Читать книгу "Разведчики-нелегалы СССР и России - Николай Шварев"

Принять предложение Элиота Филби не мог категорически. Дело в том, что ему было предложено рассказать все, что он знал о КГБ, назвать тех, кто еще работал в Великобритании. Эллиот упомянул несколько имен, и некоторые очень встревожили Филби. Стало очевидным, что соглашение может быть аннулировано в любой момент, если Филби откажется назвать кого-либо. Пойти на такую сделку разведчик не мог.

По мнению Филби (а оно совпадало с мнением Центра), то обстоятельство, что встреча состоялась в Бейруте, а не в Лондоне, и что ему заведомо было сделано неприемлемое предложение, свидетельствует о намерениях английских спецслужб подтолкнуть Филби к побегу, ибо в это время британское правительство меньше всего хотело, чтобы разведчик Филби оказался в Лондоне, чтобы разразился скандал и состоялся судебный процесс.

Имеются данные, которые подтверждают, что такое толкование событий соответствует действительности. С тех пор как Филби после бегства Бёрджесса и Маклейна в 1951 году впервые попал под подозрение, СИС боролась за то, чтобы сохранить свои особые отношения с ЦРУ. Если бы Филби было разрешено вернуться в Великобританию, его бы арестовали и судили и СИС вынуждена была бы признать, что, уволив Филби по серьезному подозрению, впоследствии вновь приняла его на работу и послала в Бейрут. И, что еще хуже, сделала это, не проинформировав непосредственно ЦРУ.

Более того, в этот период консервативное правительстве Гарольда Макмиллана подверглось острой критике в связи с целой серией скандалов, связанных с безопасностью. В памяти общественности было свежо дело Джорджа Блэйка, сотрудника СИС, приговоренного к 42-м годам тюремного заключения за шпионаж в пользу русских. 13 ноября 1962 года было объявлено о создании специального трибунала для расследования дала Джона Вэссела, занимавшегося шпионажем в стенах Военно-морского министерства. В декабре была приговорена к двум годам тюремного заключения за передачу сведений своему любовнику-югославу старший сотрудник Центрального информационного управления. Дело Филби могло стать той последней каплей, которая решила бы судьбу подвергавшегося нападкам правительства.

Однако следует обратить внимание еще на одно обстоятельство в рассказе Филби о сделанном ему предложении. Он подчеркнул, что ряд имен подозреваемых, перечисленных Элиотом, встревожил его. Другими словами, британские службы в своих подозрениях в отношении этих людей не ошибались. Если это были агенты, позднее разоблаченные, как, например, Блант, Блэйк, Филби, вероятно, не стал бы упоминать об этом факте. Но, упомянув о нем, он тем самым посеял подозрения, что из встревоживших его лиц не все были раскрыты и некоторые еще действовали на тот период.

Бытует мнение, что Филби был якобы кем-то предупрежден о том, что в скором времени его могут арестовать. Филби по этому поводу заявляет следующее:

«Никакого предупреждения я не получал. Дело в том, что в течение 12 лет я готовился к подобной ситуации, так как знал: провал может произойти в любой момент. И Когда этот день пришел, что мне оставалось делать? Говорили, что я колебался, но это неправда. Просто я задержался и немного выпил, чтобы показать окружающим, что ничего непредвиденного не произошло, и потратил немного времени, чтобы удостовериться, что пути для отступления по-прежнему надежны. А там — ищи ветра в поле. Как могли меня остановить? В Бейруте у меня были не только враги, но и хорошие верные друзья».

Тот факт, что британскому правительству потребовалось целых два месяца для того, чтобы сообщить об исчезновении Филби, и что о нем было объявлено не раньше начала июня, когда стало известно, что он находится в Москве, способствовал появлению многочисленных гипотез о маршруте его побега. Вероятно, самая правильная версия лежит на поверхности. В ночь на 23 января 1963 года в бейрутской гавани находилось советское грузовое судно, которому понадобилось не менее пяти дней, чтобы добраться до ближайшего советского порта на Черном море.

Итак, представьте себе Черное море, разгар зимы, пять часов утра, небольшой пограничный пост. Стол, несколько стульев, печка, которая топится углем. На печке кипит чайник, в воздухе плавает табачный дым. Филби ждут три или четыре милиционера и сотрудник госбезопасности, знающий английский язык. Его специально прислали из Москвы, чтобы встретить Кима Филби.

По завершении формальностей Филби извинился за свое прибытие. Сказал, что хотел остаться на Западе и продолжать работу, но попал в слишком затруднительное положение. Коллега из Москвы заметил, что Филби несколько волнуется. Он положил руку на плечо Филби и произнес следующее: «Ким, ваша миссия закончена. В нашей службе существует правило: как только тобой начинают интересоваться спецслужбы — это начало конца. Нам известно, что британская контрразведка заинтересовалась вами в 1951 году. А сейчас год 1963-й — прошло 12 лет. Дорогой Ким, за что же вы извиняетесь?»

По прибытии в Москву Филби начал излагать свои воспоминания и эмоции на бумаге. На это у него ушло что-то около трёх лет. Но потом, примерно году в 1967-м, положение изменилось. Ким вспоминает:

«Зарплату я получал регулярно, как и прежде, но работы становилось все меньше. Создавалось впечатление, что в КГБ не представляют, каковы мои потенциальные возможности. Я почувствовал разочарование, впал в депрессию, ужасно пил и, что еще хуже, начал сомневаться, правильно ли я поступил. Видите ли, я никогда ничего не принимал на веру».

«…Благотворно повлияла на меня встреча с Грэмом Грином, произошедшая несколько лет назад. Впервые за долгие годы нашей дружбы мы смогли откровенно говорить друг с другом. Обсудили вопрос о сомнениях, имевший такое большое значение для нас обоих. О тех сомнениях, которые беспрестанно испытывали мы оба: он — как католик, я — как коммунист.

Пытаясь преодолеть это состояние, я начал путешествовать. Объехал весь Советский Союз, но мне не стало легче. Не знаю, как долго продолжались бы мои сомнения и депрессия, если бы в 1970 году все не начало меняться в лучшую сторону: я встретил женщину, которую ждал всю жизнь, — я встретил Руфу».

Досужие журналисты часто спрашивали Филби: «Когда вас завербовали русские? Расскажите о кембриджской шпионской группе?

Филби: «Кембриджской группы не существовало. Это чепуха, выдуманная журналистами и авторами книг о шпионах. Я начал работать с русскими не в Кембридже. То же самое следует сказать о Бёрджессе и Бланте. В отношении Маклейна я точно не знаю, но сомневаюсь в этом.

Теперь о том, как все это начиналось. Когда я был девятнадцатилетним студентом, я старался сформировать свои взгляды на жизнь. Внимательно осмотревшись, я пришел к простому выводу: богатым слишком долго чертовски хорошо живется, а бедным — чертовски плохо, и пора все это менять.

Английские бедняки в то время считались фактически людьми низшего сорта. Я помню, как бабушка говорила мне: «Не играй с этими детьми. Они грязные, и ты можешь что-нибудь от них подцепить». И дело было не только в недостатке денег. Дело в том, что им недоставало еды.

Как только я пришел к выводу, что мир устроен чертовски несправедливо, передо мной встал вопрос о том, каким образом можно изменить создавшееся положение. Я заинтересовался проблемами социализма. К этому времени я уже был казначеем общества социалистов Кембриджского университета и выступал в поддержку лейбористов во время предвыборной кампании 1931 года».