Читать книгу "Вера - Джон Лав"

Раздался гулкий звон золотых дорожных часов, лежащих на длинном столе. Стоял глубокий вечер. Заседание затянулось, и в комнате воцарилось молчание. Тем временем подали чай. Тишина сменилась приглушенным звяканьем фарфора и серебра. Даже сюда доносился легкий запах фекалий.

— Спасибо, коммандер, — сказал председатель. — Думаю, никто из нас не заметил, насколько уже поздно. Суд откладывается до завтрашнего утра.

Процесс шел еще несколько дней, но то была последняя содержательная глава. А потом настал полдень, спустя семь суток, когда все официальные отчеты и показания зачитали и рассмотрели, все записи боя проиграли и изучили, все теории о природе и происхождении «Веры» взвесили, а результаты деятельности и поведения Ансах оценили; и председатель понял, что готов завершить суд.

— Коммандер Ансах.

Она встала и взглянула ему прямо в глаза. Председатель внимательно рассмотрел ее в сгущающихся сумерках Изиды, заходящей над Де Вером, превращающей воздух в бархат. Коммандер была красивой женщиной, высокой и изысканной. Она командовала «аутсайдером» и совершила в своей жизни немало ужасных вещей; председатель знал о них, читал досье. Тем не менее Ансах не вызывала неприязни; даже здесь, на собственном суде, она вела себя с самоиронией и не забывала о чувстве юмора. Почему за всю свою жизнь, срок которой подходил к концу, она нашла время именно для такой карьеры? И как могла сделать все то, что сделала?

— Коммандер Ансах, судебные разбирательства завершены. Суд делает перерыв на рассмотрение вердикта по двум обвинениям, выдвинутым против вас: трусости и дезертирству.

Он произнес это и только тогда понял, что последними словами, которые скажет ей во время слушаний, последними словами стенограммы заседаний до объявления приговора будут «трусость» и «дезертирство».

Председатель почувствовал, как в его душе нарастает тревога. Скоро совершится несправедливость, но он совершенно искренне не понимал, как все исправить; и даже в несправедливости будут сокрыты следы правосудия. Ничего не бывает простым.

Итог был неизбежным, как судьба тех пяти кораблей Изиды; Ансах это знала. Но все-таки кое-что председатель мог для нее сделать.

— Эбель Ансах, пожалуйста, встаньте. Суд вынес приговор, — сказал он три дня спустя. — По обвинению в трусости мы считаем вас невиновной. Единогласно. По обвинению в дезертирстве мы считаем вас виновной. Одиннадцать голосов против одного.

Ансах взглянула на него без каких-либо видимых эмоций.

Председатель сделал это для нее. Три дня он спорил против обвинения в трусости, настаивая, чтобы подсудимую сочли невиновной. Его решимость не смогло пошатнуть даже яростное сопротивление остальных. Потом некоторые из них пытались найти компромисс, вынеся на рассмотрение приговор «Не доказано», председатель не сдался и добился своего, но наказание за дезертирство оставалось неизбежным. Даже она это знала.

— Коммандер, вы знаете приговор.

— Да, — сказала Ансах. — Я прошу суд позволить мне привести его в исполнение лично, в согласии с военными традициями.

— Разумеется, ваша просьба будет удовлетворена. У вас есть время до полуночи. Секретарь суда принесет вам все необходимые препараты.

— Спасибо.

— Коммандер, — спросил председатель, — вы не хотите, чтобы мы предоставили вам компаньона на оставшееся время?

— Да, мне бы хотелось, чтобы со мной остался мой охранник, если он согласится, — она повернулась к шахранину. — Вы согласитесь?

— Конечно, — ответил тот. Они в первый раз заговорили друг с другом.

Изображения померкли там, где Фурд их представлял, в некоем квазипространстве за словами стенограммы; а потом и сами буквы исчезли с экрана. Коммандер отвернулся. Скорбь по Ансах пришла, заняла отведенное ей время и исчезла, так же как и отношения с ней. Осталось лишь чувство непривычности, знание, что Эбель более не является частью этой вселенной. Теперь его жизнь примет другую форму. Ее остаток будет посвящен «Вере». Или, но крайней мере, тот отрезок будущего, на который Фурд решил не закрывать глаза. «Мы были созданы друг для друга. Мы принадлежим друг другу».

Он вспомнил ориентировки, полученные из Департамента. Документ, излишне витиеватый и напыщенный (Департамент всегда знал больше, чем говорил, или, по крайней мере, так думал), раздражал и не приносил никакой пользы. «Все хотят знать, что Она такое и откуда пришла. Мне же интересно лишь то, что Она сделала. Я изучил Ее поступки и знаю, как победить».

— Тахл.

— Коммандер?

— Пожалуйста, проложите курс на Шахру, в Блентпорт.

Часть четвертая

1

Стоял вечер поздней осени, и Гор кровоточил сквозь облачную повязку. Фурд приехал один, усталый, от долгой дороги свело все тело. Он был разочарован, но не удивлен, когда никто его не встретил.

Не успел Фурд выйти из шахранской коляски, как она загромыхала в сторону долины, возница шипел и стегал кнутом упряжку. Коммандер взглянул на Хришшихр и увидел огромный черный диск, грубо намалеванный на одном из контрфорсов. Шрахр: он вспомнил, что читал о нем в ориентировке, пришедшей из Департамента.

Шрахр (в отличие от имени исторического деятеля слово пишется с маленькой буквы) часто встречается в культуре шахран. Это немая буква алфавита, символ ноля и бесконечности в математике. В преданиях, дошедших из шахранского прошлого, он — знак конца времен, в современных легендах — символ неопознанного корабля, который шахране по своим собственным причинам называют «Верой». Она приходила к ним прежде, около трехсот лет назад, и они всегда знали, что Она вернется. Ты — не единственный посетитель, которого здесь ждут.

Фурд окинул черный диск беглым взглядом, понимая, что за его реакцией наблюдают. Потом обратил внимание на массивный горный замок, отмечая детали с привычной точностью командира боевого корабля. Ветер бранился на него, и коммандер почувствовал на языке вкус двух разных жидкостей, из слезящихся глаз и текущего носа.

Хришшихр возвышался над ним растущей из-под земли рукой. Фурд отсчитал ровно минуту, сделал вывод, что шахране не выйдут, и зашел в главный двор. Из него вели несколько дверей, каждая — он знал из ориентировки — была входом в отдельные апартаменты шахран. Хришшихр походил на замок какого-то абсолютного монарха, но таковым не являлся; он служил домом нескольким семьям, хотя те, подчиняясь своей природе, большую часть времени сидели взаперти и редко общались друг с другом. Этот день должен был стать исключением: в редко использовавшемся Главном зале проводили обед в честь гостя.

На стенах двора висели железные светильники, одни горели, плюясь искрами, когда Фурд проходил мимо, другие же пустовали — на них виднелись лишь старые пятна сажи, — говоря о том, что шахранские семьи уехали то ли в низину Содружества, то ли в другие замки, расположенные выше и дальше. Подхваченные ветром, дующим с Ирширрхийских гор, мертвые листья пронеслись по каменным плитам и шумно обрушились на закрытые двери. Фурд поднял один, лопатовидный, серо-зеленый, с напрочь высохшими венами. Бросил прочь, и его тут же украл ветер.