Читать книгу "Дело о чертовом зеркале - Георгий Персиков"

Тем временем сыщики уже разбили посетителей и обслугу на группы и сноровисто их опрашивали. Выходила следующая картина. Стрыльников пришел в «Монмартр» часов в шесть вечера, немного огорченный, пил не больше обычного, чудил так же. Ближе к полуночи в ресторан зашел тощий приказчик с перевязанной щекой, он прошел по залу, подошел к сцене, но за столик не сел, и вышел вон. Примерно через десять минут он вернулся ко входу в ресторан и стал просить у швейцара Пантелеймона, чтобы тот позволил передать господину Стрыльникову записку лично в руки. Швейцар разрешил. Приказчик передал записку, а потом быстро вышел и двинулся по тропинке в сторону забора. Стрыльников прочел записку, быстро собрался, швырнул на стол пачку ассигнаций и вышел из ресторана вслед за приказчиком. Оба скрылись с глаз Пантелеймона. А где-то через четверть часа все услышали вопль углежога.

Словесный портрет основного подозреваемого, к сожалению, был весьма скудным и недостаточным для розыска. Тем не менее швейцар, отставной солдат, оказался глазастым и описал подозреваемого так: высокий, худой, с жиденькими черными усишками. На голове – картуз, да еще и щека перемотана белым полотенцем – отчего рожи его почти не было видно. Одет был как купеческий приказчик – в поддевку немецкого покроя, рубаху навыпуск, плисовые штаны да сапоги.

Вскоре подъехал судебный следователь Швальбе, подтянутый мужчина лет тридцати. Он вступил в должность всего год назад и посему сразу доверил все дознание более опытным коллегам из сыскного отдела. Это сильно облегчало дело.

Торопков приказал задержать на всякий случай официантов, что обслуживали фабриканта, и обнаружившего тело Шишку. Всех их отправили в участок – к утру придет судебный рисовальщик, чтобы изобразить личность подозреваемого, а затем подъедет и Швальбе, чтобы допросить каждого обстоятельно и вдумчиво.

Далее стало ясно, что приказчик и Стрыльников прошли через лужайку перед рестораном, свернули за угол, затем через дырку в заборе пролезли на пустырь. Тут массивный фабрикант, видно, застрял, отчего и отодрал напрочь две доски. А затем получил удар в висок тяжелым тупым предметом. Он с трудом выбрался из дыры в заборе, оставив на досках лоскутки от своего пиджака, сделал насколько шагов и упал лицом вниз.

Главное, что показал обыск тела, – карты Чертовых скал, с которой фабрикант не расставался, обнаружено не было.

* * *

Весь следующий день горожан будто пыльным мешком ударили. Новость об убийстве Стрыльникова выбила из колеи всех – от сопливых гимназистов до престарелых обитательниц дома призрения. То и дело слышалось:

– А Стрыльников-то, Стрыльников! Допился-таки!

– Да уж, пожалуй. Такие-то только с виду крепкие, а нутро поди все коньяками изъедено!

– Да нет же! Ножиком в печень его – и поминай как звали!

– Английский пэр насмерть убился!

– Уж из Петербургу расследовать едет целая комиссия! Все чинами не ниже тайного!

Кроме того, поскольку, что произошло на самом деле, почти никто не знал, каждый следующий рассказчик прибавлял какую-нибудь мелочь от себя. В итоге дело обросло такими ужасными подробностями, что будь это правдой, в город следовало бы вводить войска.

Начальник губернского полицейского управления полковник Мамонтов и начальник губернского же жандармского управления подполковник Радевич так растерялись, что упустили возможность поймать преступников по горячим следам. Пока отдали приказ перекрыть заставы и обложить вокзалы, прошло уже часов восемь с момента убийства. Стрыльников ведь был из самых зажиточных фабрикантов России. Много он бесчинств натворил, но, с другой стороны, много и подношений преподнес – как Мамонтову, так и Радевичу. Перекрыл лиходей жилу, теперь придется пояса подтянуть. Со всех сторон худо выходило.

Теперь про лорда. Он, как человек порядочный, обещал не доводить дело до международного скандала и даже кротко просил не обращать на это внимания: мол, с лестницы он мог и сам скатиться, и Хью массаж шеи только на пользу пошел. Но разумеется, делу о покушении на подданных Британии был придан статус первостепенной важности.

– Не имею права отвлекать господ полицейских от более важных дел, – с кроткой улыбкой отвечал сэр Эндрю. – И не желаю прерывать свой давно запланированный вояж по Российской империи, хотя это уже второстепенно. Я не предъявляю ни к кому претензий и прошу меня не задерживать. У меня нынче же поезд в Екатеринодар, и обижать моих читателей я не имею права, даже и для поимки мифического злоумышленника. Ежели тот толстяк газетчик в самом деле меня столкнул ради сенсации, то я его прощаю. Пусть будет сенсация!

Тем не менее господина Рабинова отпускать, разумеется, никто не стал, да и не до него было. Не успели проводить британцев до поезда, как новая напасть: приезжают сыщики из столицы. Это значит весь город будет на ушах стоять. Еще до обеда поступили две телеграммы. Приведем их ниже:

Приказ № 23Д – 3409

от 24 апреля 19** года

ПРИКАЗЫВАЮ:

Взять под особый контроль сыскные мероприятия по расследованию убийства г-на Стрыльникова, для чего командирую из столицы лучших специалистов сыскного дела. Предписываю оказать им полное содействие.

Министр внутренних дел

Петр Столыпин

Телеграмма № 457 (б)

от 24 апреля 19** года

СЕКРЕТНО

На основании полученных нами из Министерства внутренних дел сведений об убийстве г-на Стрыльникова ввиду его особой государственной важности требую арестовать убийцу в кратчайшие сроки. Гарантирую максимальную помощь военного министерства.

Военный министр

А. Ф. Редигер

* * *

Прием у Родина начинался с десяти утра, и поэтому, когда дверной колокольчик затрезвонил без трех минут девять, он завтракал на кухне в своем просторном домашнем халате. Бесцеремонно отодвинув в сторону Евдокима, на пороге появилась запыхавшаяся молодая брюнетка.

– Катя? – привстал Родин со стула. Рот у него был набит бутербродом, и поэтому прозвучало имя красавицы неразборчиво.

Девушка сняла тонкие перчатки, без церемоний подошла к столу и уселась на венский стул.

– Георгий, я к тебе по делу.

К Родину вернулось самообладание, он снова опустился на стул и отхлебнул чаю.

– Катя, я, как ты знаешь, по женским болезням не практикую, да и если бы практиковал, с тобой работать не стал. Все же ты для меня много значила, и… Иди лучше к Юсупову в городскую, он поможет…

– Георгий, я к тебе не как ко врачу. О, новая сахарница! Забавная…

– Ну, прошлую ты расколотила.

– Так было за что!

– Сахарница ни при чем, она от мамы осталась.

– Если бы не строил глазки этой Полиньке, мы бы до сих пор были вместе!

– Никому я ничего не строил, это просто дочка моего доцента, и ты это прекрасно знаешь! Катя, хватит убивать уже убитую историю!