что же Лида нашла на тех антресолях. Не скелет же Костиной любовницы, который он забыл там лет десять назад…

Лида посидела немного, отпила остывшей бурды из своей кружки, потом глубоко вдохнула и продолжила сдавленным голосом:

– Была у меня бабушка…

«У меня тоже, – подумала Надежда, – ну и что такого?»

– Характер у нее непростой был, она с мамой моей не очень ладила… Понимаешь, отец раньше женат был, недолго… потом первая жена его умерла. Заболела – и сразу… В общем, он с мамой тогда и не знаком был. Но потом познакомились они и поженились очень быстро. А бабушка… она против была, уж не знаю почему. И так они с мамой мало виделись, мама и меня к ней не пускала. А потом, когда я уже в институте училась, звонит она как-то и приглашает к себе. Я пришла, смотрю – вид у нее нехороший, болеет, видно. А она взгляд мой перехватила. Да, говорит, я уж все про себя знаю, недолго осталось. Ты не волнуйся, не для того тебя позвала, чтобы ты за мной горшки выносила, все у меня предусмотрено, соседке квартиру оставляю, она за мной ухаживать будет до самого конца. А тебе завещаю одну вещь. И достает из ящика стола медальон. Такой… тонкой работы, из темного потускневшего золота. Это, говорит, наша фамильная вещь, очень старинная. Нужно эту вещь хранить, потому что медальон этот не простой, в нем огромная сила заключена. Вещь эта в нашей семье уж лет пятьсот хранится, там, внутри, портрет нашей прапрапрабабки. И дает мне в руки медальон этот. Небольшой, но тяжелый ужасно. И какая-то от него и правда энергия идет, или уж мне показалось от неожиданности. На крышке вензель выгравирован – «Е» и «В». Открываю я медальон этот, а там портрет женщины. – Лида остановилась, снова отпила из чашки. – Женщина такая… молодая, волосы темные, густые, брови широкие черные, глаза прямо сверкают. И вроде бы красивая, а смотреть на нее страшно. Я поскорее закрыла медальон, отпихнула его от себя. Что вы, говорю, бабушка, мне ничего не надо. А она как рявкнет – тебя, мол, и не спрашивают! Ты обязана его взять и хранить как зеницу ока, никому не показывать и никогда никому не отдавать. Его вообще, говорит, отдать нельзя и продать тоже нельзя. Если продашь или потеряешь, то и тебе и тому человеку, к кому он от тебя перейдет, плохо будет. Очень плохо! А теперь, говорит, поклянись передо мной здоровьем своим и жизнью, что никому его не отдашь!

– Неужели ты поклялась? – не выдержала Надежда.

– Сама не знаю, что на меня нашло, она смотрела на меня как удав на кролика, у меня одна мысль была, как бы уйти, – призналась Лида. – Ну, в общем, отпустила она меня. Храни, говорит, эту вещь, и пока она с тобой, все будет хорошо. А потом передашь ее своей внучке. «А если внучки у меня не будет?» – спрашиваю. «Обязательно будет, – бабушка говорит, – такого быть не может, чтобы не было внучки». И засмеялась, закашляла… тогда тетка какая-то прибежала, стала ее лекарством поить, на меня руками замахала – уходи, мол, скорее… Ну, я и ушла. Через месяц звонит мне та тетка: умерла, мол, бабушка твоя, уж и похоронили. Я: чего же не сказали? Она сама, тетка отвечает, так велела сделать. Ну и ладно. Маме я про это ничего не сказала, бабушка так велела. А когда замуж вышла, то Косте упомянула.

– Зря, – вставила Надежда.

– Ну так ведь влюблена была в него, думала, что все у нас будет общее… в общем, не помню уже, как у меня вырвалось… – вздохнула Лида. – А как въехали мы в эту квартиру трехкомнатную, так после ремонта я и засунула медальон этот в старый чемодан на антресоли. Думаю, если воры в квартиру попадут, туда уж точно не полезут. И Дашка чтобы не нашла, знаешь, какие девчонки любопытные. И честно говоря, в суете и забыла про него, долго не открывала тот чемодан и вообще не заглядывала на антресоли. Не было у меня желания тот медальон в руки брать и на портрет своей пра-пра… бабки смотреть. Не тот случай.

– Понимаю… – протянула Надежда.

– И вот, когда соседи-то нас залили, полезла я на антресоли, вытащила чемодан. И как стукнуло меня – медальон проверить. Несколько лет не проверяла, а тут вдруг решилась. Тем более такой случай. Не поверишь, я уж и руку протянула, чтобы чемодан открыть, и тут меня как будто кольнуло – не надо! Сердце так и замерло, в глазах потемнело. Чувствую, будет сейчас что-то плохое. Ну, посидела, отдышалась, да и думаю: что же такое со мной? Нельзя так распускаться. Трясущимися руками открыла тот треклятый чемодан, перебрала вещи какие-то ненужные, которые давно пора выбросить, а уже про себя знаю, что все плохо, потому как вещички эти свалены кое-как, как бог на душу положит, а у меня-то все аккуратно лежало. Ну, и на дне там была коробочка из-под леденцов, а в ней медальон в кусок старого бархата завернутый лежал. Коробочка на месте, но я не успокоилась. Взяла ее в руки – и все поняла. Говорила я тебе, что медальон небольшой был, но очень тяжелый?