Читать книгу "Мужеедка - Джиджи Леванджи Грэйзер"

И все-таки Аарон чувствовал себя в безопасности, поскольку внутренне подготовился. Кларисса проведет его через все ямы и ухабы, не позволит выставить себя дураком, поможет оказаться в нужном месте в нужное время. В обмен Аарон готов стать ее партнером. У него есть то, что нужно ей (деньги), а у нее — то, что нужно ему (связи и авантюризм)… так что все в выигрыше.

Аарон в последний раз воспользовался мылом с запахом средства для мытья посуды: «Килс» был уже на подходе.

Кларисса обещала матери отправиться с ней в поход по живописному каньону Темескаль, что сразу за Сансет-Бич. Поразительно, но она и впрямь радовалась этой вылазке на природу все то время, пока мчалась на запад от Сансета, подрезая машины и автобусы. Они с матерью не ходили в поход уже… хм… собственно, они вообще никогда не ходили вместе в походы. Одно плохо: Клариссу ждал неприятный сюрприз в лице материных подружек, которых та называла «Три мушкетера». Кларисса же окрестила квохчущих, ноющих старух на свой лад: «Три скукоженные карги». С мозгами у них были такие же проблемы, как с внешностью. На троих — десять общих подтяжек лица, восемь вокруг глаз, липосакций без счета, а уж коллагена хватило бы на целое коровье стадо.

— Ты почему не предупредила, что твои подружки сбежали из дома престарелых? — спросила Кларисса, заранее убедившись, что все три бабки в пределах слышимости.

— Не обязана! — Мать выпрямилась во все свои гордые сто пятьдесят пять сантиметров и с упорством жука-короеда поползла вверх по склону.

Хуже всего, что эти древние (шестидесяти лет) старухи демонстрировали лучшую форму, чем сама Кларисса. Гораздо лучшую форму.

— Педали надо крутить, милочка, как я, — посоветовала одна из них, в кепчонке со стразами и с размазанными пунцово-красными губами, пока Кларисса карабкалась по тропе, пыхтя как паровоз. Размазанные Губы еще минут пять вещали о прелестях педалей, но Кларисса, с детства не выносившая велосипеды, тренажеры и вообще всю эту муть из области физических нагрузок, решила, что и в будущем ничего подобного ей не грозит.

Кларисса выставила старой карге средний палец. Та не заметила. Или не показала виду.

— Нет-нет-нет! — пискнула вторая, с серебристыми волосами, в подростковых обтягивающих брючках; со спины она выглядела второклашкой со старушечьей задницей. — Девочке надо бегать. Бег полезен для тикалки.

«Какой еще тикалки? — изумилась про себя Кларисса. — Это для сердца, что ли? Откуда они такие свалились?!»

Мать Клариссы закудахтала:

— Бег вреден для коленок!

— Зато для попки в самый раз, — возразила «второклашка» и, повернувшись, похлопала себя по усохшему заду. — Вы только посмотрите, а, девочки? Да на такой попке целый торт удержать можно.

— Ей нужно больше секса, — со знанием дела заявила третья. — Мы с котиком три раза в неделю задаем жару своему ортопедическому матрацу. Не могу заснуть без оргазма.

Клариссу потянуло блевать.

По пути домой (на машину Клариссы опять нацепили «колодки» за неоплаченную парковку) она косилась на мать, желая той немедленной погибели. И что бы ей не рухнуть замертво хоть разок, когда мне хочется?

— Знаю, о чем ты думаешь, — заявила мать, перекрикивая Тито Пуэнте.

— Держу пари, понятия не имеешь.

— Дочь завидует матери. Нормальное явление. — Мамуля вновь принялась говорить о себе в третьем лице. Вроде то было принято в глубокой древности у звезд типа Дебби Рейнолдс и Элизабет Тэйлор. Кларисса попыталась вспомнить, живы они еще или существуют только в вечерних повторах черно-белого старья.

