Читать книгу "Тайна великого живописца - Нина Дитинич"

Фотограф Иван Федорович Александровский был поистине личностью уникальной. Это был всесторонне одаренный человек, изобретатель, создавший не только стереографический аппарат, но и первую отечественную подводную лодку с механическим приводом, торпеду, водолазное снаряжение и много других важных вещей. Все свое немалое состояние он потратил на изобретения во благо России. К концу жизни Александровский разорился, тяжело заболел и находился в крайне бедственном положении, он обратился к властям за помощью, но его просьба осталась без ответа. Тяжело больного изобретателя поместили в больницу для бедных, всеми забытый и покинутый, в возрасте 77 лет в 1894 году он скончался. А за семь лет до его смерти умер Иван Николаевич Крамской и не узнал, какая судьба постигла его благодетеля.

Но не будем забегать вперед. Иван Федорович с радостью принял на работу молодого художника Ивана Крамского и был им очень доволен.

Иван Федорович Александровский всегда добивался блестящих успехов во всем, чем бы ни занимался, и на поприще фотографа он стал одним из самых известных, лучших фотографов своего времени. Его пригласили ко двору, и он стал одним из первых в России придворным фотографом. Он делает портреты царя, его семьи и приближенных.

Работы в «разделывании» хватало, и Крамской трудился с утра до вечера, доводя фотографии до совершенства.

Иван часто вспоминал, как по винтовой каменной лестнице, темной и грязной, каждый день поднимался в низкую со сводами антресоль, служившую шинельной. В тесноте сбрасывал пальто и в разношерстной толпе молодых художников проталкивался в рисовальный класс, где нумерованных мест не хватало, и ученики сидели на поленьях у самого пьедестала натурщика. За недостатком средств натурщиком в основном служил местный сторож или его приятель.

Во всех коридорах дуло со двора, веяло вонью и грязью, но счастливый Иван, не сводя внимательных глаз с модели, писал. А в свободное время пропадал в Эрмитаже, замирая, часами стоял перед полотнами великих художников, изучал каждый мазок, каждую черточку…

Академия поражала своей разнородностью, и кого там только не было: и представители с юга, в бараньих шапках, и певучие хохлы, и щегольски одетые богатые юноши, и бледные меланхолики в нищенских отрепьях. Посредине залы слышались литературные споры, студенческая речь лилась свободно и жарко. По углам с виноватым видом теснились новички-провинциалы. Несмотря на толчею, постоянный гвалт и нестерпимый, острый запах миазмов, Крамской был несказанно счастлив в академии. Он за час до открытия одним из первых занимал очередь в рисовальный класс и с поленьями в руках терпеливо ждал в очереди, когда запустят на занятия.

В пять часов дверь отворялась, и толпа с шумным грохотом врывалась в зал, неслась через все препятствия, минуя скамьи амфитеатра, вниз, к круглому пьедесталу, где художники закрепляли за собой места поленьями. Усевшись на такой жесткой и неудобной «мебели», дожидались натурщика и писали, писали до умопомрачения.

Но все это было уже позади, Крамской со своими товарищами был выдворен из академии. И все-таки они победили, благодаря их бунту в академии в виде опыта учредили отдел жанристов и позволили писать в мастерских сцены из народного быта. Правда, вскоре жанристов закрыли, но ряд картин на собственные темы все же увидели свет. И на академических выставках эти картины вызвали у русской публики радость и восторг! Это было свежо, ново, живо, забавно. Такие картины, как «Сватовство чиновника к дочери портного» Петрова, «Пьяный отец семейства» Корзухина, «Привал арестантов» Якоби, «Кредиторы описывают имущество вдовы» Журавлева, «Чаепитие в трактире» Попова и другие, произвели фурор.

Однако успех русской школы был далеко не полным. Поклонники отечественной живописи были публикой малоавторитетной, небогатой и не могли поддержать родное искусство материально. Люди же богатые, меценаты со вкусом, воспитанные на итальянском искусстве, авторитетные ценители изящного с негодованием отворачивались от непривычных для них картин и, конечно, возмущались подобным творчеством, яростно ругая его.

Нищим, бесправным художникам приходилось за бесценок отдавать свои труды, то чтобы погасить долг за жилье, то вместо платы за одежду, обувь, а бывало, и просто за еду.

Казалось, что русское искусство должно было зачахнуть на корню, но появились богатые русские люди, которые протянули руку помощи творцам. Меценаты. Это были Солдатенков и Третьяков. Особенно Павел Михайлович Третьяков, который один на своих плечах вынес вопрос существования русской национальной школы живописи. Этим он совершил великий, колоссальный подвиг для своего Отечества! И художники могли рассчитывать не только лишь на академию.

Искусству необходимы время и средства, а главное – любовь к себе, тогда художник терпит всевозможные лишения и может совершать чудеса. Но постепенно силы ослабевают, истощаются ресурсы, а мастер начинает работать по заказам за деньги. Но есть иные люди, люди с крепким характером, во время исполнения заказов они непрестанно самосовершенствуются и не изменяют своему истинному призванию. Таким был Иван Николаевич Крамской.

Он интенсивно работал с утра до ночи. Писал портреты с фотографий, давал уроки в рисовальной школе и царским детям, ретушировал большие фотографические портреты, а в свободное время придумывал эскизы будущих картин и много читал.

Живым, деятельным характером, общительностью и энергией Крамской зажигал своих товарищей, оказавшихся в трудной ситуации, вселял в них веру. Поселившись в жалких конурках, художники собирались у Крамского и сообща обдумывали свою дальнейшую судьбу. Так им пришла в голову идея, с разрешения правительства, создать артель художников, вроде художественной фирмы, принимающей заказы от населения, фирмы с вывеской и со своим уставом.

Получив разрешение, они сняли большую квартиру на Васильевском острове и стали жить все вместе. Большой светлый зал, удобные кабинеты у каждого, свое хозяйство, которое вела жена Крамского, вселили в них уверенность. Появились заказы, понемножку укреплялось материальное положение.

Но не успели они как следует встать на ноги, как чахоткой заболел художник Песков. Доктор посоветовал отправить его в Крым. Товарищи собрали нужную сумму и отправили больного на юг. А чтобы Песков не испытывал там нужды, устроили художественную лотерею. Каждый артельщик написал что-то свое, и пятнадцать чудесных работ были куплены по лотерейным билетам знакомыми и гостями, это принесло в общую казну триста рублей. Деньги были посланы Пескову, но, к сожалению, он, несмотря на лечение, умер.

Завистливые коллеги из Академии художеств злословили и подкалывали членов артели.

– Чего вам не хватало? Сейчас бы за казенный счет совершенствовались в Италии… Это вас хитрый Крамской взбаламутил. Большая золотая медаль-то одна была, вот он и замутил, чтобы она никому не досталась, потому что ему бы ее точно не дали… Шустов или Песков бы ее получил…

Конечно, Крамского это задевало, но он вида не подавал, был весел, приветлив и деятелен. Невозмутимо попыхивая сигареткой, работал без устали.

С самого начала художники выбрали Ивана Крамского старшиной артели, и он вел все дела. Артель процветала, заказы сыпались как из рога изобилия. Крамской управлял аккуратно и честно. Заказы исполнялись настолько добросовестно, что образа и портреты занимали самое почетное место на академических выставках. И надо сказать, это была заслуга Крамского, так как он за всем следил и оказывал громадное влияние на артельщиков своим личным примером. На любой заказ он смотрел как на свое личное произведение и целиком отдавался ему.