Читать книгу "Красная площадь и её окрестности - Михаил Кириллов"

На одном из этажей сделали выставку последних фотографий Владимира Ильича, где он изображён больным, после нескольких инсультов. Разместили аккуратно, но всё равно не следовало бы этого делать. Эти снимки поместил в своей книге о Ленине Дмитрий Волкогонов, бывший член ЦК КПСС, гнусная личность. Сделать это в отношении инсультного больного не решилась бы и обыкновенная семья, а антиленинец решился. Таким образом, по его мнению, он доказывал нежизнеспособность ленинизма.

Но музей работал. В 1995 г. я, вместе с моим другом по Академии Ю.А.Филимоновым, в последний раз посетил его. В 1996-м году мэр Москвы Лужков закрыл музей, передав часть экспонатов в ведение Исторического музея. Власть расправлялась с великим вождем пролетариата, как только могла.

В 1994-м году я вступил в Российскую коммунистическую рабочую партию (РКРП), созданную осенью 1991-го года. Мои братья к тому времени уже работали в этой партии.

1993 г. Расстрел Дома Советов

В конце сентября 1993–го года мне довелось побывать в Москве. Сначала у музея Ленина, а позже – у Белого Дома. Сохранились мои записи от того времени.

«23-го сентября я в Москве. Спустился по улице Горького к музею Ленина. Картина необычная. Газет не продают. Люди не собираются. Стоят в униформе баркашовцы.

Зная о событиях, связанных с Белым Домом, с его роспуском по указу Ельцина, поехал туда на метро.

Съезд должен был начать свою работу с опозданием, так как депутаты с трудом добирались в Москву. Многим в аэропортах и железнодорожных вокзалах ставились рогатки. Информация о событиях в Белом Доме глушилась. Вокруг самого Дома Советов шли митинги москвичей.

От метро «Баррикадная» люди рекой тянутся вниз, к Белому Дому. Словно их магнит тянет. Именно здесь решается судьба Родины. На заборах и бетонной стене стадиона – прокламации, лозунги, решения общественных комитетов, гневные стихи, карикатуры на президента, Гайдара и прочих. Прохожим активисты раздают листовки.

На пути – баррикада: ящики, бочки, камни, арматура. Что-то вроде шлагбаума. Над ним реет красный флаг. Строгий седой рабочий с красной повязкой на рукаве. За 100 м до шлагбаума «газик» с тесно сидящими внутри милиционерами: греются.

Во дворе у Белого Дома до 3-4-х тысяч человек. Основная группа -1,5 тысячи – в центре, у микрофонов, слушают ораторов. Подошел поближе. Кто-то из них убежденно говорит в защиту Советской власти. «Кто такой?» – спрашиваю я. «Анпилов!», ответили мне как малому детяти. Народ вокруг стоит плотно, больше пожилой, бедно одетый, но лица светлые. Анпилов. От Российской коммунистической рабочей партии. Лицо простое, как у рабочего от станка, говорит просто, ясно, как бы беседуя. А где же КПРФ?

Тут принесли какой-то большой ящик. Анпилов поднялся на него и наконец-то стал хорошо виден. Пошутил: «Ну вот, плаху принесли. Умереть на плахе за народ считаю святым делом!» Своей непосредственностью и убежденностью напомнил С.М.Кирова. Я обошел площадь. В перерывах по мощному микрофону транслировались советские песни («Три танкиста», «Катюша», «Москва майская»). И неслись звуки этих песен над Москвой-рекой, утыкаясь в стены американского посольства.

Во дворе появились депутаты. На площади по микрофону страстно выступал от Российской коммунистической рабочей партии худощавый седой поэт Борис Гунько. Четко выраженная классовая позиция, воля и страсть. Среди турникетов юрко семенит маленькая сухенькая старушка и быстро-быстро говорит: «Кворум есть, кворум есть, кворум есть…». Очень похоже на «цып, цып, цып…». Это она сообщает окружающим, что вот-вот откроется съезд народных депутатов.

