Читать книгу "Некроскоп - Брайан Ламли"

— Что-то в этом роде, — Боровиц пожал плечами. — Но сейчас это уже не имеет значения. Нет, если бы они хоть как-то были в этом замешаны, это проявилось бы во время слушаний; наш друг Юрий Андропов не упустил бы такой шанс. Я мог бы сразу по нему определить. Он, судя по всему, чуть не описался от злости из-за того, что Леонид счел возможным вмешаться в его дела.

— Это значит, что теперь он жаждет твоей крови!

— Не думаю. Во всяком случае в течение ближайших четырех лет. А когда станет ясно, что я прав, то есть когда Брежнев убедится в истинности предсказаний Влади, а следовательно получит доказательства эффективности работы отдела, — тогда у него тоже ничего не получится. Так что... если нам немного повезет, мы навсегда освободимся от этой своры.

— Гм... Ну, будем надеяться. Ты, вроде бы, умный мужик, генерал. Хотя я это и так знал. А теперь скажи, зачем еще ты пригласил меня сюда?

— Ну, мне нужно сказать тебе кое-что еще, есть еще кое-какие моменты, понимаешь? Но мы можем поговорить за ужином. Наташа готовит свежую речную рыбу, форель. Ловить строго запрещено. От этого она кажется еще вкуснее.

Он поднялся и двинулся по берегу в обратную сторону.

— И еще, — бросил он через плечо, — я хотел посоветовать тебе продать эту консервную банку на колесах и купить себе пристойную машину. Думаю, лучше всего подержанную “Волгу”, Во всяком случае, не новее, чем у меня. Это соответствует твоему служебному положению. Ты можешь обкатать ее во время отпуска.

— Отпуска?

События развивались стремительно.

— Да, разве я не сказал тебе? Как минимум три недели, все зависит от обстоятельств. Я укрепляю особняк, поэтому там совершенно нельзя будет работать...

— Что ты делаешь? Ты сказал, ты...

— Да, укрепляю резиденцию, — Боровиц был абсолютно серьезен. — Пулеметные гнезда, ток вдоль забора и все в таком роде. Все это есть на Байконуре, откуда запускают космические ракеты. А наша работа важна ничуть не менее. Так или иначе, я получил “добро”, и работы начнутся в пятницу. Как ты знаешь, мы теперь сами себе хозяева, в определенных пределах, конечно... но в резиденции во всяком случае точно. Когда все будет закончено, у всех нас будут пропуска на вход туда, и без них никто не проникнет внутрь. Но это позже. А сейчас предстоит еще много работы, и я сам буду Наблюдать практически за всем. Я хочу, чтобы резиденция стала более просторной, чтобы в ней стало больше помещений для проведения экспериментов. Да, у меня впереди четыре года, но они пролетят быстро. Первый этап преобразований займет больше полумесяца, поэтому...

— Так что пока все это будет делаться, я получаю отпуск? — Драгошани оживился, в голосе его чувствовалось возбуждение.

— Да, ты и еще один или два человека. Для тебя это послужит наградой. Ты очень хорошо поработал той ночью. Если не считать дыры в моем плече, все прошло” очень успешно, — да, и если, конечно, не принимать во внимание смерть бедного Герхова. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что мне пришлось попросить тебя пройти до конца. Я знаю, как это ненавистно для тебя...

— Давай больше не будем говорить об этом, — ответил Драгошани, а затем, полуобернувшись, добавил с дьявольской усмешкой:

— Во всяком случае, рыба на вкус мне нравится больше!

И с тем же выражением произнес:

— Ты садист и старая шельма! Боровиц громко рассмеялся:

— Вот это-то мне и нравится в тебе, Борис. Ты похож на меня: абсолютно не уважаешь своих начальников. — И тут же сменил тему. — Как бы то ни было, где ты собираешься провести свой отпуск?

— Дома, — ответил не колеблясь его собеседник.

— В Румынии?

— Конечно. Поеду в Драгошани, туда, где я родился.

— Ты когда-нибудь ездил куда-либо еще?

— А зачем? Мне хорошо знакомо это место, и я люблю живущих там людей — во всяком случае в той степени, в какой я вообще способен любить что-то. Драгошани теперь город, но я найду себе место где-нибудь за городом — в деревне или в горах.

— Должно быть, там очень хорошо, — кивнул Боровиц. — У тебя там есть девушка?

— Нет.

— Что ж тогда тебя туда так тянет?

Драгошани что-то пробормотал, пожал плечами, но его глаза при этом сузились до щелочек. Идя впереди, шеф не видел выражения лица Драгошани, когда тот ответил.

— Не знаю. Думаю, что-то в самой почве.

Глава 2

Гарри Киф почувствовал на щеке тепло солнечных лучей, проникающих сквозь окно классной комнаты. Он узнал не поддающееся описанию ощущение под собой твердой школьной скамьи, поверхность которой была отполирована десятками тысяч задов. Он услышал яростное жужжание маленькой осы, летающей вокруг его чернильницы, линейки, карандашей и георгинов, стоявших в вазе на подоконнике. Но все это существовало где-то на периферии его сознания, было не более чем отдаленным фоном. Он ощущал все примерно так же, как ощущал свое сердцебиение — его сердце билось слишком уж быстро и громко для кабинета математики солнечным днем августовского вторника. Все происходящее вокруг было вполне реальным, таким же реальным, как дыхание свежего ветра, проникавшего через открытое окно и касавшегося его щеки. И все же Гарри не хватало воздуха — словно утопающему. Или утопающей.

Подо льдом, где он отчаянно боролся за свою жизнь, солнце было не в состоянии согреть его, жужжание осы терялось в бульканий и журчании ледяной воды, в звуках, издаваемых пузырящимся воздухом, выходившим из его ноздрей и сквозь напряженно сомкнутые в немом крике челюсти. Внизу — чернота, замерзающая тина и водоросли, а наверху...

Толстое ледяное одеяло, а где-то в нем — полынья, в которую он (она?) упал, но где она? Борись с течением! Сражайся с ним и плыви, плыви! Подумай о Гарри, малыше Гарри! Ты должен жить для него! Ради него. Для Гарри...

Вот она! Вот она! Спасибо тебе за это, Господи! Спасибо, Господи!

Он цепляется за края проруби — они остры как стекло. И вдруг — чьи-то посланные Небесами руки, опускающиеся в воду, — кажется, что они двигаются слишком медленно, почти как в замедленной съемке, ужасно, просто чудовищно медлительные. Сильные, поросшие волосами руки. Кольцо на среднем пальце правой руки. “Кошачий глаз”, оправленный в широкий золотой перстень. Мужской перстень.

Он смотрит вверх, его лицо под водой неясно виднеется сквозь водную рябь. Сквозь лед видны очертания человека, стоявшего на коленях возле проруби. Схватись за его руки, такие сильные руки, и он вытащит тебя наверх словно ребенка. А потом будет трясти тебя, пока не высохнешь, — за то, что ты его так напугал.

Борись с течением — схвати его за руки — бейся с потоком воды. Борись, борись! Борись ради Гарри!..

Наконец-то! Ты добрался до этих рук! Хватайся крепче! Держись! Постарайся вынырнуть и дыши, дыши!