Читать книгу "Глаша - Лана Ланитова"

Глава 5

Владимир Махнев стал частенько захаживать к своей кузине. В основном, это были ночные визиты. О женитьбе он даже и не зарекался, словно навсегда забыл о своем поспешном обещании. Справедливости ради, надобно сказать, что обещание сие было слишком уж неубедительным. Оно могло вселить уверенность только неопытной Глафире, которая считала Вольдемара человеком честным и благородным. Любой, более искушенной светской особе была бы ясна суть таких невнятных обещаний, но только не ей. Она свято верила в совместное будущее с любимым кузеном.

Их встречи были столь же страстными: он потихоньку вел ее тропой познания все новых плотских наслаждений. Его ночные ласки были столь искусны и смелы, что Глафира, вспоминая днем о том, что он с ней вытворял накануне, впадала в оцепенение и давала себе обещания: что более не будет делать все эти постыдные вещи. Но наступала ночь, он приходил к ней тихо, словно лис, и… заново вертелась карусель. Она подчинялась его яркой страсти, шла на уступки смелой, безумной фантазии.

Летняя жара изнуряла горячим дыханием, пахло цветами, сухой землей, луговыми травами. С утра, пока было прохладно, Глафира гуляла по лесу, думая, бог знает, о чем. Большей частью – то были думы о Владимире. Она мысленно вела с ним диалоги, смеялась невпопад и хмурилась. Хорошо, что в эти минуты никто не видел ее лица: оно меняло выражение каждый миг, кроткая восторженность переходила в глупую улыбку. Она была не оригинальна: с точки зрения здравомыслящего обывателя почти все влюбленные, порой, выглядят глупо и совершают поступки, лишенные всякого смысла. Какой тут здравый смысл, если Глаша жила и дышала одним Владимиром? Она была больна им, больна насквозь, словно страшнейшей холерой или оспой.

Он же, в свою очередь, был полностью здоров и здравомыслящ. Глашу видел насквозь: душевная кротость, стыдливость, образованность, институтское прошлое с набором ложных и далеких от жизни представлений о благородстве аристократов, порядочность и чистота помыслов – все было при ней. А от того было забавнее искушать именно такую нежнейшую скромницу. Она была для него лишь очередным вкусным блюдом на роскошном столе удовольствий: что-то вроде свеженькой, нашпигованной пряностями и травами, куропатки. И не более…

Его стала тяготить вся любовная восторженность, надоели приливы нежности и разговоры о совместном будущем. Он решил: что, либо порвет с ней всяческие отношения, либо приучит ее к любимому занятию: групповым оргиям. И то, и другое – было сделать нелегко: разрыв с ней был чреват определенными сложностями. Махнев не любил разоблачений, скандалов и упреков в непорядочности. О связи могла узнать Maman. Последнее обстоятельство пугало его не сильно: обожающая мать шла на многие уступки сыну и закрывала глаза на его вольные шалости. И все же… Слишком уж, кузина была серьезна и возвышена, чтобы обойтись с ней подобным, подлым образом. Она не была похожа на очередную Дуняшу или Парашу, коих он обманывал и обесчещивал без счету. Те молчали, уливаясь горькими слезами, молча и без жалоб, ликвидировали последствия барской любви, если эти последствия становились очевидными. Кто-то и рожал нагулянных от барина, детей. Но, на то – они и рабыни его, чтоб воле барской без ропота покоряться. Глаша же, по форме не рабыня, могла стать по сути таковой. Да и желание было огромное: посмотреть на выражение лица сей скромницы, когда он откроет пред ней другие двери в темном коридоре зловещего замка плотских утех – двери, которые неминуемо приведут жертву на край Преисподней. В общем, он решил действовать, а там – «как карта ляжет».

Решил начать с малого. Пришел в ее комнату, когда стемнело.

– Глаша, на дворе духота, в доме тоже. Подходи через полчаса к купальне. Я там буду тебя ждать.

– Merci beaucoup,[22]Вольдемар! Bien sûr,[23]духота неимоверная. Я приду туда, любимый.

Владимир рассказал Игнату о том, что барыня пойдет с ним ближе к полуночи на купальню.

– Игнатушка, друг мой, я эти дни совсем забыл о тебе, родимый. Заскучал ты, небось, без меня? Да и мне порядком надоело играть в любовь с восторженной глупышкой.

– Да, вроде, не глупа она: все книжечки читает.

– Кому от книжек этих польза? – усмехнулся барин. – Я говорю: глупа, как гусыня. Устал я от нее: все вздохи, да поцелуи. Даром, что дворянка: а из того же теста, что и другие слеплена. А красота? Всего лишь beaute du diable[24]. Игнат, еще Сократ сказал: «Красота – это королева, которая правит очень недолго».

Приказчик в ответ только хмыкнул, в очередной раз, дивясь безграничной мудрости своего кумира.

– Ну, ее! Как там, Марусенька поживает? А Лушка, как? Поди, уж мочи нет обеим?

– Это точно! Мочи нету… Этим лярвам только подавай.

– Скажи, что скоро встретимся. Пусть, подождут чуток. Игнатушка, я сегодня Глашку на купальню-то приведу… Встану так, чтобы луна нас осветила – небо ясное, и все вокруг видать. А ты схоронись в кустах ракитника: воззришься на нее нагую. Это я тебе предлагаю сделать в качестве аперитива – аппетит твой подхлестнуть. Посмотришь на перси и бедра нашей куропатки, чтоб в будущем вкусить ее с желаньем. Идет?

– A-то бы, и не шло?! Я с радостью взгляну на дичь такую, – Игнат рассмеялся от удовольствия.

Глаша бежала по тропинке к барской купальне. Высоко в небе стояла полная луна, освещая все вокруг холодным ярким светом. Каждый куст виднелся в темноте: казалось, сияние Селены посеребрило ветвистые кроны, тонкие узорчатые тени лежали на земле, создавая сказочную картину. Девушка жадными глотками вдыхала ночной воздух, напоенный ароматами жимолости и отцветающего жасмина. Соловьи рассыпали немыслимые трели так, словно уводили нечаянного путника в страну беспробудных грез. Боже, как было хорошо! Как, она была счастлива: и от этой прекрасной чарующей ночи и от предстоящей встречи с любимым!

Он ждал ее возле беседки. В темноте белела знакомая рубашка. Лица не было видно. Подбежав к нему, она ткнулась в широкую грудь, губы искали его губы.

– Mon Cher, надеюсь, ты, не в платье?

– Нет, я в сорочке буду купаться, и халатик накинула.

– Divine[25]… Только никаких сорочек! Скидывай, все донага.

– Я боюсь: вдруг, кто увидит?

– Скажи на милость: кому надо моционы совершать в столь поздний час? Это у нас с тобой амуры, другие – спят давно без снов, уставши от работы.

Снимай все, S’il vous plaît.[26]

– Je vous en prie,[27]любимый, если ты, желаешь.