— Твоя мама всегда за собой следила. Ага, следила. — Мать поцокала языком, словно соглашаясь со словами невидимого собеседника.

— Если честно, я желала тебе скорейшей смерти.

Мать пожала узенькими плечиками:

— Естественно. Я тоже желала смерти своей матери, Да упокоится она с миром.

Черт бы побрал ее снисходительность. За это Кларисса ненавидела мать еще сильнее. Ну может ли человек одновременно быть докучливым, как осенняя муха, и добродушным, как ретривер?

— Мы с твоим отцом опять встречаемся.

— О-о, я тебя умоляю…

— Он скверно себя чувствует.

— Умолллляю…

— Ни словечка больше от меня не услышишь. — И включила Тито погромче.

Не сказать чтобы отец Клариссы был так уж плох. То, что он заправлял интернет-фирмой, торгующей бумагой и тонером для факсов, то, что изменял жене все двадцать три или двадцать четыре года их совместной жизни, то, что загремел в тюрьму, когда Кларисса была маленькой (оба предка врали про командировку на Багамы, но он вернулся только через год, причем без загара), — все это еще не делало его паршивцем. С точки зрения Клариссы, паршивцем его сделал секс с лучшей подругой собственной дочери, девчонкой, которая с двух с половиной лет росла у него на глазах. Ей едва исполнилось семнадцать, когда Кларисса обнаружила их в своей постели, среди диснеевских игрушек. Помнится, там еще был сборник стихов Сильвии Плат.

Ладно, пусть не Сильвия Плат, а брошюрка «Любовные знаки для Скорпиона». Какая разница?

Справиться с потрясением (от вида отцовского веснушчатого зада) Клариссе помогла только несуразно огромная сумма на тряпки и новехонький огненно-красный БМВ.

Она ничего не сказала матери. И не потому что отец, голышом, на коленях, в слезах умолял свою единственную дочь, свое единственное чадо (насколько ей было известно) не предавать его. Кларисса просто не могла помыслить о том, чтобы причинить матери такую боль. Она держала язык за зубами, даже когда мама брюзжала каждый божий день, что Тедди ее балует, что Кларисса слишком много тратит на наряды и что, во имя всего святого, совершенно ни к чему иметь три кредитки, в шестнадцать-то лет. Не проболталась даже во время перепалок, когда они с матерью так орали друг на друга, что соседи вызывали полицию, — столько раз, что под конец она уже знала имена детей всех районных копов. Кларисса ничего не сказала.

Родители развелись после «дела лэйкерских фанаток» (по определению Клариссы), когда мать выяснила, что Тедди подцепил разом не одну, не двух, а трех девиц из группы поддержки команды «Лейкерс». Девицы были миниатюрными, лилипутно-крохотными, в связи с чем отец заявил бьющейся в истерике матери (от ярости она даже не смогла зажечь сигарету и принялась ее жевать), что спать с «лейкерской девочкой» — совсем не то, что с нормальной, полноразмерной женщиной, и потому трое в самый раз.

На Клариссу отцовская логика и физическая крепость (как-никак ему в ту пору за пятьдесят перевалило) произвели должное впечатление, но она гордилась и матерью, которая положила конец этому слишком затянувшемуся браку.

Браку, но не романтическим свиданиям. Родители продолжали встречаться.

По прихоти судьбы развод совпал с пресловутым Саймоновым «Мы не созданы друг для друга». Похоже, женщинам клана Альперт не слишком удавались прочные связи, но Кларисса винила родителей в том, что они ее подвели, — в конце концов, откуда ей знать, что такое доверие в отношениях? Всю жизнь она только и видела, как мать роется у отца по карманам после работы, по чемоданам после уик-энда, по ящикам стола среди смятых счетов; она привыкла к атмосфере скрытой злости и напряжения. Она знала, каково это — войти в комнату и ощутить, что не хватает воздуха и грудь сжимается под призрачным гнетом недавней свары.