Читать книгу "Стратегии гениальных мужчин - Валентин Бадрак"

Постепенно, интуитивно двигаясь в загадочном лабиринте полуреального мира книг, он сознательно добрался до литературы по психиатрии, которая и укрепила его формальный выбор профессии. Труды Шарко, Жане, Бине и особенно Крафт-Эбинга поставили точку на скитаниях старательного странника в необозримом пространстве знаний.

После смерти отца, когда Карлу было 20 лет, семья внезапно оказалась практически без средств к существованию, что явилось дополнительным серьезным фрустрационным стимулом к действиям молодого человека – он был старшим ребенком и единственным в семье мужчиной. В один миг Юнг попал в тяжелую и ненавистную для него зависимость от родственников. Положение семьи еще более ухудшилось, когда через некоторое время после смерти отца она была вынуждена оставить дом. Не удивительно, что с углублением материальных проблем возрастал и скептицизм Юнга по отношению к христианской догме. Но параллельно возрастала и решимость освободиться, причем не только от финансовых проблем, но и от проблем духовных. Карл приходит к пониманию, что частичным решением вопроса и стартом чего-то более серьезного может стать карьера. Карьера должна дать независимость! Карьера должна дать возможность свободно и спокойно мыслить! Ставка на карьеру должна обеспечить жизнь респектабельного буржуа, без чего не может быть решен вопрос дальнейшего движения вверх, понимает Юнг.

Было ли такое решение связано с материальным? И да и нет. Просто в своем желании отмежеваться от людей, с тем чтобы иметь возможность работать с идеями, которые на момент окончания университета уже начали вызревать смутными гроздями в его беспокойном мозгу, Юнг решился на окольный путь – этот путь должен был гарантировать официальное признание медика-профессионала, чтобы были восприняты его будущие новаторские шаги. Достижение материального благополучия тут было принято как средство достижения духовного – нелегкий и часто зыбкий путь. Возможно, оканчивая Базельский университет, Юнг еще не имел твердого представления о конкретных шагах в будущем, поскольку еще не существовало идеи в четком сформулированном виде, но совершенно очевидно, что уже в двадцать пять лет он был уверен, что должен совершить что-то серьезное. Он был готов к этому. Все – его воля, его психика, его естество, освободившееся от последствий внутреннего душевного кризиса благодаря долгим размышлениям и переработке и синтезу многих томов, – было нацелено на новое и большое. Это был зародыш идеи, которую Юнг будет еще долгие годы взращивать и шлифовать, чтобы превратить ее в магическое и мистическое учение, удивительным образом воздействующее на человеческое сознание.

Именно этим можно объяснить более чем трепетное отношение молодого Юнга к карьере – одержимое желание добиться известности и финансовой независимости послужили толчком к развитию не только редкостного по качеству синтеза, но и готовности легко жертвовать интересами окружающих для достижения цели. Не исключено, правда, что в первые годы главным стимулом движения вверх по карьерной лестнице было унизительное и почти нищенское существование и получение не менее унизительных подачек от родственников-Прайсверков.

Начало психиатрической карьеры в Цюрихской клинике Бургхельцли, которой он посвятил долгих девять лет, можно считать первыми конкретными шагами Юнга к своей вершине. Карл очень сильно старался, несмотря на то что уже тогда вряд ли связывал свое истинное будущее с клинической психотерапией. Он научился жертвовать многим ради восхождения. Понимая, что без жертв в жизни не обойтись, усилием воли он заставил себя довольствоваться малым ради большого будущего. Карл научился успевать, с тем чтобы опережать своих менее отягощенных идеями коллег и, главное, чтобы опережать время.

В определенном смысле Юнгу-врачу повезло (или он сам обеспечил такое «везение», попав именно в эту клинику): его руководителем был всемирно известный ученый-психиатр Ойген Блейер, который, кстати, позже впервые ввел термин «шизофрения». Вскоре одержимость Юнга работой сделала свое дело – именно на нем Блейер остановил свой выбор, подыскивая ассистента. Юнг не только становится одним из лучших специалистов в области психиатрии, но вскоре и реально занимает место второго человека в клинике. Спустя какое-то время он уже легко диагностирует различные психические расстройства – от алкоголизма и маниакально-депрессивного состояния до истерии. А ровно через шесть лет после начала медицинской карьеры в психиатрии Юнг приобретает известность в медицинском мире Европейского континента. Но это не было той вершиной, на которую он нацелился. Как выяснилось несколько позже, Карл жаждал гораздо большего.

Лев Толстой

«Заставь постоянно ум свой действовать со всею ему возможной силою».

Лев Толстой в Кодексе правил, разработанном для себя в восемнадцатилетнем возрасте

(9 сентября 1828 года – 7 ноября 1910 года)

Лев Толстой кажется наиболее противоречивой фигурой в списке гениальных личностей, создавших себя самостоятельными творческими усилиями. Возвышаясь над временем, выразительный образ неутомимого труженика является как бы воплощением русского духа, спокойного и тонкого внешне, но неукротимого и бесконечно мятежного внутри. Интересно, что Толстой, реализовывая свою идею всеобъемлющего философского поиска, мало помышлял о собственном успехе. Внутренний контекст его жизни – превосходная степень изменения себя и окружающего мира. Действительно, между юным графом середины XIX века и могучим старцем начала XX века – огромная пропасть. Именно путь преодоления бездны длиною в долгую пытливую жизнь является наиболее важным для беспристрастного взора на природу гениальности.

Делая попытки измерить высоту духовного полета Толстого, исследователи могут бесконечно долго восхищаться невероятной крепостью духовного стержня – феноменальным контрастом слабости и уязвимости человеческой плоти. В создании и закалке этого стержня ежедневными и порой болезненными усилиями содержится ядро успеха этого гигантского мыслителя и неутомимого творца. А в неизменной чуткости слуха, пытающегося уловить каждое собственное движение и едва уловимое дыхание всего окружающего, – глубокое и вечное счастье никогда не останавливающегося созидателя, познающего и преобразовывающего мир.

Рождение Льва Толстого в семье состоятельного русского графа на самом деле не означало предопределения обладать высоким образованием, тонкой чувствительность и неугасимым желанием трудиться. В какой-то степени даже наоборот. В жизни русского титулованного привилегированного сословия из глубинки, представители которого в большинстве своем были неуемно грешны, образованы лишь формально и обременены множеством больших и малых пороков, было слишком мало места для больших идей.

Как и в судьбе многих талантливых творцов, наиболее весомый отпечаток в формировании восприятия окружающего мира Толстого оказали женщины. Мать, удивительно образованная для того времени женщина, не только знала четыре иностранных языка и умела извлекать пленительные звуки из фортепиано, но и обладала уникальным даром рассказчика. Несмотря на то что она ушла из жизни, когда мальчику еще не было двух лет, нет сомнения, что она оставила определенно сформированную атмосферу особой чуткости и повышенной восприимчивости в родительском доме будущего писателя. Левушка словно губка пропитывался этой атмосферой – через живших рядом женщин и нежных, как девочки, старших братьев. Опекаемый всеми, кто хоть немного был старше по возрасту, мальчик оказался восприимчивее тех, кто передавал ему свои чувства. Толстой признавался, что «самым важным лицом в смысле влияния» на его жизнь, после достаточно мягкого отца и незримого, но очень сильного духовного образа рано ушедшей матери, была «тетенька». Мягкие и порой чрезмерно ласковые женщины возбудили внимание мальчика к внутреннему миру, наполненному духовными ценностями, причудливыми фантазиями и романтикой. «Она научила меня духовному наслаждению любви», – констатировал Толстой, в сознательном возрасте описывая роль этой женщины в своей жизни, и добавлял, что благодаря ей он познал «прелесть неторопливой одинокой жизни». Любовь была важна для мальчика, потому что атмосфера доброты и ласки воссоздала внутри его душевный уют, неторопливость же отвлекала от мирской суеты и приближала к тишине, которая сродни непринужденной и ослепительной свободе творчества. В эту же женскую домашнюю нежность уходит корнями и необычайная плаксивость писателя.