Читать книгу "О ком грустит Пьеро - Патриция Хорст"

— Кто он? — Кэтрин подалась вперед, не отрывая взгляда от погрустневшего лица подруги.

— Мой муж, — ответила та и отпила большой глоток вина. — Это был единственный мужчина… Все остальные — это так, развлечение на пару часов, гимнастика для тела. Я думала, что не вынесу его смерти, но, как видишь, жива. Хотя время и не такой хороший доктор, как считают многие.

Кэтрин покачала головой и погладила Элис по загорелому плечу. Она и не подозревала, что эта уверенная женщина, такая иногда циничная и жестокая, могла испытывать столь сильные чувства.

— Откровенность за откровенность, — продолжила Элис. — А ты любила Тимоти?

— Теперь даже и не знаю, — задумчиво ответила Кэтрин, вертя в пальцах трубочку из коктейля. — Сначала нам было хорошо, но я совсем не огорчилась, когда мы расстались.

— У тебя еще все впереди. — Элис расплатилась с официантом и встала. — Но иногда я думаю, что лучше не любить, потому что это приносит такие муки… Ты идешь? Я могу подвезти тебя до дома.

Прошло уже два дня с той ночи, а Дэвид так и не решил, как следует поступить. Он метался по номеру, залитому безжалостным солнцем, останавливался, садился в кресло, снова вскакивал. Его руки, казалось, до сих пор хранили запах Кэтрин, а в ушах эхом отдавались ее шепот и стоны.

Это было какое-то безумие! Дэвид снова и снова повторял себе, что приехал в Лос-Анджелес для того, чтобы найти сына и попытаться вернуть его. А вместо этого влюбился в женщину, настолько недоступную по своему положению, что с трудом верилось в их близость. Единственным доказательством, что это правда, были шелковые трусики, которые Дэвид спрятал в чемодан.

Он корил себя за то, что не смог удержаться и поддался порыву страсти. Но теперь он ясно понимал, что это не просто накатившее волной желание, за утолением которого обычно следует скука и пресыщение. Кэтрин была создана для него! Он знал многих женщин, красивых, чувственных, умелых в ласках, но ни с одной из них не испытывал ничего подобного.

— Я сойду с ума! — прошептал он и сжал ладонями ноющие виски. — Я должен ее увидеть!

Но как? Они простились так холодно, и в этом виноват лишь сам Дэвид. Как он мог оттолкнуть ее, да еще сразу после близости? Когда малознакомые люди познают друг друга в любви, наступает момент отрезвления, и тогда очень важно не оборвать неловким словом или движением протянувшуюся между ними тоненькую нить.

А Дэвид разорвал ее беспощадно и грубо. Но в те минуты ему казалось, что он все испортил и навсегда закрыл себе дорогу к сыну. Теперь у него просто не хватит сил, чтобы потребовать у Кэтрин возвращения Эрни. Она стала ему так же дорога, как и ребенок. И что за злой рок связал их, перепутал ленты их жизней!

Какая безнадежная ситуация: Дэвиду придется выбирать между любовью мужчины и любовью отца. Если он выберет Кэтрин, то никогда-никогда! — не сможет рассказать ей всей правды, потому что будет бояться потерять ее. Ведь услышав чистосердечное признание, она решит, что Дэвид соблазнил ее лишь для того, чтобы вернуть сына. И сначала он действительно думал, что это неплохой выход. Но поступить так можно было бы только с человеком, к которому равнодушен, и тебе все равно, причинишь ты ему боль или нет.

А если он выберет Эрни… Его мальчик, его плоть и кровь, маленькое синеглазое чудо с россыпью веснушек на щеках… Конечно, не составит труда доказать, что он настоящий отец. И суд, без сомнения, станет на его сторону. А если еще и откроются махинации Тимоти, то дело заранее можно считать выигранным. Но Кэтрин не простит этого никогда, она так любит Эрни. Дэвид, чувствуя головокружение, принял ледяной душ, чтобы хоть как-то прийти в себя. Освеженный, он натянул джинсы и легкую рубашку и вышел из номера. Пора было навестить Мэри. И хоть эти встречи становились все более мучительными, Дэвид не мог оставить умирающую женщину совсем одну. Она так благодарно улыбалась, завидев его в дверном проеме, словно ожидала получить какую-то радостную весть.

