Читать книгу "Слуховая трубка - Леонора Каррингтон"

Как было бы здорово найти единомышленников или хотя бы одного, кто бы безоговорочно восхищался тем, что ты говоришь. Я вообразила, как часами рассказываю взволнованной аудитории попугайные анекдоты и меня никто не перебивает и не зевает. Или жалуюсь, насколько непорядочно вели себя по отношению ко мне Мюриель и Роберт и какой тряпкой от вечного нытья жены стал Галаад, у которого раньше был твердый характер. Мечтания наяву, возразите вы. Но ведь есть же люди, которые говорят, не закрывая рта, и никто не осмеливается их перебить. Что такого интересного они могут поведать? Вот если кого-то, как миссис Гонзалес, посещают призраки, это может заинтриговать слушателей, особенно если оратор говорит им о них же самих. В этом весь секрет. Людям нравится то, что касается их, и я не исключение из правила.

Популярность нравится всем, но за нее нужно платить: всегда говорить о других и никогда о себе. Сомнительно, чтобы человек получал от этого хоть малейшее удовольствие — разве только тебя постоянно приглашают на чай с французскими пирожными. Если исключительно интересный оратор предпочитает портвейн, ему могут подать его вместо чая. Окажись я этим интересным собеседником, который всегда говорит исключительно о других, то, вне всякого сомнения, предпочла бы портвейн. В таком случае хозяева, может быть, и подумали бы о замене напитков.

Я представила себя в теплом салоне с красными шторами в окружении счастливых, доверчивых, но каких-то неясных лиц. Я пила бокал за бокалом португальского вина, смаковала его тонкий аромат и иногда заедала крохотным французским эклером. Публика все сильнее радовалась и, когда я подошла к маяку, разразилась аплодисментами. Анна Верц куда-то исчезла — должно быть, заметила, что я не обращаю внимания на то, что она говорит. Бедняжка Анна! Как ей горько оттого, что никому не нравится ее слушать.

Венера сверкала над кронами, подходило время ужина. Я представила вкусное вареное яйцо, но здесь ели то, что подавали на стол. Хотя доктор Гэмбит разрешил мне воздерживаться от мяса, вторая порция овощей мне не полагалась, и иногда я вставала из-за стола голодной. Доктор говорит, что по мере того, как человек стареет, ему требуется все меньше еды, что переедание убивает стариков быстрее, чем что-либо другое. Готова согласиться, но замечу, что мы, старики, получаем от еды немало непритязательной радости.

Ума не приложу, как на нашей скудной пище так разнесло доктора Гэмбита и миссис ван Тохт. Подозреваю, они тайно питаются у себя в апартаментах, хотя как миссис ван Тохт удается разжиться добавкой — для меня большая загадка. Миссис Гэмбит все время следит за кухней, словно рысь, а кладовая постоянно на замке.

Я решила обсудить это с Джорджиной, которая казалась мне хорошо информированной. И еще один немаловажный вопрос, касающийся портрета монахини, висевшего напротив моего места в столовой. За едой доктор Гэмбит обычно делал длинные экскурсы в существо вопросов, которых я не понимала. И пока он разливался мыслью по древу, я разглядывала подмигивающую монахиню. По мере течения времени мое любопытство только возрастало. Джорджина была культурной особой и часто упоминала безумно влюблявшихся в нее знаменитых художников. И я, притворившись, что мой интерес чисто художественного свойства, спросила ее о портрете.

— Скорее всего, школа Франсиско де Сурбарана, — ответила Джорджина, необычайно посерьезнев. — Вероятно, написан в конце восемнадцатого столетия. Конечно, испанцем — итальянцы не способны на что-либо столь восхитительно мрачное. Косая монахиня. Автор неизвестен.

— Как вы считаете, она подмигивает или слепа на один глаз? — Мне хотелось услышать мнение Джорджины относительно личных черт изображенной на портрете женщины.

