Читать книгу "Дедушка и внучка - Элизабет Мид-Смит"

Она побежала по коридору и постучала в его дверь.

– Кто там? – спросил недовольный и удивленный голос.

– Это я, впусти меня, дедуля.

– Тебе нельзя войти, Дороти. Сейчас же уходи.

– Это очень важно, дедушка! Нужно, чтобы кто-нибудь застегнул мне платье.

– Я сказал, уходи, Дороти! Пусть Мэри застегнет тебе платье.

– Она готовит нам ужин. Дедуля, я вхожу!

– Нет-нет, уходи.

Дверная ручка тихонько повернулась. Дверь отворилась на дюйм, и маленькое сияющее личико заглянуло в комнату. Старый сэр Роджер только что побрился и стоял в жилете, собираясь надеть свой старый сюртук.

– Ах, ты прекрасно выглядишь! – одобрила Дороти. – И как ты напоминаешь мне моего папу! Пожалуйста, застегни мне платьице.

Старый сэр Роджер только что побрился и стоял в жилете.

Она быстро, одним прыжком подскочила к нему и повернулась спиной.

– Дитя мое, я, право, не знаю, что мне делать… И почему ты не послушалась меня и вошла в комнату?

– Дедушка, пожалуйста, застегни мне поскорее платьице и поторопись: мне холодно, у меня мурашки по спине бегают.

– Зачем ты надела это платье?

– Как зачем? Чтобы быть нарядной! Ведь я буду ужинать с тобой, дедуля. Ну, становись же на колени и застегни платье. Поскорее, поскорее!

– Конечно, я попробую, но я совсем не знаю, как это делается.

– Ах, какой ты непонятливый, дедуля, ты настоящий гусенок! Ну, разве ты не видишь крючков? Разве не видишь петелек? Нужно просовывать крючки в петельки, только и всего. Я уверена, что смогла бы застегнуть твое платье.

– Извольте стоять смирно, маленькая мисс. Да не вертись же так, Дороти! Ну, хорошо. Теперь готово. Я застегнул платье; правда, не очень хорошо, но все-таки оно держится.

– Оно застегнуто очень плохо, дедушка, но, будем надеяться, что завтра вечером ты застегнешь получше.

– Нет уж! Я не собираюсь больше его застегивать. Все, уходи. Сегодня ты больше не сойдешь вниз.

Дороти отступила на несколько шагов, прислонилась к одной из ножек большой кровати и прямо посмотрела деду в лицо:

– Я сойду вниз с тобой. Я нарядная-пренарядная, и знаю, что на самом деле ты шутишь и тебе очень приятно быть со мной. А погляди-ка, какие у меня миленькие туфельки! Ну, не прелесть ли они? Как ты думаешь, дедушка, я достаточно нарядна?

– Я нахожу, что ты самая странная, самая непослушная, самая…

– «Милая», скажи «милая» в конце, – подсказала Дороти.

Старый сэр Роджер не произнес слова «милая», но морщины на его лице разгладились. Он быстро надел сюртук, потому что часы пробили семь.

– Теперь возьми меня за руку, – приказала она.

Через минуту они рядышком вошли в гостиную. Мисс Доротея, одетая в свое привычное выцветшее платье, стояла возле окна на привычном месте, в привычной позе. Увидев отца и маленькую Дороти, она вздрогнула от неожиданности. Карбури тоже увидел их и скорее вылетел, чем вышел в столовую; быстро-быстро он поставил прибор «для маленькой мисс» и потом доложил, что ужин подан.

– Поставлено три прибора, Карбури? – спросила Дороти приветливым, ласковым голоском.

– Да, мисс Дороти, три прибора.

– Пойдем, дедуля, – Дороти взяла мистера Сезиджера под руку. – Я отведу тебя в столовую. Тетушка, милая, пожалуйста, иди вперед.

Глава VII

Бидди Мак-Кен

Маленький ребенок, который поездил с родителями по всему земному шару, сильно отличается от других детей. Он гораздо понятливее их. Если же это маленькое существо обладает по-настоящему чистым, доверчивым сердцем, встречи и знакомства с людьми различных положений и характеров не портят его.

С тех пор, как Дороти себя помнила, и почти до семи лет она встречалась с самыми разными людьми – и с очень хорошими, и с очень дурными. Последний год своей бродячей жизни она прожила в Канаде. Ее родители переезжали из города в город, из одного поселка в другой. Иногда у них бывало много денег, иногда жили почти впроголодь. Временами ее отец бывал необычайно мил и добр. В такие дни он смеялся и шутил, рассказывал смешные истории, уверял, что дочь пробралась в его сердце и заняла там самое лучшее место, что ничто на свете не заставит его оторваться от любимой девочки. Словом, что она – его бесценное сокровище, его единственная радость и любовь. Но через неделю он совсем менялся, почти не замечал Дороти, приходил домой смущенный, нервный и иногда (хотя девочка не особенно замечала это) больной. Он страдал непонятной для Дороти болезнью, заставлявшей горько плакать ее мать.

Во время приступов этой болезни девочка никогда не видела отца. Он обыкновенно запирался в своей комнате, и только порой, проходя на цыпочках мимо дверей, она слышала его выкрики, странные сердитые слова, которых совсем не понимала. Пока он болел, мать оставалась отрешенной, печальной и встревоженной. Когда матери было особенно грустно, она сажала Дороти на колени и с нежностью крепко прижимала ее к себе, позволяя тихонько сидеть и целовать себя, сколько угодно.

Мать никогда не делилась с дочкой тем, что ее смущало и мучило, да и сама Дороти ни о чем не спрашивала. Девочка глубоко верила в Бога и доверяла людям. Испортить ее было очень трудно. Она оставалась маленькой белоснежной маргариткой, грязь и сор жизни не могли ее запятнать. Дороти пользовалась всеобщей любовью и лаской, потому что всегда держалась с достоинством, была бесстрашной и очаровательной. Кроме того, она была красива и приветлива. Ее никто не бранил – трудно было обратиться к ней с выговором, глядя в ясные серьезные глаза, искренние и вместе с тем часто такие веселые, смотрящие людям прямо в душу.

Тяжелые времена для семьи наступили, когда Дороти шел седьмой год. Мать серьезно заболела. Это произошло, когда они в очередной раз обеднели. Девочка привыкла к резким переменам их благополучия, к временам нужды, когда приходилось внезапно съезжать из роскошного дома туда, где у них не было даже самого необходимого.

Когда мать заболела, отец выглядел очень усталым, но казался вполне здоровым. Однажды вечером Сезиджер о чем-то долго разговаривал со своей женой. Он вышел из ее комнаты побледневший, с красными глазами. Можно было подумать, что он плакал. После этого он прошел в столовую, позвал Дороти и посадил к себе на колени.

Она сидела очень спокойно. Ее обнимала рука отца, и девочке было, как она выражалась, «уютненько». Она считала, что все в их жизни идет своим чередом и нет поводов для беспокойства. Дороти была уверена, что мама скоро поправится, отец будет счастлив и весел и в доме появится много денег, нарядных платьев и всевозможных хороших вещей. Она не придавала деньгам большого значения. Она уже не раз убеждалась, что на смену несчастьям и печали всегда приходит радость. Но в этот раз, когда девочка сидела на коленях у отца, который все молчал и молчал, ее сердечко тревожно забилось.