Читать книгу "И целой вселенной мало - Евгения Барбуца"

– Давай сначала посмотрим? – попросила я.

Любопытство страшная вещь. Вот и команда согласилась с моей просьбой.

И мы пошли направо.

Уже через четыре стандартные минуты я пожалела о своем выборе. О любопытстве тоже пожалела. Бросив быстрый взгляд на наемников, поняла, что те тоже прожили бы без подобных впечатлений.

Мы попали в цех, полностью отличающийся от всех, виденных ранее. Мертвенно-бледный голубоватый свет заливал все пространство. А вокруг стройными рядами стояли цилиндрические прозрачные капсулы с человеческими частями тел в розоватой жидкости. Органы, половина туловища и люди целиком – вот что находилось в капсулах. И каждая капсула словно светилась изнутри, показывая части тел во всей красе.

– Что это? – просипела Мэла, указывая пальцем на капсулу с зародышем внутри.

– Инкубатор, – ответила я.

– Откуда знаешь? – обернулся Лай.

Поймав его цепкий взгляд, я поняла, что зря открыла рот.

– А это? – дрожащим голосом спросил Шин.

– Инкубатор, – повторила для особо впечатлительных.

– Нет, это! – ткнул Шин пальцем в капсулу с беременной женщиной с разведенными руками и ногами.

– Я же сказала, инкубатор. – Толика раздражения вырвалась наружу. – Это ферма по производству големов.

– Чего? – переспросил Змей.

– Големы, – взял слово Лай. – Искусственно созданные существа. Нежизнеспособны.

– А те женщины? – Голос Мэл дрогнул.

– А те женщины ходячие производительницы, – хмыкнула я. – Скорее всего, согласились на эксперимент ради денег. Попали на ферму, после чего у них была изъята яйцеклетка, модифицирована и уже зиготой помещена в утробу. Как только закончится срок контракта, их отпустят.

– А дети? – Глаза шерги с каждым моим словом становились все шире и шире.

– Не дети, – поправила я. – Големы.

– Но ведь ты сказала… – И она умолкла.

В памяти всплыли собственные неосторожные слова.

– Что я голем? – посмотрела на нее насмешливо. – Так и есть. Меня создали в одной из таких лабораторий.

– Очень весело, – скривился Змей. – Сама же про свою семью рассказывала, – отказался он верить моим словам.

– Тут даже соргу понятно, что она врала, – тихо сказал Рим.

Повисло тягостное молчание. Каждый силился что-то сказать. Даже Ганзо. И только Лай говорил без стеснения.

– Производство големов незаконно. Считается, что они не имеют сознания и, как все, искусственно созданное, не имеют души. Как же вышло, что ты ходишь, дышишь, мыслишь и чувствуешь?

– Что такое душа, Лай? – спросила вкрадчиво.

Бортовой медик молчал, подбирая нужные слова.

– Душа – это энергоинформационный код, создающийся в момент зачатия и растущий в процессе беременности, рождения и так вплоть до момента смерти, – не стала ждать я. – Ты прав, искусственно созданные вещи не имеют души. Именно поэтому роботы не обретают самостоятельного сознания, если были созданы на заводе, а не конечностями разумного существа. Тот, кто меня создал, работал над моим генетическим кодом лично. Вполне возможно, что на информационном уровне он мог поделиться частью своего кода под названием душа.

– Звучит бредово, – не согласился Лай. – Но тебя должны были утилизировать, как только стало понятно, что ты обладаешь сознанием и душой, чтобы не предавать огласке производство големов и возможность их разумности.

– Они пытались, – пожала плечами.

– Как ты ушла? – посмотрел на меня пристально Лай. В свете голубоватого сияния его глаза, казалось, горели потусторонним огнем.

– С трудом, – призналась, вспоминая путь от клетки до дверей выхода. До сих пор передергивало от воспоминаний о чавкающей кровавой массе под босыми ногами. Но те воспоминания по-прежнему оставались одними из самых ярких и счастливых в моей жизни. Ведь именно тогда меня одарили величайшей благодатью.

Горькая усмешка скривила мои губы. Ну да, благодатью, которая впоследствии превратилась в проклятие.

– Для чего вообще нужны големы? – встрял в наши переглядывания Змей, прервав поток нерадостных мыслей.

– Органы, – пожала плечами. – Иногда некоторые части тела несовместимы с имплантатами, тогда их сращивают здесь, а потом пересаживают носителю. А еще эксперименты. Разные. Големы ведь идентичны людям. Почти.

Я говорила, а в голове билась одна мысль. Почему я рассказываю им это? Почему открываю свои тайны?

Потому что устала и хочу спать. Потому что они мне нравятся. Потому что… А почему бы и нет, собственно? В конце концов, я привязалась к ним. И всерьез подумывала о том, чтобы остаться с ними.

Так мы и продолжали бы тратить время на разговоры, если бы не сработал сигнал тревоги. Ровная голубая подсветка стала мигающей красной. Звуков сирены здесь не было, но уверена, на верхних этажах она завывала вовсю.

– Началось, – прокомментировал происходящее Рим.

– Что началось? – не поняла я.

– Мы установили парочку бомб на верхних этажах. Паника и неразбериха позволят беспрепятственно покинуть здание, – пояснила Мэла.

– Чего стоим? – рыкнул Рим. – За товаром, живо!

– Рим! – остановила я ведущего. – Можно мне… одолжи мне Ганзо.

– Зачем? – Ксерк был предельно собран.

– Я… не могу оставить это как есть, – с трудом выдавила я, нервно мотнув головой в сторону инкубаторов. – Товар вы и без нас заберете. – Мой взгляд мог разжалобить и кхара.

Вот и Рим не стал исключением. Решительным шагом он подошел ко мне, схватил за подбородок и приподнял лицо, заставив смотреть в глаза. На белой коже отражался любимый мною красный свет фонарей. Глядя на эти блики, я невольно вспоминала, почему люблю именно красный. У меня кончики пальцев закололо от нестерпимого желания прикоснуться к его коже.

Не знаю, что хотел увидеть в моих глазах ведущий. Понятия не имею, что все-таки увидел, но спустя секунду мой подбородок был выпущен из цепкого захвата.

– Ганзо, – развернулся он к хорогу, – помоги птичке. Остальные за товаром!

Наемники дружно поспешили на выход, оставив меня посреди цеха по производству големов.

Взгляд невольно скользнул по капсуле с обнаженной беременной женщиной. К горлу подкатил комок. Жизнь мне дала одна из таких производительниц, именно поэтому в свое время я обрела сознание.

Эти женщины знали, на что шли. Рожали-то они в сознании. И маленьких големов, ничем не отличимых от обычных младенцев, отдавали добровольно. А некоторые продолжали участвовать в эксперименте, позволяя использовать свой генный материал для дальнейшего измывательства над биологическим сырьем в лице големов.