Кто-то, предвидя нападение власти, формирует ополчение. Кто-то молится. Анпилов с товарищами перетаскивают радиоаппаратуру (больше некому). Прекрасные, но беззащитные люди. Когда уходил, в душе шевельнулось чувство: «Пришел на похороны ещё живой Советской власти, проститься с товарищами».

Пока медленно поднимался от Дома Советов к метро, вдогонку неслись звуки любимых советских песен. А народ шёл мне навстречу, к Белому дому, все полотне и плотнее».

Съезд Народных депутатов снял Ельцина с должности Президента. Это вызвало обострение борьбы. Позже, в начале октября, трудящимися была захвачена московская мэрия, проведена попытка захвата телестудии в Останкино и, в конце концов, – по приказу Ельцина, произведён расстрел Дома Советов из танков.

В походе на Останкино и непосредственно в защите Дома Советов участвовали оба моих брата – Володя и Саша. К счастью, они остались живы и ещё до расстрела смогли выбраться из здания парламента и вернутся домой, в Рязань.

Время лечит, копит силы. Нужна работа с людьми, терпение и вера. То, что произошло в течение этого, последнего, месяца, при всей трагичности случившегося, – только верхняя часть айсберга, поверхностный слой процессов. Глубже, у дна социальной жизни, – колоссальные резервы протеста.

Когда говорят о живой крови, крови, пролитой в схватке рабочих с жандармами, забывают о вымирании населения страны, прежде всего, трудящихся, – процессе более зловещем, чем естественный экстремизм отчаяния и протеста. Об этой медленной смерти народа за счет неродившихся и преждевременно умерших – власти молчат.

В январе 1994-го года в газете «Правда» вышла статья известного драматурга Виктора Розова о событиях октября 1993-го года. Он писал: «Кровь, пролитая при расстреле Дома Советов, навеки запятнала пиджаки, фраки и мундиры Ельцина и его подельников. Слёзы матерей, отцов, жён и детей по убитым и покалеченным выступают белой солью на их упитанных лицах».

Через год после случившегося, 3 октября 1994-го года, прошла мощная демонстрация москвичей и митинг у стен московской мэрии в связи с годовщиной ельцинского расстрела из танков Дома Советов. Я и мои братья участвовали в этой демонстрации. Колонна людей растянулась от сквера на Смоленской площади по набережной до Краснопресненского моста и мэрии. Десятки тысяч москвичей, стоя на митинге у стен мэрии, скандировали: «Советский Союз! Советский Союз! Убийцы! Убийцы!» Вверх поднимались тысячи рук.

В девяностые годы я потерял родную сестру Ольгу (блокадницу) и лучших своих друзей по Академии – Сашу Шугаева и Юру Филимонова. Ушли из жизни мой школьный учитель Алевтина Алексеевна Житникова и мой учитель профессор Евгений Владиславович Гембицкий. Они завещали мне несмотря на трудности «не спешить на посадку».

Семья

К девяностым годам мы уже похоронили наших родителей. Наша дочь – психолог, сын – врач.

Я, после 42-х лет службы в рядах Советской армии и отставки, руководил кафедрой терапии СГМУ и в Военно-медицинском институте, жена работала в школьной библиотеке. Сейчас мы оба на пенсии. У нас растут внуки.

Братья, о них я уже рассказывал в этой книге, работали в Рязани. Средний, Александр Михайлович, после срочной службы в Советской армии (в Махачкале), трудился инженером-оптиком на заводе, младший, Владимир Михайлович, – заводским инженером, а позже психологом в детском доме. И у них растут дети и внуки. У младшего брата и его жены – семеро детей и, теперь уже, – десятеро внуков. Его жена, Валентина Александровна, ещё при советской власти была награждена орденом «Материнская слава». Братья, члены РКРП, как я уже писал, приняли активное участие в защите Дома Советов в 1993 г.