Читать книгу "Милый друг Ариэль - Жиль Мартен-Шоффье"

— В моей отрасли 30 000 франков — это гонорар некоторых топ-моделей за один день работы. Гарри Сендстер предлагает мне ту же сумму в месяц. Это отнюдь не золотое дно, и у него, несомненно, есть какие-то запасные варианты.

— Несомненно. И, думаю, даже очень много. Вот почему сверх ваших 30 000 франков он предоставляет вам еще и кредитную карту «Пуату». Что, впрочем, вполне естественно, ведь у вас будут немалые расходы.

Какие еще расходы? Я понятия не имела, о чем она говорит, но она этого не знала и слово за слово, как будто речь шла об очевидных вещах, раскрыла мне тайну:

— Это разрешение на испытания терапевтических средств в Африке с неба не упадет, ни завтра, ни послезавтра. Полагаю, что ваш друг, господин Дармон, посодействует нам в этом.

Не нужно и говорить, какой это был для меня шок. На несколько секунд я просто онемела и застыла на месте, тупо глядя в пустоту и раскрыв рот, как рыба на берегу. Потом, собравшись с силами, разыграла святую наивность:

— Какой господин Дармон — бывший министр здравоохранения?

Старухе не понравилось, что ее держат за идиотку, и она презрительно бросила, пожав пухлыми плечами:

— Нет, господин Дармон — сантехник.

После чего извинилась и вышла из кабинета, сказав, что ей не хватает каких-то бумаг. В один миг я пришла в чувство и выдралась из кресла, которое словно лежало на полу. Подойдя к ее рабочему столу, я сразу приметила стопку визиток с логотипом «Пуату-Дирекция». На всякий случай я схватила пять-шесть штук и запихнула к себе в сумку. Сарделька уже покушалась на мои щиколотки. Я села на место. Когда старуха вернулась, я снова выглядела маленькой примерной девочкой, в жизни не помышлявшей ни о каких шалостях. Она одарила меня улыбкой:

— Ну вот вы и приняты в наш сераль.

Похоже, меня в вежливой форме назвали «шлюхой». Люциферша не церемонилась в выражениях, как и доказала это позже. Но в тот день она еще прикрывала свою откровенность метафорами, и я предпочла думать, что она всего лишь обозначила этими словами мое официальное вхождение в штат дирекции. Затем, не вникая в подробности, я подписала бумаги, которые она передо мной разложила. И последний пункт: она хотела знать, понадобится ли мне кабинет здесь, в башне.

— Кто знает, может, вам захочется поработать.

Я не ответила, и ее сморщенную физиономию прорезала садистская ухмылка:

— Я, конечно, говорю в превентивном будущем времени.

Новая загадка: она опять расставляла точки над «i», а я не видела этих «i». На сей раз она мне помогла:

— Вы могли бы заходить туда время от времени. Сделать несколько звонков. Написать пару писем. Почитать женскую прессу. Чтобы секретарши знали вас в лицо. На всякий случай. А то вдруг вас в один прекрасный день попросят разъяснить источник ваших доходов. Ну и еще, конечно, из чистой дипломатии. Люди начнут злобствовать, если узнают, сколько вы получаете не ходя на работу. Они вас возненавидят.

Она излагала мне все эти предостережения, чтобы я повторила их Сендстеру, но в тот момент ее расчеты были мне непонятны. Кто тут мог меня возненавидеть? Я отмела эти страхи, пожав плечами:

— Ненавидеть меня? Это, конечно, разобьет мне сердце. Но ничего, я уж как-нибудь переживу такую трагедию.

Мой цинизм оскорбил ее до глубины души, но она не стала мне перечить. Эта старая усталая кошка была создана для мелких интриг, а не для открытых схваток. Более того, она соблаговолила улыбнуться и проводила меня до двери, обещав, что я получу свой контракт и кредитную карту сегодня же:

— Их пришлют к вам, на улицу Любек.