— Как Эрни? — спрашивала она каждый раз. И Дэвиду приходилось придумывать для Мэри красочные истории об их мальчике. Он понимал, что только эти разговоры и поддерживают в ней слабый огонек жизни. Ему не хотелось, чтобы Мэри переступила последнюю черту с ощущением вины и предательства. За все, в чем она была виновата, эта женщина расплатилась сполна и продолжала расплачиваться страданиями и горечью.

— Здравствуй, дорогая! — Он вошел в палату, держа в руках букет ярких астр и пакет с фруктами. — Ты сегодня отлично выглядишь.

— Не преувеличивай, — печально ответила Мэри, но все-таки улыбнулась этому комплименту. — Как малыш?

— Целыми днями разъезжает на машине. — Дэвид опустился на стул рядом с кроватью. — Послушай, я все хотел спросить: как Тимоти удалось так быстро оформить документы?

— Ну, с его-то связями и деньгами… — Она вдруг приподнялась, опираясь на руку. — Ты хочешь довести дело до суда? Это будет непросто…

— Почему? — спросил он удивленно.

— Я… В общем, тогда Тимоти пообещал, что поможет мне устроиться на киностудию. — По бледным щекам Мэри побежали слезы, но она этого не замечала и продолжала виноватым тоном: — И еще он выписал чек на мое имя… Но за это я полностью отказалась от своих прав на ребенка.

— Я знаю об этом, — мягко сказал Дэвид.

— Но в документах указано, что мы разведены и что ты… — Она задохнулась в рыданиях и спрятала лицо в ладонях. — Ты тоже…

— Что — я? Договаривай! — Его охватило страшное предчувствие, и сердце бешено забилось в груди.

— Они взяли несколько писем с твоей подписью и подделали бумагу, в которой ты отказываешься от сына и обещаешь не предъявлять никаких претензий, — еле слышным шепотом закончила Мэри. — Прости меня…

Жалость к бывшей жене и гнев боролись в душе Дэвида. Он закусил губу до крови, чтобы удержаться от резких слов и упреков, от горестного крика. Ловушка захлопнулась. Теперь у него не оставалось никаких надежд, ни единого шанса вернуть Эрни. Судьи не примут во внимание то, что Мэри тогда находилась в бедственном положении, и у нее просто не было выбора. Можно не сомневаться, что Тимоти постарался сделать подпись достоверной.

— Прости меня. — Мэри сжимала в ладонях похолодевшие руки Дэвида. — Я знаю, это ужасно. Но я слишком поздно поняла, что натворила.

— Ничего… — сказал он охрипшим голосом. — Я пойду, хорошо? Мне надо побыть одному. А завтра я навещу тебя снова. И не плачь, не плачь, пожалуйста.

Выбежав из больницы, Дэвид, ничего не замечая вокруг, побрел по улице. Мир рухнул, рассыпался на мелкие кусочки, собрать и склеить которые невозможно. А солнце продолжало светить, и небо не упало на землю, и люди спешили куда-то, задевая его иногда плечами.

Дэвид зашел в какой-то бар и заказал порцию виски, а потом еще одну. Но алкоголь не помогал, не притуплял боли, и сердце билось ровно, словно ничего страшного не случилось. Удар за ударом, оно отмеряло мгновения жизни, гнало по венам горячую кровь. Дэвид выпил еще, но опьянение так и не наступило, как будто он перестал быть обычным человеком, а превратился в сложный и хорошо отлаженный механизм, неизвестно для чего предназначенный. В конце концов, бармен отказался наливать ему виски, и Дэвид отправился в отель. Закат уже догорел, мягкие влажные сумерки окутывали город, зажигались фонари на шумных улицах, в окнах домов вспыхивал свет. Там кого-то ждали, накрывали стол к ужину, нетерпеливо посматривали на входную дверь, прислушивались к шагам на лестнице.