Читать книгу "Быть киллером - Артемий Люгер"

— Садись, Андрей, — сказал он, — поговорим, успеете ещё с Вадькой надраться, хотя ты, может быть, не такой большой любитель этого дела, как мой разгильдяй. — Чего встал? — сказал он Вадьке, — иди, дай нам с Андреем поговорить. И мне: садись, в ногах правды нет. И когда я сел, продолжил: хотя знающие люди говорят, что нет её и выше.

— Сколько вы с моим Вадькой вместе учились, года два, верно? Потом мой остолоп в институт, а ты — в армию. Хвалю. А после Афгана? Я не просто так интересуюсь, думаю, что смогу предложить тебе работу, но для этого я должен тебя хорошо знать. Кое-какие справки о тебе я навёл, и не прихоти своей ради, а потому что мы берём к себе только проверенных людей. Так что отнесись к этому правильно. А теперь рассказывай подробно, как ты жил после Афгана — до сего дня. Закуривай, не стесняйся, и начинай.

Зная профессию Вадькиного родителя, подобных вопросов я ожидал. Не ожидал только, что он потребует таких подробных ответов. Но хотя я и собирался отвечать в общих чертах, свои ответы на всякий случай подготовил тщательно. Сейчас мне это пригодилось.

Не буду пересказывать всё, что я вешал на уши Вадькиному отцу. При этом почти всё, что я рассказывал, было правдой. Я только увеличивал сроки своих временных работ, чистым враньём была только одна — у хозяина нескольких ларьков, которого, я знал, год назад убили в какой-то рыночной разборке. Был у меня заготовлен ответ и на самый опасный, с моей точки зрения, вопрос: на какие деньги я живу, работая нерегулярно на таких малооплачиваемых работах. Отвечая на этот вопрос, я слегка замялся, а потом «раскололся»: возвращаясь из Душанбе, провёз в Питер, по поручению тамошних мафиози, солидную партию наркотиков, за что получил солидные же, я не уточнял, деньги.

— Ну, что ж, молодец, что не стал врать, — выслушав мои «показания», сказал Вадькин отец. — Конь о четырёх ногах и то спотыкается — блеснул он народной мудростью. Главное — не повторять ошибок. Значит, так: с понедельника выходишь на работу (он назвал солидный автомобильный салон) охранником, там будут предупреждены. Будешь получать — он назвал немалую сумму — это на первое время. Работа эта для тебя, как я думаю, временная, но работать надо добросовестно. Ну а дальше, а дальше «поживём — увидим». Если нет вопросов (вопросов у меня не было), можешь идти к моему остолопу, он уже, наверное, тебя заждался.

И я вернулся к Вадьке.

В следующий понедельник я вышел на работу. Салон занимал два просторных этажа в здании, почти полностью перестроенном из бывшего Зимнего стадиона. Администратор, человек лет сорока в новеньком, с иголочки, дорогом костюме «от кутюр», табличка и именем была кокетливо приколота к левой стороне его пиджака, узнав моё имя, сказал: — От Вадима Сергеевича, как же, знаем — и тут же передал меня своему помощнику Игорьку, приказав, — Игорёк, введи Андрея в курс дела. — Игорёк, почти в таком же костюме, но разве что суть дешевле (я понял, что иерархию здесь блюдут) долго водил меня по залам, переходам между ними и кабинетам, называя мне назначение и обитателей каждого из них. — Три дня можешь болтаться по салону и задавать вопросы, но только охранникам. Потом, когда придёт разрешения на оружие, начнёшь служить по-настоящему. — В своём кабинете он достал из стола такую же, как на администраторе и на нём, табличку, вписал от руки моё имя и приколол к моему не фирменному пиджаку.