Сделав многозначительную паузу, она поправилась:

— То есть к нам…

Выйдя на эспланаду Дефанс, я ощутила такую легкость, что казалось, вот-вот взлечу на крыльях счастья. Люциферша была настоящей добренькой старой феей, из тех сказочных волшебниц, что превращают зиму в лето. Я буду купаться в деньгах и тратить их без счета. По крайней мере когда они у меня будут, ибо в настоящий момент, имея всего сто франков в кармане, я вернулась к себе на метро.

В этом состоянии нирваны Коро, висевший в прихожей, снова шокировал меня, как пощечина, своим нарочитым уродством. Да и вся обстановка была мне отвратительна. Тяжелые портьеры не пропускали даже ту жалкую толику света, что просачивалась сюда из узкой щели, какой была улица Любек; тут средь бела дня нужно было ходить с фонарем, чтобы не запутаться в коврах и ковриках. Нет, я посрываю все эти тряпки, выброшу в окно паласы, отциклюю добела паркет, покрашу стены в светлые тона… Вот и будет мне занятие. Причем сейчас же, не откладывая. И не подумаю спрашивать разрешения у Сендстера. У бедняги нет никакого вкуса, да и не будет никогда, ведь он-то не родился в Кергантелеке.

По внутреннему телефону я вызвала его дворецкого, весьма сексапильного индуса, который накануне тащил вниз по лестнице мой чемодан. Он был слишком смугл, но зато с дивными длинными ресницами; его мощный торс никак не соответствовал длинным, тонким, как ходули, ногам, модным на берегах Ганга, зато прекрасно соответствовал моим собственным вкусам. На всякий случай — а вдруг сгодится! — я постаралась обаять его. Ну а в качестве сегодняшнего задания указала на два шкафа, пару консолей, три ковра и два канделябра, которые нужно было немедленно спустить в подвал. Китайский шкафчик под бар и телевизор был настолько китчевым, что заслуживал особой судьбы. Сендстер, видимо, давно приучил своего дворецкого к экстравагантным выходкам жильцов, ибо тот счел мою просьбу абсолютно нормальной и ответил, что домовые службы «Пуату» займутся всем этим сегодня же. Я моментально успокоилась и предложила ему выпить со мной чаю, надеясь выведать побольше информации о нашем с ним дорогом хозяине. Но тут я потерпела фиаско: он с улыбкой отклонил мое приглашение. Что ж, он ничего не терял, еще успеется.

Для начала я вернулась к себе, то есть к Фабрису, потому что, живя с ним, никогда не бываешь «у себя». Я хотела забрать оттуда кое-какую одежду, туалетные принадлежности, книги, наши CD, постер Эдварда Хоппера[28]… В это время дня Фабрис должен был обедать в ресторане. Но я плохо рассчитала: он еще нежился в постели. Раскинувшись на подушках, он покуривал и грезил наяву. Никаких перемен не было и никогда не будет: утренние часы для него не существовали, только ночь имела значение, долгая и непредсказуемая. В ожидании ее он послал Анику в агентство — работать вместо меня. А сам очаровательный принц заглянет туда попозже, к чаю. Настоящий трутень.

Мое возвращение как будто не застало его врасплох. Он встретил меня веселым смехом, счастливый, точно дитя, которого угостили конфеткой. Трудно представить, что ему уже стукнуло 35 лет, на четыре года больше, чем мне! Он выглядел как минимум на десять лет моложе. Этот юный бездельник никогда не отягощал себя никакими заботами. Вот поэтому-то он и будет вечно зеленым и нежным, словно молодой кустик салата. Мне безумно захотелось броситься на него. Эти маленькие, прилегающие к голове уши, этот короткий прямой нос, эти пухлые, но не толстые губы, и белокурые, разметавшиеся по лбу пряди, и гладкая, светлая, широкая грудь… Ох, у меня прямо слюнки потекли. Я бы охотно насладилась безжалостной и дружеской атакой моего мужа. И даже решила сказать ему об этом: