Читать книгу "Долгая дорога домой. Воспоминания крымского татарина об участии в Великой Отечественной войне. 1941-1944 - Нури Халилов"

1 сентября 1932 года снова вышел на учебу, но все мои вещи – костюм и ботинки – украли в общежитии. Я написал заявление директору ФЗУ Кудряшову, и он дал мне внеочередной отпуск. Я вновь в разных местах накосил сена и продал его. Таким образом, чуть-чуть приоделся, и зима мне была не страшна.

В ФЗУ был доктор, которого все звали коновалом. Когда у меня случился насморк и кашель, мои товарищи надо мной подшутили и сказали, чтобы я пошел к коновалу. Я не понимал значения этого слова. Открыв дверь медкомнаты, я увидел большого человека лет пятьдесят-шестьдесят и сказал:

– Здравствуйте, товарищ коновал.

Он ехидно улыбнулся. Сначала осмотрел меня, капнул что-то в нос и дал таблетку. Он понял, что я татарский мальчишка, который не знает значения этого слова. Спросил, кто меня к нему направил. Я ответил, что это сосед по общежитию Долгорученко. Тогда доктор в вежливой форме объяснил мне значение этого слова.

Теоретические занятия проходили в разных школах города, но чаще в школе рядом с Центральным почтамтом. На занятиях мы изучали географию, математику, химию, физику, литературу… Из учителей запомнилась учитель географии Орлова.

У своего сокурсника Шевкета Кубаева, который был из Корбекуля, я купил радиоприемник на кристаллах с наушниками. Обошелся он мне в 6 рублей. Он стал первым радиоприемником в нашей деревне. Собрались соседи, они не верили своим ушам.

Шевкет продал мне и пистолет «Монте-Кристо». Он стрелял малокалиберными пулями и стоил тоже 6 рублей. Все эти богатства были у Шевкета, вероятно, потому, что его родной брат был председателем КрымЦИКа[65].

В 1932 году вновь разразился голод. Нас кормили один раз в день и очень плохо. Я принял решение все бросить, вернулся домой и пошел работать плотником в колхоз. Плотницкая мастерская Чибин Шабана находилась в углу табачного сарая. На обед нам давали по одному черепку кукурузной баланды. Половину порции я ел сам, а вторую оставлял для семьи. В ту пору она состояла из девяти человек: отец, мать, мои братья и сестры: Джемиль, Наджие, Сабрие, Лиля, Гульнар, Шевкет и я. Вместе со мной работало четыре человека. В один пятилитровый чайник наливали четыре черпака баланды. Ели все с одной большой чашки, которая стояла на къоне[66]. Нас очень выручала корова, которая давала по 13–17 литров молока, но она внезапно сдохла. Ветеринар сказал, что из-за сибирской язвы, и запретил нам есть ее мясо. Вторую корову, яловую, мы вынуждены были зарезать.

Нас немного выручало то, что нашими соседями были два немца – Ганс и Эрнест. Они держали две коровы, которые давали по 45 литров молока. Они делали голландский сыр, который все называли кашкавал, а вот сыворотку, довольно жирную, с кусочками сыра они отдавали нам. В эту сыворотку мы бросали муку и кипятили. Получалась жирная баланда. Это нас поддерживало, но голод не тетка!

Однажды отец сказал нам с Джемилем, чтобы мы пошли по селам Джалман, Кильбурун, Мамут-Султан[67]и обменяли на муку или кукурузу мой новый костюм и севастопольский джемпер. Было жалко, но мы пошли по этим деревням. Заходили почти в каждый двор, но никто не хотел дать нам даже одного кочана кукурузы. Голод был везде.

Помню, однажды я пришел в мастерскую раньше, чем Шабан Чибин. В конюшне лежал мертвый лошонок – выкидыш. Сказал об этом мастеру. Он попросил меня никому ничего не говорить. Завернул лошонка в мешок и унес домой. Там его обработали, сварили, и тетя Гафре пригласила нас поесть мясо.

Однажды отец велел мне сходить к тете Пемпе в Тав-Даир. Она дала нам одну корзинку картошки, муку, кукурузу.

Мы работали с Джемилем в саду за речкой, как вдруг начался сильный дождь, который вызвал наводнение. Идти домой было невозможно, тогда мы с Джемилем пошли по полям в сторону Буры[68]. На полях лежало много картошки, смытой дождевой водой. Мы набрали ее за пазуху. Когда добрались домой и сварили ее, я так объелся и после этого несколько лет не мог смотреть на картошку.

Каждый раз, бывая в Симферополе, я смотрю на здание на углу улиц Пушкинской и Карла Маркса. В 30-х годах здесь находился Торгсин[69]. Это был магазин, на прилавках которого было все! Лучшая одежда, самые вкусные продукты, но все эти товары отпускались только за золото. Побывала там и наша семья. Мама сдала старинные фамильные ценности: дорогие браслеты, золотые цепочки, кольца, украшенный дорогими камнями пояс, старинные золотые дукаты, которые хранились в семье, вероятно, еще со времен Крымского ханства. Взамен всего этого богатства мы купили различные продукты. Впрочем, и их хватило не надолго, и тогда мама продала свою шубу и модные ботинки.

Вопрос о том, выживем мы или нет, стоял очень остро. Выход нашли в том, что решили обменять наш просторный дом на более маленький, но за это Мамут Османов дал нам 200 килограммов картошки, 500 литров молока, два мешка желудей дуба и 500 рублей. Мы переехали в его двухкомнатный дом. Так и пережили 1933 год. Осенью собирали колоски пшеницы после комбайна.

Лето 1934 года оказалось урожайным. В тот год я не учился и много работал на молотьбе, тягал солому на скирду, был весовщиком. Ходил на работу босиком, волосы обросли. Как-то в таком виде меня встретил Исмаил – сын сапожника Сеит-Бекира. Неодобрительно оглядев меня, сказал: «Не учишься, ФЗУ бросил. Если хочешь учиться, то завтра я поеду в Симферополь и отвезу тебя в одну хорошую школу».

Вечером я рассказал об этой встрече родителям, и они дали свое согласие. Меня искупали, мама дала чистую рубашку и штаны. На следующий день мы с Исмаилом пошли в Симферополь. Сначала зашли в общежитие сельхозинститута, где он учился, это было здание на улице Битакской, дом номер 2[70], а оттуда пошли на улицу Студенческую, дом номер 14. На углу стояло небольшое двухэтажное здание педагогического рабфака. Исмаил меня оставил у проходной, а сам пошел в дирекцию. Потом позвали меня, когда я вошел, заведующий учебной частью велел подойти к классной доске и написать мелом под диктовку какую-то фразу. Я все сделал без единой ошибки. Он предложил мне решить задачу, и тут у меня все вышло хорошо. Задал еще какие-то вопросы и, удовлетворенный ответами, сказал, что я молодец и с 1 сентября буду зачислен на первый курс педрабфака[71].