Читать книгу "Загон - Евгений Прошкин"

Он держался бодрее, о побоище напоминала лишь опухающая губа и вымазанная в глине рубашка. Илья немного прихрамывал, но без него высокие ступени тамбура Андрей не одолел бы.

В вагоне Илья наорал на какую-то бабку и заставил ее уступить Андрею место. Андрею было страшно неудобно, но от возможности сесть он отказаться не мог. Он опять куда-то уплывал – дурнота то исчезала, то накатывала с такой силой, что темнело в глазах. Илья всю дорогу стоял рядом и придерживал его за плечо.

От станции до дома Илья тащил Андрея на себе.

– У тебя же нога… – слабо протестовал Андрей.

Илья весело матерился, называл его захребетником и приказывал заткнуться. Он говорил, что скулеж ему мешает, и если Андрей произнесет еще слово, то он его бросит. Андрей благодарно умолкал, но через пять шагов снова начинал сетовать.

Так они и плелись – мимо гуманитарки, мимо детской площадки и смеющихся женщин в розовых блузках.

Ввалившись в квартиру, Илья уложил Андрея на кровать и велел раздеваться. Сам он снял рубашку, вымыл руки и пошел на кухню. Минут двадцать оттуда доносилось какое-то позвякивание. Андрей подумал, что время для обеда выбрано не очень подходящее, но спорить не стал.

Из кухни Илья вернулся с большой кастрюлей, в которой находилось что-то густое и черное.

– Я это есть не буду, – заявил Андрей.

– Я тоже, – сказал Илья. – В туалет хочешь?

– Как?..

– Как-как!.. По-маленькому.

– В смысле?..

– Не в смысле, а в кастрюлю. Давай, заодно посмотрим, что у тебя с почками. Будет кровь – связываюсь с клиникой. Не будет – без врачей обойдемся. Давай, говорю! – прикрикнул он. – Или я пописаю, если тебе приятней.

Андрей, глупо улыбаясь, повернулся на бок и исполнил распоряжение.

– Жить будешь… – промолвил Илья.

– Что здесь? – осведомился Андрей с отвращением.

– Народное средство. Чай, тертая картошка, сода и геркулесовые хлопья, – перечислил он. – И еще кое-что.

Илья воткнул в черную массу любимую ложку Андрея и принялся перемешивать.

– Ты где этому научился? – спросил Андрей.

– Там, – нехотя бросил он. – Не дергайся, щипать будет. А потом будет чесаться. Терпи. Когда совсем невмоготу станет, пойдешь мыться.

Илья зачерпнул народного средства и без предупреждения вывалил его Андрею на грудь.

– Поздно, уже в дерьме, – сообщил он, опережая все возражения.

Размазав по телу горячий ком, Илья зачерпнул еще и шмякнул ниже, на живот.

Андрей подставлял синяки и меланхолично следил за возносившимся к потолку паром. Особой вони, против ожидания, не было, однако мысль о последнем ингредиенте, как выразился Илья – «растворителе», удовольствия не доставляла.

– Ты точно соду туда добавил? – спросил Андрей. – Не соль? Ты из какой баночки брал? Та, что со слоном? Или с котятами?

– Щиплет, да? Хорошо, – умиротворенно сказал Илья. – Если щиплет, значит ты живой.

– «Щиплет!» – с сарказмом повторил Андрей. – Так дети говорят: «щиплет»… а это не щиплет, это… как будто меня жрет кто-то!..

Илья включил монитор, и он на какое-то время отвлекся. По четвертой программе показывали шестьсот седьмую серию исторического детектива «Московские тайны». Андрей в этом фильме ничего не понимал, но его увлекали длинные планы городских пейзажей, в которых, по заверениям съемочной группы, каждый кирпичик был воссоздан в соответствии с оригиналом.

В «Московских тайнах» рассказывалось о каких-то странных, никому не нужных интригах. Андрей в них запутался еще на первых сериях, и дальше было совсем неясно, тем не менее он продолжал смотреть. Ему нравилось любоваться домами – чудными, но разными. И людьми – ни капли не изменившимися. Единственное отличие заключалось в том, что во времена «Московских тайн» никому не приходило в голову определять интеллект-статус человека, поэтому многие на работе и в жизни занимали чужое место. Начальник часто оказывался глупее подчиненного, а жена умнее мужа, – ничего, кроме беды, это не сулило.

Илья устроился в кресле и не переключал программу, хотя сегодняшняя серия была скучной. Герои не покидали помещений и вели нудные разговоры про деньги и про любовь.

Когда лысый человек в блестящей куртке достал автомат и крикнул: «Грохну, падла!», Андрей наконец-то уснул.

Проснулся Андрей от невыносимого зуда. Черная корка уже подсохла и кое-где осыпалась круглыми чешуйками, но тело от этого чесалось не меньше.

Он вскочил с кровати и, не говоря ни слова, понесся в душ.

– Рано, рано! – крикнул Илья. – Потерпи еще.

– Все, не могу! – отозвался Андрей, судорожно хватая краны.

Струя, рванувшая из рассекателя, была слишком горяча, зато чесотка тут же унялась. Андрей постоял, переминаясь с ноги на ногу, пока не догадался сделать воду холоднее.

Самочувствие было сносным. Синяки на ребрах не пропали, но выглядели какими-то выздоравливающими и благодарными. Андрей, проверяя мышцы, помахал руками, понагибался – насколько позволяли габариты душевой – из стороны в сторону и пришел к выводу, что способен спасти кого-нибудь еще.

– Простыню уже не отстираешь, – задумчиво сказал он, одеваясь.

На штанах появились две новые дырки – не считая той, от кустов. Рубашка пострадала не так сильно, но тоже нуждалась в ремонте.

– Простыню? Нашел, о чем горевать, – сказал Илья.

– Ты-то как?

– В норме. Мне бы рубаху… Одолжишь?

Андрей открыл дверцы шкафа и заглянул туда так, словно менял наряды по десять раз в день. Парадные брюки и две рубашки – вот все, из чего он мог выбирать. Одну, ношеную, он взял себе, вторую, ненадеванную, положил перед Ильей. Возможно, для кого-то ему было бы жалко. Для Ильи – нет.

– Что делать будем? – спросил Илья.

– А чего нам делать-то?

– Я тут мест никаких не знаю. Я же у вас недавно, в тридцать седьмом. Развлечься бы как-нибудь.

– Какие у нас развлечения?.. Как везде. Чаю попьем, да телик посмотрим.

– Э, нет. Дома я торчать не могу.

– А где же нам торчать?

Илья оделся и расчесал волосы. Рубашка сидела сносно – шили их настолько приблизительно, что даже не указывали размеров.

– Кошмар… – молвил он, подворачивая рукава. – Нет, ты серьезно собрался тут до вечера околачиваться? У тебя друзья-то есть?

– К ним, что ли, пойти?

– Лучше, конечно, к подругам.

– Подруга у меня была, – оживился Андрей. – Наставница, Эльза Васильевна.

– Тьфу, ты! Ей небось лет шестьдесят?

– Нет, не шестьдесят. Но она уже улетела.