Читать книгу "Невенчанная жена Владимира Святого - Наталья Павлищева"

* * *

Второй заботой князя стало капище. Став хозяином, он вспомнил обещание, данное кудеснику в Приильменском лесу. То требище, что когда-то было на теремном дворе, княгиня Ольга, крестившись, велела порушить. Кияне подносили жертвы в основном истукану Велеса (Волоса), стоявшему на торгу в Оболони. Такое положение совсем не устраивало нового князя. Он не гость, какой ходит с товарами по свету, что ему Велес? Для Владимира главным был, конечно, Перун.

Князь решил не восстанавливать то, что порушено при бабке. Велел позвать к себе киевских волхвов, не слишком надеясь, что придут. Волхвы мало признавали княжескую власть, особо после княгини Ольги, старались ей не мешать, но и для себя не считали княжью волю законом. Для них законом была воля богов. Зачем звал князь? Требовать, чтоб и Волоса с Подола убрали? Не бывать тому, истукана не князья ставили, не им и убирать! Велес бог скотницы, казны и богатства, ему поклоняются прежде всего купцы, на каких в немалом Киев держится. Кто может запретить им своего истукана иметь, которому дары приносят?

Но князь ничего требовать не стал, напротив, принял ласково, в трапезную позвал, за столы богатые усадил, речь завел… о новом капище. Седовласые старцы смотрели настороженно, Владимир жил в Новгороде, потом даже за морем, среди варягов, а ну как захочет сменить русских богов на норманнских Тора да Одина? Нет, князь и тут речь завел не о норманнских богах, а о своих, русских.

– Хочу новое капище не на теремном дворе ставить, а на Горе, что за городским валом. И поставить там… – на мгновение Владимир замолчал, заставляя волхвов с опаской прислушаться, – прежде Перуна!.. а потом Дажьбога!.. Хорса!.. Стрибога!.. Симаргла и…Мокошь.

Каждое из произносимых слов вызывало легкое волнение у сидящих. Ну, что Перун, то понятно, кому же, как не Перуну, должен поклоняться князь, глава дружины? Дажьбог – покровитель киевских князей. Стрибог, Перунов брат, вставал рядом с ним по праву. Симаргл – это уступка Киевщине и Левобережью, где этого бога почитают издревле. Ну, а Мокошь – для женщин. Волхвы качали головами: хитер князь, ох хитер! Вроде и обвинить не в чем, но вокруг Перуна соберутся боги, либо ему по положению подчиненные, либо такие, против которых никто слова не скажет, потому что не самые важные.

Услышав такие рассуждения, Владимир прищурил глаза:

– А какие самые важные?!

Волхвы ответить не могли. В том-то и дело, что на Руси что ни племя, то свой бог главный. Вроде и всех знают, всех почитают, а кого над кем поставить, не ответишь. Князь подвел итог:

– Значит, будет, как я сказал!

Кто-то осторожно поинтересовался:

– А Велес?

– Что Велес? Он останется, где стоял, там удобней. Истукана подновить, он что-то растрескался на солнце. А Перуну истукана поставим среброглавого и златоусого!

Возражений не было, да и что противиться, если князь доброе дело задумал. Давно в Киеве хорошего капища не было, князь Олег еще ставил. Многое порушено, пора обновить. А что Перуна во главе ставит, то не беда, Перун, он для всех главный.

Кто-то из волхвов попробовал сказать, что, мол, других с их богами из Киева гнать бы, прежде всего христиан… Глаза Владимира стали бешеными:

– Гнать?! К чему? У каждого свои боги, каким веришь, те и помогают. Русичи всегда терпимостью отличались, даже при бабке Ольге хоть христиан и привечали, а наших богов не трогали.

Он не услышал, как старый кудесник пробормотал, что княгиня требище и порушила, а греки со своей верой кого угодно из Киева выживут, если им волю дать.

Капище сделали согласно княжьей воле. В центре встал златоусый и среброволосый Перун. Его окружали именно те идолы, о которых Владимир говорил волхвам. В кругах в любую погоду день и ночь горели костры. Кияне обрадовались капищу, особенно первое время от подношений не было видно самих костров. Постепенно привыкли и большие жертвы приносили только в праздники или по делу.

* * *

Первая жена Владимира Аллогия, которую тот, как и полочанку, сначала взял силой, а потом объявил женой, недолго прожила на новом месте. Где-то сильно озябла, занедужила и в одночасье сгорела. Сильнее всех о княгине горевал Олав Трюггвасон, тот искренне почитал ее за мать.

Старшей княгиней осталась Рогнеда, у нее были два сына от Владимира, не считая умершего в младенчестве Мстислава. Сына Натальи Святополка, рожденного от двух отцов, Владимир хотя и признал своим, но особо не жаловал. Рогнеда чувствовала себя уверенно, князь уже перестал навещать свою третью жену Наталью, а сама полочанка снова тяжела, и снова сыном! Кто может потягаться с женщиной, рожающей сыновей и при этом остающейся красавицей? Никто! – была убеждена Рогнеда и… жестоко ошиблась. Не успела она родить Всеволода, как князь снова доказал, что волен делать, что пожелает.

Гудочники старались вовсю, скоморох с огненно-рыжими, давно не чесанными космами, торчащими во все стороны, выкрикивал охрипшим голосом какие-то непристойные шуточки. Дружинники хохотали, правда, мало понимая, над чем смеются. Меды лились рекой, холопы едва успевали подносить новые бочонки и обносить пирующих яствами. На аппетит дружинники тоже не жаловались, целые быки жарились на вертелах во дворе, огромные блюда с запеченными кабанами едва успевали коснуться стола, как тут же оказывались пустыми. То же и с огромными осетрами, белорыбицей, всякой другой рыбой. Птице и счету нет… Сам князь с ближними боярами и дружиной пировал на верхнем ярусе терема, а внизу, на дворе поставлены длинные столы, за которые мог сесть любой желающий. Горы мяса, овощей, хлебов исчезали мигом, отовсюду доносился неумолчный гам пирующих людей.

Князь обвел лукавыми синими глазами сидящих вокруг. У Владимира было хорошее настроение, хотелось сделать кому-то приятное. На глаза попался боярин Мстиша. Но не сам боярин привлек внимание князя, а стоящая за его спиной крепкая, точно репка, смешливая девушка. Владимир кивнул воеводе:

– Чья?

Тот быстро переспросил у кого-то и ответил:

– Мстишина дочь Мальфрид.

Владимир хмыкнул, девушка не отвела глаз, когда ее разглядывал. Живой румянец на щеках, толстая коса, вьющаяся по спине, яркие, четко очерченные губы, несколько полноватый, но с приятными выпуклостями стан… Князь рассматривал Мальфрид в упор, не стесняясь. Та тоже нимало не смущалась, чуть повела крутым бедром, точно приманивая княжий взгляд, смотрела зовуще. Попадись такая просто на улице, была бы в наложницах у князя, но рядом сидел ее отец, родовитый боярин, да еще из Свенельдовых, с таким не поспоришь.

Мстиша сразу приметил интерес Владимира к своей дочери, но не испугался, как многие, а прикинул, что может из этого выйти. Он чуть кивнул в сторону Владимира:

– Глянь, как князь на тебя пялится.

– Угу!.. – протянула Мальфрид.

– Смотри, как бы чего не вышло. Князь горяч, сейчас к себе на ложе возьмет, потом не отмоешься.

И тут дочь показала, что она не глупее отца, почти шепотом попросила: