Читать книгу "Твое смеющееся сердце - Нэнси Бартоломью"

Похоже, мои слова просто ошарашили Вернелла.

— Не может быть! — закричал он, попятился и рухнул прямо на руки Клетусу. — Нет! — На его лице появилось сначала выражение растерянности, потом боли, и наконец он расплакался.

Что с ним творится? Может, смерть Джимми его так подкосила, что он потерял память? Может, у него нечто вроде посттравматической амнезии?

Ребята из ансамбля поняли, что от солистки на ближайшее время толку мало, и стали делать все возможное, чтобы отвлечь публику от меня и вернуть на танцплощадку. Я присела на край сцены и сделала Клетусу знак, чтобы он подвел Вернелла поближе.

— Послушай, Вернелл, я понимаю, тебя потрясла смерть Джимми, но…

Он перебил меня:

— Мы с Джимми всегда заботимся о том, что принадлежит нам, я забочусь о своей семье.

— Да, Вернелл, я знаю.

Да, он отлично обо мне позаботился. Он бросил меня и нашу дочку ради красотки из рекламных роликов, но каждый месяц исправно посылал чеки. Конечно, как только Шейла переехала и стала жить с Вернеллом и его красоткой, деньги тут же перестали поступать. Он сменил объект своих забот. Вернелл содержал нас, когда считал своей семьей, а когда ушел, то ему стало на нас наплевать.

— Пойдем, приятель, — проворчал Клетус и потащил его к выходу.

— Убери руки! — закричал Вернелл.

В молодости Вернелл не умел пить. Худой, жилистый, он в подпитии становился злобным, как змея. Позже, протрезвев, он не мог вспомнить ничего из того, что произошло. Чаще всего вообще отрицал, что был пьян, вероятно, его сознание просто отказывалось воспринимать то, что ему не хотелось вспоминать. Судя по всему, в этом отношении Вернелл с годами мало изменился.

Клетус напустил на себя суровый, непреклонный вид и крепче сжал своими лапищами руки Вернелла. Лицо моего бывшего мужа исказилось гримасой боли. Теперь Вернеллу придется уяснить, что Клетус при желании может запросто его вышвырнуть.

— Мэгги, — Вернелл снова обратился ко мне, — не спорю, я совершил ошибку, но сейчас уж ничего не поделаешь. Теперь на меня посыплются удары со всех сторон.

— Вернелл, ради всего святого, о чем ты толкуешь? — Мне стало не по себе от его голоса. Почему-то стало страшно.

— Будь осторожна, Мэгги, в мире полным-полно всяких опасностей. Не всегда у тебя найдется защитник. Ты одинокая женщина, так-то. — Лицо Вернелла из зеленоватого вдруг стало пепельно-серым. — Никто не знает заранее, когда жизнь подложит тебе свинью и оставит тебя с носом. О черт! — простонал он, зажимая рот рукой. — Меня сейчас вырвет!

Последние слова побудили Клетуса к решительным действиям. Схватив Вернелла за воротник, он уволок его от меня и потащил в мужской туалет.

Я выпрямилась, посмотрела со сцены на публику, которая к этому времени снова танцевала, и пожала плечами. В душе мне было жаль Вернелла, но сердце мое в этом не участвовало. Он как-то изменился, и дело не только в непривычной одежде и даже не в том, что он напился. Видимо, каким-то образом изменились обстоятельства, и Вернелл-предприниматель исчез, осталась лишь жалкая тень человека, которого я некогда знала.

Глава 9

Джек первым заметил длинную царапину на левой дверце моей машины, а потом и порезанную шину. Мы вместе выходили из «Золотого скакуна». Энергия, которая поддерживала меня во время выступления, быстро иссякала, сменяясь смертельной усталостью.

— Проклятие! — выругался Джек. — Это еще что такое?

Правое заднее колесо было спущено, на шине у самого обода зиял вертикальный разрез. Я стояла как столб, пытаясь осмыслить картину, представшую моим глазам. Потом я увидела и глубокую, до металла, царапину, протянувшуюся по двери пассажирского сиденья. Узкий след с зазубренными краями был похож на шрам. Я огляделась. Вокруг стояли другие машины, но их никто не тронул. Почему я? Почему моя машина? Что происходит? «Я иду», — сказал голос по телефону; может, то, о чем он говорил, началось?

Я боялась открыть рот и нарушить холодную предрассветную тишину. Вместо этого я бережно положила футляр с гитарой на асфальт и подошла к багажнику «жука». Джек присел на корточки рядом с порезанной шиной и провел пальцами по краю разреза, бормоча под нос ругательства. Я медленно и сосредоточенно вынула из багажника набор инструментов для смены колеса, отцепила запаску и стала ее доставать.

— Давай я помогу, — предложил Джек, пытаясь взять у меня из рук колесо.

— Нет! Я сама! — Я вцепилась в колесо и буквально оттолкнула Джека. Я не желала ничьей помощи, мне необходимо было почувствовать, что я хоть что-то еще могу сделать сама, хоть с чем-то могу управлять в своем слетевшем с катушек мире. Я должна сама сменить это проклятое колесо!

Я опустилась на колени, достала баллонный ключ, приладила его к первой гайке и как следует надавила. Гайка не поддалась. Тогда я встала и топнула ногой по рукоятке ключа. Гайка стала медленно поворачиваться. К чести Джека, он не двинулся с места и ни слова не произнес, просто стоял рядом с машиной и наблюдал за моей борьбой с колесом да время от времени притопывал ногами, чтобы согреться. «Моя машина, — мысленно повторяла я снова и снова. — Это моя машина, моя машина. Мой дом осквернили, мой револьвер украли, мой ковер, доставшийся мне от бабушки, испортили. Джимми убит. Моя дочь… А что с моей дочерью?»

Я покачалась на пятках, не для того чтобы отвинтить гайку, а стараясь таким образом успокоиться, удержать слезы, готовые хлынуть из глаз.

«Моя дочь, моя девочка… моя девочка…»

Мне вспомнился один случай. Как-то раз, когда Шейле было четыре года, я заехала за ней в детский сад чуть пораньше. Шел дождь, я поставила машину на стоянку и вместо того, чтобы ждать на стоянке, как другие матери, вышла из машины, открыла большой желтый зонт в яркий цветочек и направилась к двери. Держа одной рукой зонт, второй я взяла маленькую ручонку моей малышки. Еще до того, как Шейла подошла ко мне, я почувствовала, что что-то не так. Не спрашивайте меня, как я это узнала, сама не знаю. Шейла мне ни словом не обмолвилась, она протянула мне руку и даже улыбнулась, но улыбка получилась какой-то жалкой, робкой. Мы прошли футов двадцать по тротуару и перешли белую черту на асфальте, за которой стояли фургоны и пикапы других родителей.

— Как прошел день, доченька? — мягко спросила я.

— Мама, — в слегка шепелявом голоске моей дочери послышалась обида, — Уилл не хочет на мне жениться. Он сказал, что мы не можем обручиться, потому что он женится на своей кузине Барбаре. — Шейла начала всхлипывать и горько расплакалась.

Я остановилась и присела перед ней на корточки. Одной рукой держа зонт над нашими головами, другой прижала дочку к себе.

— Ох, девочка моя, мне так жаль…

Прижавшись друг к другу, она — прямо, я — на корточках, мы стояли, наполовину скрытые огромным зонтом, и плакали. Шейла плакала потому, что впервые в жизни ее сердце было разбито, а я — потому, что не могла уберечь ребенка от открытия, что жизнь может быть очень жестокой и несправедливой.