Читать книгу "Первые леди Рима - Аннелиз Фрейзенбрук"

Образы Клеопатры как бесчестного манипулятора, Антония как мягкого и бесхребетного влюбленного и Октавии как преданной, обижаемой жены стали элементами все более ширящейся кампании Октавиана по убеждению римлян в том, что он — единственный человек, могущий управлять ими. С ухваткой профессионального политика он воспользовался прекрасной возможностью сделать политический капитал на несчастном браке своей сестры и использовать его для рекламы самого себя как поборника консервативной морали, рисуя при этом Антония изнеженной марионеткой в руках иностранной царицы. В процессе этой кампании традиционный образ женщины в римской политической жизни оказался разбит, так как Ливия и Октавия становились все более важным элементом политической борьбы, помогая создавать образ Октавиана как преданного мужа, брата и семейного человека.

Водораздельным оказался 35 год до н. э. Стремясь подать римской публике образ жены и сестры в виде новых Корнелий этого века, Октавиан организовал им серию замечательных почестей и привилегий. Их новые права утроились. Во-первых, им обеспечили защиту, известную как sacrosanctitas, — по которой любые вербальные оскорбления против них считались преступлением. Во-вторых, им дали освобождение от необходимости tutela (опеки со стороны мужчины), что на деле означало свободу вести собственные финансовые дела. В-третьих, их портретные статуи были подготовлены для публичного показа.[97]

Эти три знака отличия поставили двух женщин в экстраординарное и небывалое до того положение. Право sacrosanctitas было уступкой, сохраняемой исключительно для всенародно выбранных мужчин с политическим положением трибунов. Предоставление его Октавии и Ливии означало признание их общественно-политической значимости, до того закрытой для женщин. Оно также предполагало, что произошла эскалация войны слов между лагерями сторонников Антония и Октавиана, ведущая к ответным оскорблениям, направленным на Ливию и Октавию, — или, по крайней мере, что Октавиан хотел создать такое положение. Право на свободу от опеки не было совсем новым, так как им, к примеру, давно обладали жрицы Весты. Но от всех остальных римских женщин, даже тех, чьи отцы и мужья умерли, требовалось принять надзор tutor, или опекуна, — в данном случае присвоение статуса, сравнимого со статусом весталок, было явным. С Октавией и Ливией следовало обращаться так же, как и с самой уважаемой группой женщин в римском обществе.[98]

Однако потенциально предоставление такого статуса было даже еще важнее. Политики Римской республики всегда были противниками идеи увековечивания женщины в виде публичной скульптуры. В 184 году до н. э. великий оратор и ярый моралист Катон Старший едко раскритиковал такую идею, и до решения Октавиана в 35 году до н. э. мы слышали только об одном примере публичного превознесения в Риме живой женщины созданием ее статуи — конечно же, это была Корнелия, увековеченная в бронзе как мать братьев Гракхов, — увы, ныне эта статуя утеряна.[99] Несмотря на это исключение, мысль о том, что женщина может занять место в галерее публичных портретов, прославляющих римских мифологических и исторических лидеров, все еще была глубоко чужда высшему римскому классу, и сенаторы упорно сопротивлялись возможности для женщин переступить порог политики.

Октавия, конечно, уже имела публичный профильный портрет на Востоке — благодаря монетам, выпущенным во время мирных лет их замужества греческим и азиатским монетными дворами, находящимися под юрисдикцией Антония. Более того, хотя статуи женщин были табуированы в самом городе Риме, не было ничего необычного в том, что в греческих восточных областях империи воздвигались статуи жен, дочерей и матерей мужчин высокого ранга. Царские дома Востока не испытывали сомнений при отведении места женщинам своей династии на монетах и в скульптуре. Сохраняя практику портрета Птолемея, Клеопатра множила свой образ по всему своему царству в виде статуй, изображений на рельефах в храмах и на монетах. Вероятно, именно это стало для Октавиана поводом санкционировать появление подобных статуй его сестры и жены в Риме. Октавиан по сути открыл соревнование женщин своей семьи с их восточными аналогами.[100]

Но в этой хитрости заключался некий риск, так как общественные статуи женщин — членов семьи на Востоке обычно демонстрировали принадлежность к царской семье, то есть в Риме могли привести к обвинению в династических устремлениях. Октавиану пришлось действовать осторожно. Его жест означал, что одним ударом Октавия и Ливия были избавлены от многих существующих для их пола ограничений — и одновременно стали самыми придирчиво рассматриваемыми женщинами во всем городе. Поэтому Октавиану требовалось сделать эти портреты похожими на реальность, чтобы не обидеть приверженцев традиции, в поддержке которых он нуждался.

Мы не можем наверняка идентифицировать, какая статуя была самой первой и стала образцом для множества последующих. Но можно предполагать, что кандидатура на это место находится на первом этаже Национального музея в Риме.[101] Слегка выщербленный мраморный бюст, чуть менее шестнадцати дюймов высоты, — лицо безмятежно красивой женщины с правильными, симметричными чертами и большими глазами с тяжелыми веками. Аккуратно расчесанные локоны тщательно собраны в прическу нодус, с несколькими прядками, которым позволили выбиться над ушами. Найденная в Веллетри, к юго-востоку от Рима, она была признана специалистами как портрет Октавии, семья которой происходила из этого региона. Идентификацию подкрепляет также сходство лица с портретами ее брата и сравнение с ее профилем на монетах. Более того, старомодный стиль ее нодуса, волосы, поднятые в более высокую прическу, чем было в моде в последующие десятилетия, соответствует предположению, что этот портрет действительно находился среди первых оригинальных скульптур, сделанных с Октавии в 35 году до н. э.[102]