Читать книгу "Скоро тридцать - Майк Гейл"

Гершвин кивнул.

— Знаю, что женщины взрослеют раньше мужчин, но, по-моему, это не совсем так, — продолжал я. — В смысле, что каждому нужно время на то, чтобы… ну, не просто тусоваться… — Я потерял мысль и стал разглядывать высокую темноволосую девушку лет двадцати в такой тесной майке, что и шестилетний ребенок не смог бы в ней дышать. Она была с каким-то худым кучерявым парнем. — Похоже, что иногда ей нравятся настоящие взрослые отношения, а иногда хочется быть юной, незамужней и глупой.

— Может, она еще не нагулялась? — предположил Гершвин, следя взглядом за группой девушек испанской внешности на другой стороне дороги. — Ты говоришь, ей только двадцать два?

— Нет, здесь дело не только в этом, — сказал я. — Дело во мне. Там, в аэропорту, вся жизнь как бы промелькнула у меня перед глазами. Я представил себе, как нахожу себе квартиру в Сиднее. Как обставляю ее точно так, как выглядят холостяцкие квартиры на фотографиях в мужских журналах: телевизор с большим экраном, хромированные полки для компакт-дисков и черный кожаный диван. Представил, как играю в сквош по понедельникам, в футбол пять на пять по средам, а в остальные вечера иногда выбираюсь с кем-нибудь выпить или поужинать, и так до конца своих дней.

— И никаких женщин?

— Может быть, одна или две… но ненадолго.

Гершвин засмеялся. Его всегда развлекала мрачная сторона моей личности.

— Почему так?

— Потому что как только я начал встречаться с девушками, мне стало ясно, что должна существовать одна единственная, без которой моя жизнь будет неполной. Если я когда-нибудь решу, что смогу прожить один, жизнь для меня кончена! Это значит — я сдался. И тогда я лучше наполню свою жизнь всяким дерьмом, чем пойду на компромисс. А что такое компромисс, ты знаешь не хуже меня. Думаю, Элен была моим последним шансом.

— Каким бы сумасшествием все это ни казалось, ты сказал одну важную вещь, — сказал Гершвин. — Иногда я радуюсь, что мы с Зоей решили пожениться такими молодыми. Мы вместе выросли. Мы учились друг у друга. Но… Ну, я не знаю. Иногда мне кажется…

— Что?

— Что мы что-то потеряли. Я не жалею, что у нас есть Шарлотта. Ни грамма. Но иногда ловлю себя на мысли: «А что, если…»

— Так нельзя. И думать не смей об этом. Посмотри на меня. — Я ткнул себя в грудь пластмассовой ложечкой для кофе. — Вот твое «а что, если…». Ты был бы таким, как я, и мы сидели бы здесь и разговаривали бы только о девушках, как десять лет назад. Но когда тебе скоро тридцать, это становится скучно.

Гершвин посмотрел на меня задумчиво, но ничего не сказал.

— Знаешь, когда в детстве ты высчитываешь, в каком году тебе будет тридцать, кажется, что до этого еще миллион лет — таким далеким оно кажется. И вот сейчас вдруг это будущее наступает.

— В мире полно тех, кому тридцать, — сказал Гершвин. Черная тень глубоких раздумий покинула его. — Это тебе не фильм «Бегство Логана», где всех, кому стукнуло тридцать, ссылают в ад.

— Пожалуй, что так, — согласился я. — Уверен, у нас обоих есть друзья, которые там побывали и могут рассказать про это. Значит, там не так уж плохо, да?

— Не знаю, — ответил Гершвин. Было заметно, что он хочет меня подзадорить. — Все зависит от того, как ты живешь. Некоторые, кого я знаю, восприняли свое тридцатилетие спокойно и даже со смехом. Некоторые сделали вид, что восприняли его спокойно, но уже через несколько недель начали вести себя странно. Некоторые нервничали до самого дня рождения, а потом вдруг поняли, что ничего не изменилось. И есть еще какое-то — не слишком большое, но и не такое малое — количество тех, кто задал себе вопрос: «Куда же движется моя жизнь?» — и так на него и не ответил. К какой категории ты бы отнес себя, Мэтт?

— Не знаю, — с невинным видом ответил я. — А ты?

— Тоже не знаю. Но мы оба очень скоро это будем знать.

16

To: [email protected]

From: [email protected]

Subject: Дома

Привет, Элен!

Извини, что не сразу написал тебе. У меня все в порядке. Долетел нормально. Мама и папа много про тебя расспрашивали. Я сказал им, что мы расстались, и они были разочарованы, но перенесли это нормально. Насчет майки — все нормально. Я тоже должен тебе кое в чем признаться — я украл твои трусики. Они сейчас висят на батарее в моей комнате. (Шутка.) На самом деле я взял кассету, которую записал для тебя — ту, которую ты назвала «Музыка для неудачников, часть 2». Не знаю, зачем я ее взял. Наверное, чтобы осталось что-нибудь на память о нашей жизни.

Скоро напишу еще.

С любовью,

Мэтт.

P.S. Для невежд сообщаю, что следующие знаменитые люди родом из Бирмингема:

1. Джон Тэйлор из «Дюран-Дюран» (единственный из всей группы, кроме Саймона ле Бона, которого люди помнят).

2. Джоан Арматрэйдинг (певица и автор песен, в 1976 году у нее был хит «Любовь и страсть»).

3. Роберт Плант из «Лед Зеппелин» (вообще-то он из Стоубриджа, рядом с Бирмингемом, но это все равно, что из самого Бирмингема).

4. Кенни Бэйкер (парень, который играл роль R2D2 в «Звездных войнах»).

5. Оззи Осборн из «Блэк Сэбат».

6. Я должен был еще упомянуть рэгги-группу UB40, но лучше оставить этот местный позор при себе.

17

На следующий день после встречи с Гершвином у меня было плохое настроение, и я решил, чтобы как-то развеяться, немного обновить свой гардероб. Большую часть своих вещей я отправил багажом, и они должны были прийти не раньше, чем через несколько недель. Кроме того, одежда, которую я привез с собой, была грязной, потому что меня приводила в ужас одна мысль воспользоваться стиральными машинами в подвале дома, где мы с Элен жили в Нью-Йорке, и идея привезти кучу своего тряпья домой, чтобы мама его постирала, странным образом мне понравилась.

Рассматривая те немногие чистые шмотки, которые у меня оставались, я пришел к выводу, что мой гардероб нуждается в обновлении. На сегодня первая лига моих нарядов (в отличие от второй лиги — маек с надписью «Фрэнки говорит нет войне», джинсов, которые уже были мне тесны, и одежды, в которой можно было разве что делать ремонт) состояла из совершенно обычных рубашек, маек, брюк и свитеров, но общим для всех них был темно-синий или черный цвет. Это была часть проблемы, которую я пытался объяснить Гершвину, — моя абсолютная негибкость. Моя любовь к этим цветам началась лет десять назад, и это была искренняя привязанность к более темным цветам спектра, которая потом переросла в патологическую страсть, от которой я не мог избавиться. Перед самым Рождеством мы с Элен ходили по магазинам на верхнем Уэстсайде, и она пыталась убедить меня купить пару светло-серых брюк, которые она видела в «Банановой республике». Эти брюки вовсе не были ужасными. Не были они и слишком экстравагантными для меня. В них не было ничего плохого. Но я не смог себя заставить даже войти в магазин, не то что примерить их. И не стоит меня ругать за это: просто я так устроен.