— Иначе на твои вопросы никто отвечать не будет. С четверга или пятницы, когда придёт разрешение, получишь оружие и форму, будешь три дня в неделю сидеть на входе, естественно, внутри. Твоё дело — визуальный осмотр, две внешние камеры слежения и металлоискатель. При опасности или вообще что-то непонятное — на пульте, который будет у тебя в кармане, нажимаешь кнопку. Сигнал получит… кто надо. В этом случае кобура расстёгивается, и ты находишься в состоянии готовности номер один. Инструкцию я тебе дам сегодня же. Дома её почитаешь, а ещё лучше запомнишь. Ещё три дня — просто ходить по залу, помогать клиентам в том, что они попросят и наблюдать за порядком, потому что — он хмыкнул — бывали случаи…

Буквально на второй день, гуляя по выставочному залу салона, я загляделся на чёрный «Линкольн». Машина была из тех, что на улицах встречались весьма редко. Проходивший администратор, увидев моё лицо, на котором я не смог потушить выражение восторга, сказал:

— Какова машинка, а? Залезай в салон, посиди, познакомься ближе, кто знает, может, будешь когда-нибудь ездить на такой, а что? Только ничего там не трогай, двести тысяч, не шутки.

Я чуть ли не благоговейно влез в кабину и стал во все глаза рассматривать её внутреннее устройство. Робко потрогав рулевое колесо, я заметил на его стволе, как мне показалось, обрывок тонкой белой нитки, но, присмотревшись, обнаружил простую царапинку. Через четыре дня я приступил к своим постоянным обязанностям, не слишком интересным, но и не слишком утомительным. Сидеть на входе было скучно, посетители заходили не часто, развлекали только камеры наружного наблюдения. В них проходящие люди выглядели часто непредсказуемыми и нередко смешными. В другие три дня я ходил по залам и время от времени позволял себе залезть в кабину какой-нибудь шикарной машины, привлекшей моё внимание. Однажды в зале продажи появился белый «Линкольн», почти копия того, в котором я сидел в первый день моей работы. Этот отличался не только цветом, что-то новое появилось у него в районе передних фар, чуть по-другому выглядели задние крылья. Тут уж я не смог удержаться и влез в кабину. Там тоже было как-то не так, как в том, первом, и только я уже решил, что это новая модификация той же модели, как мой взгляд упал на рулевое колесо, на котором я заметил знакомую мне царапину в виде вопросительного знака. Понять, в чём тут дело, я не смог, но это наводило на размышления. После этого случая я не раз садился в салоны дорогих машин, это не возбранялось, и внимательно разглядывал их внутренности. Пару раз я находил знакомые приметы в разных по внешности машинах, а иногда сам делал незаметные «зарубки». Довольно скоро я понял, что по крайней мере часть из этих машин не продавалась, а, так сказать, сдавалась в аренду, и быть может для дел не вполне законных. Иногда какая-нибудь машина, вернувшись к нам, выставлялась уже в зале подержанных машин и, судя по её внешности, подвергалась солидной обработке. Иногда, думая в стиле человека, пославшего меня сюда, я говорил себе, что такая-то машина «вернулась с задания». Понятно, что своими наблюдениями и мыслями, навеянными этими наблюдениями, я ни с кем не делился.

Было у меня о чём подумать и кроме работы. Мои отношения с Людой стали потихоньку разлаживаться. Мне казалось, что я по-прежнему привязан к ней, слова «любовь» я избегал даже в мыслях, может быть потому, что за ним маячило слово «женитьба», а к ней я был не готов, да и Людин рассказ о сделанном ей аборте и его последствиях держался где-то на периферии сознания. Я был уверен в том, что она, как человек, лучше Даши во всех отношениях, и что любит меня больше и искреннее (в Дашке в этом отношении я вообще сомневался), но и отказаться от Даши совсем я не мог. Я сказал, что Люда была лучше во всех отношениях, но здесь я кривил душой. В одном отношении, мне совсем не безразличном, Дашка здорово превосходила мою скромную подругу. В той постоянной, почти девичьей застенчивости, с которой Люда отдавалась мне, была своя и немалая прелесть, но то сексуальное буйство, которому предавалась в постели Дашка, действовало на меня просто завораживающе. Если Людины ласки будили во мне нежность, то Дашкины будили во мне самца, жаждущего безоглядной нерассуждающей страсти — и эту страсть получающего. Иногда я ловил на себе Людин взгляд — в её глазах со всегдашним вопросительным выражением я замечал, ну, что ли, искру недоверия.