— Определенно подмигивает. Наверное, старая развратница подглядывает сквозь дыру в монастырской стене, смотрит, как скачут монахи в исподнем. — У Джорджины мысль всегда работала в одном направлении. — Красиво, — добавила она. — Портрет, наверное, висел в доме семейства Гэмбитов среди всякой прочей жути. Все остальное давно сгорело, а подмигивающая аббатиса осталась.

Полотно явно обладало собственной силой, и я порадовалась, что на Джорджину оно тоже производило впечатление. Ведь она такая культурная женщина, почти аристократка.

Странно, как часто подмигивающая аббатиса занимала мои мысли. Я даже дала ей имя, только держала его в секрете. Назвала доньей Розалиндой Альварес Круз делла Куэва — прелестное длинное имя в испанском духе. Она была настоятельницей монастыря в стиле барокко, воображала я, стоявшего на одинокой голой горе в Кастилии. Монастырь назывался обителью Святой Варвары Тартарской в честь бородатой покровительницы чистилища умерших до крещения младенцев, которая, как говорят, играет с ними в этом царстве мертвых. Откуда взялись эти фантазии, не знаю, но они забавляли меня, особенно во время бессонных ночей. Старики спят немного.

Да, испанцы знают толк в изображении черных тканей, — заметила Джорджина. — Они у них так бесподобно гнетуще унылы, как ни у кого другого. Облачение старой дамы имеет текстуру лепестков орхидеи и цвет чистилища. Превосходная работа. Лицо аббатисы обрамляет белая, накрахмаленная оборка; оно светится, как полная луна, и, как луна, чарующе.

Я чувствовала, что Джорджина понимает портрет подмигивающей монахини так, как мне не дано.

Через три дня после прибытия в Лайтсам-холл состоялась моя первая личная беседа с доктором Гэмбитом. Я была вызвана у нему запиской на красной бумаге, где говорилось: «Мариан Летерби, прошу соблаговолить прийти ко мне в кабинет в шесть часов вечера. Л. Гэмбит, психиатр».

Кабинет доктора Гэмбита располагался на первом этаже главного здания. Эта маленькая комната, выходящая окнами на круговой балкон и дальше на лужайку, была настолько завалена всякими безделушками и заставлена массивной мебелью, что казалось, здесь не продохнуть. Книги, журналы, фигурки медных Будд и мраморных Христов, мешанина из всякого рода археологических пустяков, ручки и прочая мелочь занимали каждый квадратный дюйм пространства. Доктор Гэмбит сидел за столом черного дерева размером с половину комнаты. Предлагая мне сесть, он выглядел очень профессионально. Я же с трудом нашла свободное место.

— За недели и даже за годы мы не ждем результатов Работы, — начал он. — Но мы предполагаем Усилие. Наше заведение создано с целью познакомить людей с Работой. С Внутренним Христианством. Мы выбираем обитателей из тех, кто уже познал тяготы и горести жизни в трех измерениях, людей, настолько разочаровавшихся в существовании, что от времени и неудовлетворенности их эмоциональные связи ослабли. Подобное состояние открывает духовный выход к Новой Истине.

Он строго посмотрел на меня, но я лишь согласно кивала, как поступаю всегда, если нервничаю. Доктор что-то записал в блокнот и продолжал:

— За всеми членами нашего сообщества наблюдают и их изучают, чтобы они могли получить Помощь. Но никакая Помощь немыслима, если индивидуум отказывается от сотрудничества и не предпринимает Усилия. В вашей характеристике упоминается о следующих сторонах морального изъяна: Алчность, Лицемерие, Эгоизм, Лень и Тщеславие. В первой строке списка значится Алчность как доминирующее чувство. Такое количество психических отклонений за короткое время не исправить. Вы не единственная жертва дегенеративных привычек — у каждого свои недостатки. Здесь мы стараемся выявить эти недостатки, чтобы в итоге развеять их Светочем объективного самосознания. Тот факт, что вы Избраны в качестве члена нашего сообщества, дает вам сильный стимул смело противостоять порокам и преуменьшить их влияние на вас.