Читать книгу "Серебряная ведьма - Сьюзен Кэррол"

Мири насторожилась, точно лань, почувствовавшая пристальный взгляд голодного волка. Она потянулась за шалью на спинке стула и закуталась в ее просторные складки, завязав ее на груди. Движения ее были неспешными и совершенно естественными. Она спряталась от его глаз не стыдливо, а как бы захлопнув дверь прямо перед его носом.

Сев на треногий табурет, Симон начал стаскивать с себя сапоги. Это оказалось делом нелегким, потому что разбухшая от сырости кожа сапог была скользкой и грязной. Но это дало ему время справиться со своим телом. Отношения у них с Мири были сложными и без дополнительных проблем.

Аккуратно поставив сапоги возле двери, Симон вытер руки о штаны, которые и без того были грязными после падения. Он неуверенно шагнул к очагу, чувствуя себя бродячим псом, крадущимся к костру, не уверенным что его не прогонят.

Мири молча подала ему льняное полотенце и ушла в противоположный угол комнаты, чтобы закончить расчесывать волосы. Симон обрадовался, что камин остался в полном распоряжении его и кота. Некромант свернулся на коврике у очага, лениво рассматривая его краешками глаз.

Мужчина протянул руки к приветливому огню, над которым висел маленький котелок с каким-то варевом, издававшим приятный острый аромат. Стоя спиной к Мири, Симон, прежде всего, вытер лицо, убрав повязку с подбитого глаза.

Повязка намокла от дождя, но Симон снимал ее редко, и только когда был один, всегда помня, как сильно он изуродован. Вытерев лицо, он вернул повязку на место, поморщившись от неприятного прикосновения мокрой кожи к лицу. Пытаясь распутать шнуры камзола, он сказал:

– Тебе надо повесить на дверь какой-то замок или задвижку.

– Зачем? – Мири сжала губы, с трудом пытаясь расчесать спутанные волосы. – Именно поэтому я живу и такой глуши. Я доверяю четвероногим соседям.

– К сожалению, твой адрес известен и тем, кто ходит на двух ногах. Если ты хочешь жить в окружении животных, то хотя бы заведи себе тех, кто может пригодиться. Свора больших свирепых мастифов будет служить тебе гораздо лучшей защитой, чем кролики или этот старый тощий кот.

Несмотря на неуважительные слова, Симону захотелось погладить лоснящуюся мягкую шерстку Некроманта. Он наклонился, чтобы приласкать спящего кота. Мгновенно из спящей киски Некромант превратился в яростно шипящее чудовище. Отпрыгнув, он больно оцарапал мизинец Симона на той руке, где уже имелась отметина ведьмы, пытавшейся убить его две ночи назад.

Выругавшись, Симон отпрянул, а Некромант скрылся наверху в темноте чердака.

– Проклятие! – пробормотал Симон, сунув раненый палец в рот. – Хорошо, что он не та ведьма, что размахивала ножом.

На губах Мири появилась едва заметная улыбка, но она быстро исчезла.

– Да, тебе повезло. Именно этот старый тощий кот заманил тебя прямо в мою ловушку.

– Не особенно крепкая ловушка. Если ты собираешься защищаться силками, то могу научить, как сделать их получше. Простая петля могла бы подвесить меня за ногу вниз головой, сделав гораздо более беспомощным. Или можно сделать железный капкан с острыми зубами, способными раздробить кость.

– Такая ловушка была бы очень опасной. А если бы вместо тебя попалась какая-нибудь лисица или бедный кролик! Я не люблю обижать беззащитных животных.

– Хочешь верь, хочешь не верь, но я тоже.

Она откровенно не поверила. Отвернувшись, Мири продолжила расчесываться. Скрыв усталый вздох, Симон с трудом снял камзол и повесил его на веревку, где висели вещи Мири. На стене он заметил картину, почти скрытую за вещами на веревке.

Симон отодвинул платье Мири в сторону, чтобы лучше разглядеть, и его лицо смягчилось, когда он ее узнал.

В позолоченной раме было изображение единорога, пробирающегося сквозь лесную чащу: превосходно выполненное животное, и детально выписанные деревья, и призрачная аура единорога. Чем больше смотришь на него, тем больше возникает сомнений, где кончается магия и начинается реальность.

Габриэль написала эту картину специально для Мири. Когда Симон видел ее в последний раз, она была незакончена, и казалось, такой и останется. Но это была величайшая драгоценность Мири, потому что в детстве она свято верила в существование единорогов.

Помимо воли Симон улыбнулся этому горько-сладкому воспоминанию. Он был невероятно рад, что Габриэль все-таки закончила картину и она до сих пор хранится у Мири. Долгими ночами он не засыпал, когда осознал, что его действия стоили Мири поместья Бель-Хейвен, и обрадовался, что у нее все еще хранится маленькая часть дома детства.

Послышался скрип половиц, и он понял, что Мири подкралась к нему сзади.

– Стало быть, Габриэль все-таки закончила твоего единорога.

– Да, – тихо ответила она.

– Помню, как ты уверяла всех, что на острове Фэр живет один из них. Конечно, я, будучи прилежным, но очень злым мальчиком, никогда не мог надеяться увидеть это существо.

– А я помню, как ты дергал меня за косу и дразнил, что я уже слишком большая, чтобы верить в такие вещи.

– И ты говорила с негодованием: «В день, когда я перестану верить в единорога, я умру, Симон Аристид».

Она снова почти улыбнулась ему, прикусив губу, чтобы сдержаться.

– Так ты до сих пор видишь его во время прогулок и лесу?

Мири покачала головой.

– Только не говори, что я и единорога прогнал, – пошутил Симон в надежде заставить ее улыбнуться. – Клянусь, я не касался ни единого волоска из его гривы.

– Нет, возможно, единорог до сих пор живет здесь. Просто я больше не ищу встречи с ним.

Лицо ее стало еще задумчивее и печальнее, отчего он почувствовал себя еще более виноватым. Несомненно, она призывала его быть тактичнее, осторожнее и не забываться. Он имел возможность увидеть картину единорога только потому, что Мири настолько ему доверяла, что впустила его в свой дом. Симон воспользовался этой возможностью для сбора улик против мужа ее сестры, чтобы украсть кольцо, которое могло выманить графа Ренара в Париж, где его собирались арестовать. Это было первое предательство дружбы Мири, когда он стремился судить колдуна. К сожалению, оно оказалось не последним.

С грустью Симон вспомнил, что их самые лучшие совместные воспоминания всегда были омрачены этими обстоятельствами. Неизменно их прошлое будет иметь отвратительный запах его предательства, омрачено несходством их взглядов на мир.

Мири расправила платье на веревке, заслонив изображение единорога. Она вдруг нахмурилась, глядя на Симона:

– У тебя кровь.

Симон поднял руку, увидел все еще кровоточащую рану на пальце и стал раздраженно вытирать кровь о рубашку, пока Мири не остановила его:

– Не делай этого.

Он удивился, когда она схватила его за палец и стала полотенцем резко, до боли промокать кровь. Когда Симон затаил дыхание, она сказала: