Читать книгу "Матильда - Анна Гавальда"

— Простите, вы… уф… я… я ищу зал бракосочетаний, вы… Вы не знаете, где это?

Он протянул мне руку, чтобы поддержать, пока я надевала обратно свой хрустальный башмачок, а потом очень любезно ответил на мой вопрос:

— Вы ищете кузницу будущих рогоносцев? Вам сюда! Как и мне! На церемонию, я имею в виду… Так что прижмитесь ко мне покрепче, юное неустойчивое создание, опаздывая вдвоем, мы привлечем меньше внимания.

Бинго, я нашла своего нового спутника, и возможно, именно он сажал меня в такси после полуночи — к тому моменту мои туфли уже давно были потеряны.

Молодожены больше никогда мне не звонили и даже не поблагодарили за подарок. Я не помню, в каком я была состоянии, и уж тем более не помню, что я могла рассказывать их гостям, но, должно быть, это оказалось не слишком уместным на свадьбе.

3

А между тем это была моя последняя пьянка.

Ну а поскольку эти три доблестных слова, стоящие друг за дружкой, — моя-последняя-пьянка — не выглядели опасно, то они меня не насторожили.

Я ошибалась.

Это был дурной знак.

Ибо что остается тому, кто бросил пить, тогда как он предавался этому от отчаяния?

Отчаяние.

Это непросто. Отчаяние — это очень запутано. Особенно в моем случае — ведь мне как опытному игроку в бонто[29]столько лет удавалось сбивать его с толку.

Мне было сложно угадать самолюбование истинного страдания, а поскольку я слишком большая трусиха, чтобы пытаться понять, что там творилось в недрах моей души, то ограничусь только перечислением симптомов, внешних признаков беды. Да, я бросила пить, это правда, но я и есть перестала, и спать тоже. Для простого самолюбования, согласитесь, неприятностей многовато.

Другая на моем месте, более отважная, более практичная или менее жадная, чем я, отправилась бы к доктору. Возможно, не так чтобы напрямую к психиатру, но, по крайней мере, к врачу. К доброму старому семейному доктору, которого у меня больше не было. Она бы пошла к любому терапевту в своем районе и, не вдаваясь в детали, сказала бы ему все разом: «Здравствуйте, доктор, со мной все в порядке, все очень-очень хорошо, уверяю вас, вот только, знаете ли, мне необходимо выспаться прямо сейчас. Мне надо хоть немного поспать, иначе я просто рухну. О! Аппетит это не страшно! У меня такие булки на ляжках, знаете! К тому же смотрите… Я курю по две пачки «Мальборо» в день, это меня спасает. Но по ночам… когда ночь за ночью, одна за другой, постоянно проходят без сна, то со временем ведь от этого умирают, нет?»

Именно так думала я про себя, когда возвращалась посреди ночи от площади Звезды к Монмартрскому кладбищу, теребя в кармане седьмой никчемный счет, а эта история только начиналась.

Увы, да… Я не слишком хитра… В итоге столько всего, и лишь для того, чтобы вернуть меня на исходную позицию.

Какой, простите, счет?

Седьмой?

Но, но Матильда… Ты сейчас разом раскрыла все свои карты! Ты пропала, девочка моя! Ты проиграла! Знаешь, как англичане называют бонто? Find the Lady. Найдите даму. И что? Что это значит? Вот, значит, что скрывала твоя червовая дама? Так это из-за него, из-за этого увальня, ты в таком состоянии?

…

Это с его-то лакированными башмаками и передовыми носками с укрепленной пяткой?

…

С его недостающим пальцем? С его острыми ножами, как нельзя лучше подходящими к общему стилю его одежды?

…

С его курткой, от которой несло козлятиной?

…

Со всеми его ночными странностями?

…

Эй, просто хочу тебе напомнить, что у него по-прежнему есть твой номер… О’кей, ты настолько криворука, что даже номер телефонный не смогла нормально записать, но он, если бы захотел, мог с тех пор уже сто раз тебе перезвонить…

…

А, хотя, быть может, и не мог, заметь… Быть может, ему для этого пальцев не хватает…

…

Эй, Матильда! Могла бы и отвечать, когда с тобой разговаривают!

Заткнись. Можете сколько угодно насмехаться, издеваться и глумиться надо мной, вот только не надо учить меня уму-разуму. Воспитывать меня не надо. Вы же знаете, что я это ненавижу. Если будете продолжать в том же духе, то вы меня окончательно потеряете. Да и потом… Да и потом, что вы в конце концов хотите, чтоб я вам рассказала?

Все, моя красавица.

Все как есть.

Раздевайся и иди к столу.

4

Ну так… уф… с чего мне начать? И, прежде всего, где я вообще сейчас нахожусь?

Бульвар де Курсель. Ладно. Порядок. Времени достаточно.

Я сожалела, что сожгла письмо. Сожалела, что сожгла его, не перечитав напоследок. Я уже плохо помнила, что именно там говорилось, и отрывочность моих воспоминаний искажала мне всю картину. Я сожалела, что не взглянула еще разок, какова я на вкус, чтоб хотя бы приблизительно представить, что он там себе мог вообразить, а заодно вспомнить, что имеется в моем распоряжении.

История начиналась в невыгодном для меня положении. Хотела бы я столько же знать о нем. Впрочем… «столько же» мне бы, конечно, не хотелось, но хоть что-то еще. Хоть что-то, помимо царапин на подбородке, вихра на затылке, отсутствующей фаланги, неподвижного взгляда и каких-то сутенерских повадок.

Я понимала, что мне не хватает деталей, и это меня расстраивало.

Я хотела понять, как это вообще возможно в нашем сегодняшнем мире, вернее в том, во что мы этот мир превратили, в том огромном игорном доме, в котором и я сама без лишних зазрений совести ежедневно делала свои ставки, как это возможно, что некто отдает незнакомому человеку десять тысяч евро наличных и ограничивается лишь тем, что предостерегает, благожелательно намекая, как, мол, важно не упустить свою фортуну,[30]и к тому же еще и оплачивает счет.

Я хотела понять, как это можно иметь столько наглости, чтобы порыться в сумке у девушки, причем не таясь, напротив, словно специально оставив метки, проникнуть в ее интимные тайны, расчувствоваться, снова ее разоблачить, более получаса молча сидеть в глубине кафе, спокойно и обстоятельно просвечивая ее насквозь, потом обнюхать ее под предлогом услужливости и, наконец, уцепиться за ее руку, и вместе с тем быть таким простофилей, что отдать ей все, не догадавшись записать себе ее координаты, и быть вынужденным просить их у нее, звонить ей втихаря в неурочное время с таким таинственным видом, словно это преступление против монаршей особы, вынашивать проект, желание, потребность накормить ее, виновницу стольких угрызений, вернуть ей аппетит, который она сама давно потеряла, но ненароком возбудила в нем, выдержать следующим вечером оскорбительную демонстрацию динамо-машины (все так же ненарочно, увы, но как он мог об этом знать?) и даже не удосужиться перезвонить еще разок этой неблагодарной твари, этой паршивой врушке, этой гнусной соблазнительнице, чтобы тоже ее соблазнить.