Читать книгу "Раневская, которая плюнула в вечность - Збигнев Войцеховский"

Так что иметь мимолетную связь с Фаиной Раневской такой человек очень даже мог. Тем более его, человека высокого художественного мышления, буквально возбуждал чужой ум, способность мыслить образно и красиво.

Фаина Раневская – первая кандидатура на такой пьедестал. Согласны?

В общем и целом мы с вами вместе убедились в том, что у Фаины Раневской и Сергея Эйзенштейна были все причины для того, чтобы между ними возникло влечение. Между ними не происходило ничего такого, что могло бы в зародыше погасить это увлечение. Проще говоря, они не были ханжами и не возводили слова из Библии: «Не возжелай жену ближнего своего» в священнейший из заветов. Нормальные, свободные, творческие люди из той среды, которая никогда не была сжата монашескими нормами. Отсутствие громких любовных историй в театре могло рассматриваться как доказательство того факта, что там нет настоящих актеров.

Так была связь у Сергея Эйзенштейна и Фаины Раневской или не было?

Была!

Вы знаете, все вот это обоснование или оправдание возможности такой связи я привел вначале специально. Чтобы не огорошивать вас каким-то сообщением, а потом неуклюже пытаться оправдать его. Не зря говорят, что человек, делающий это, всегда виноват.

А сейчас – факты. Извините за то, что они будут, выражаясь языком криминалистов, косвенными.

Так вот, в шестидесятых годах минувшего века известный журналист того времени, близкий друг Фаины Раневской Глеб Скороходов принялся писать книгу о ней. Естественно, они работали вместе. У них и должна была получиться книга записей вечерних разговоров. Спонтанных воспоминаний.

Они трудились долго. Фаина Раневская вспоминала каждый раз разное, не в хронологическом порядке, а как придется. Она иной раз что-то искала в своих ящиках, вынимала из них какие-то записки, открытки, старые письма. Все это было очередным толчком к воспоминаниям.

И вот однажды Фаина Георгиевна вспомнила, что у нее еще есть антресоли. Там должно лежать нечто давнее, не очень важное, но более чем личное.

Фаина Раневская тут же взобралась на табуретку, стала шарить на антресолях и вскоре вытянула оттуда увесистую папку. Она с некоторым удивлением взглянула на эту находку, отерла ее от пыли, уселась на диван, развязала тесемки.

– Ой, Глебушка, тут такое, что мне стыдно вам и показывать! Но все равно покажу – это же было, правда? Рисунки хорошие. Он был талант во всем.

Да, в папке оказались рисунки, выполненные быстрыми, умелыми движениями если не профессионала, то, несомненно, талантливого художника. Как сейчас сказали бы, рисунки не просто фривольные, а откровенно пошлые.

Рисунков было много.

Вот Раневская, вся обнаженная, лежит в истоме на широкой кровати, а к ней строевым шагом приближается одетый гусаром… половой член!

Вы немного шокированы?

То же самое испытал и Глеб Скороходов. Еще больше он был изумлен, когда на каждом рисунке увидел размашистую, такую знакомую ему подпись – «Сергей Эйзенштейн»!

– Да, Глебушка, это Сережа озорничал. – Фаина Георгиевна без особого смущения позволила журналисту пересмотреть все рисунки. – Я была тогда так молода… Смотрите, как я выглядела! Даже не верится. – Раневская замолчала, углубилась в себя, совсем забыла о том, что рядом с ней сидит Глеб Скороходов.

Она долго вот так смотрела в никуда, а Глеб не осмеливался перебить ее задумчивость.

Потом Фаина Раневская словно очнулась, извинилась и попросила Глеба уйти.

– Что-то мне совсем ничего больше не хочется, – заявила она. – Пожалуй, я лучше почитаю Блока или Пушкина. Вы не обижайтесь, Глебушка. Старой кляче хочется побыть сейчас с другим мужчиной. – Актриса улыбнулась и добавила: – С Александром Сергеевичем, например.

Глеб Скороходов ушел, пораженный этим небольшим, совсем даже частным открытием. То, что он увидел на рисунках, изумило его. Да, почти все они были выполнены в манере пошловатого эротического юмора, к тому же имели отнюдь не безобидные подписи. Эти произведения явно выходили довольно далеко за грань того, что дозволено в открытом обществе. А вот если в закрытом, наедине?..

Вот еще пример. Фаина Раневская, опять-таки обнаженная, стоит на коленях перед огромным членом. И все это подписано: «Кающаяся Фаина-блудница».

Глеб Скороходов знал, что Сергей Эйзенштейн неплохо рисовал натуру, часто делал даже наброски сцен своих фильмов прямо на съемочных площадках, пользуясь карандашом или кусочком угля. Глеб сам когда-то несколько месяцев занимался рисунком и сейчас безошибочно определил, что рисунки обнаженной Фаины Раневской сделаны с натуры! На это указывали проработка мелких деталей, выдержанные пропорции тела в самых разных позах и многое другое. Внимательному и опытному человеку сразу ясно, как именно был выполнен рисунок.

Все рисунки были сделаны очень быстро, так что ни о каком долгом позировании не могло идти речи. Немаловажным был и тот факт, что практически на каждом рисунке присутствовали детали мебели, оформления помещения. Много всякого и разного.

Это все говорило только об одном. Такие рисунки мог сделать лишь тот человек, которого Фаина Раневская подпустила к себе так близко, как только могла. С которым у нее были интимные отношения. Не просто какой-то там секс, но очень доверительный, я бы даже сказал – дружеский, что ли, наполненный искренним уважением друг к другу.

Несомненно, когда-то Сергей Эйзенштейн делал эти быстрые наброски. Фаина Раневская ненадолго застывала в той позе, которую желал изобразить художник. Зачем это было нужно? Ну, мало ли что приходит в головы людям, проникшимся самым полным доверием друг к другу.

Завтра вечером, как и было предварительно договорено по телефону, Глеб Скороходов пришел в квартиру Фаины Раневской. Он собирался вести свои записи дальше. Той самой папки с рисунками Глеб не увидел.

– Знаете, Глебушка, пока я жива, не нужно об этих рисунках говорить ничего и никому, – попросила его Фаина Раневская. – Эта была игра. Я говорю о рисунках. Ну, вы все понимаете, а рисунки – это игра…

Да, это была игра. Вот такая интересная. Сергей Эйзенштейн иной раз просил Фаину Раневскую застыть в той или иной позе, быстро делал набросок.

Фаина Георгиевна должна была угадать, что в итоге получилось на рисунке, каков сюжет, каково название. Вначале она почти никогда не угадывала, а потом – научилась. Тем более что Эйзенштейн делал свои рисунки на уже известные, в том числе и библейские сюжеты – как та «Кающаяся Фаина».

У отношений Фаины Раневской и Сергея Эйзенштейна не было, да и не могло быть никакого будущего. Они оба это прекрасно понимали, знали, что сейчас просто им выпало такое время – побыть вместе, получить удовольствие от непринужденных встреч, где каждый был одновременно и ведомым, и ведущим. Умные, интеллигентные люди все отлично разумели. Поэтому их разлука и прекращение отношений не вызвали ни скандалов, ни взаимных оскорблений, ни глупых слез.