Читать книгу "Придворные отморозки - Александр Тамоников"

— Да я так, пошутил!

— Со мной шути, со мной можно. А вот с Сулемой лучше не надо. Он правая рука хозяина, его палач!

— Спасибо за науку, будем знать. А кто он, этот грозный хозяин?

— Вам этого знать не надо. Наступит время — узнаете, если он этого захочет. Вообще же, не думайте лучше ни о чем, а выполняйте свою работу, целее будете!

— Так, значит, по шишкам стрелять будем? — переспросил Серый.

— Именно, — ответил Шмель.

— Из чего, братан, — обратился Малой к Серому, — следует, что взяли нас с тобой на «мокрое» дело. Не иначе валить кого-то придется. Угадал, Шмель?

— Не знаю. Но скорее всего, так!

— А ты давно пашешь на своего хозяина? — неожиданно сменил тему разговора Малой.

— Третий год, а что?

— Что он за мужик? Не кинет по концовке?

— Пока никого не кидал, насколько знаю. Каждый получал то, что заслужил.

— И много ты заслужил за эти три года? — продолжал в том же духе Малой, хотя видел, что эта тема начала раздражать Шмеля.

— Ты любитель считать чужие деньги? — вопросом на вопрос ответил Шмель. — Учти, здесь такой интерес не поощряется. Что заслужил — все мое!

— Закончили базар, а? — предложил Серый. — Что вы как маленькие, на самом-то деле. Давайте лучше похаваем, а то после дряни аппетит разыгрался волчий.

— Золотые слова, Серый, — поддержал его Шмель, — жрать действительно хочется. Ну а потом приступим к делу.

Троица зашла в дом, где плотно перекусила тушенкой.

После перекура Шмель развернул винтовки.

— Дело когда-нибудь со снайперским оружием имели? — спросил он.

— Откуда?

— Тогда для начала слушайте и смотрите, я расскажу вам общее устройство оружия и механизм его применения.

Команда новоявленных стрелков приступила к учебному процессу.

А Сулема, покинувший снайперов в двадцати минутах хода от Рахтура, остановил и спрятал в прибрежных зарослях баркас, устроился в нем поудобнее и уснул. В шесть часов, как и планировал, он проснулся и вывел лодку на чистую воду, завел мотор и на средних оборотах, держась правой стороны, где встречное течение было слабее, направился к Рахтуру. Остановился на окраине у первого мостка, причалил, закрепил лодку и пошел вдоль берега по тропинке к причалу Якова Петровича Голонина. Около семи к реке обычно спускалась рабыня старика, Настя. Ее-то и надо было увидеть чеченцу. Он присел на бревно, закурил. Вскоре затрепетали металлические поручни и послышался характерный звук ударяющихся друг о друга пустых ведер.

Убедившись, что к реке спустилась именно девица Голонина, Сулема вышел из укрытия, ступил на причал. Как раз когда Настя черпала воду.

— Ой! — испуганно вскрикнула она, увидев в темноте человека, но тут же узнала его: — Черт, через тебя чуть ведро не утопила.

— Узнала?

— Узнала.

— За водой пришла? — не зная, с чего начать разговор, глупо спросил чеченец.

— А что, не видно? Зачем же еще на реку ходют?

— Ну как зачем, например, на свидание!

— Чего?

— Послушай, девушка, ты знаешь меня, я знаю тебя. Есть у меня к тебе разговор, даже не разговор, а предложение.

— Ну говори, только побыстрее, дед не любит, когда я задерживаюсь.

— Поэтому ты вся избитая? Издевается старый хрыч?

— Ты об этом хотел меня спросить?

— Нет! Слушай, девушка, внимательно. Раз торопишься, говорить буду быстро, прямо и открыто.

— Слушаю тебя, Хоза!

— Я собрался покинуть эти места. Навсегда. Уехать на родину, на Кавказ. Ты мне нравишься…

— Что? Что ты сказал? — прервала его от удивления девушка.

— Сказал, что ты мне нравишься.

— Зачем смеешься надо мной? Кому может нравиться долговязый, плоский урод?

— У нас, на Кавказе, почти все девушки тонкие, как лоза виноградная, и высокие, как ты. Это здесь толстые считаются красавицами, чем толще, тем лучше, у нас наоборот. И, потом, родив первого ребенка, ты расцветешь, как эдельвейс, я знаю!

— Я рожу ребенка?

— Конечно, и не одного, у нас большие семьи. Но это, конечно, если согласишься уехать со мной.

— Ты предлагаешь стать мне твоей женой?

— Да!

От неожиданности сделанного предложения девушка опустилась на причал.

— Одна беда, Настя, денег у меня, чтобы свой дом поднять, нет. Сколько пашу на хозяина, только подачками и кормит.

— У меня тоже ничего нет, Хоза! — с искренним сожалением проговорила Настя.

— Я знаю. У нас с тобой нет. Зато деньги есть у твоего деда, он где-то в подвале их хоронит, много денег.

— Ой, что ты говоришь? Разве можно воровать?

— А разве можно из свободного человека раба делать? Издеваться над ним? Избивать до полусмерти? Это можно? Вот за это твой дед и должен заплатить, и это не воровство, а компенсация за все то зло, что он причинил тебе, невинному и беззащитному человеку. Короче, так! Времени действительно у нас уже нет. Или мы убьем старого осла и заберем деньги, чтобы начать новую жизнь, или расстаемся навсегда. Ты меня больше не увидишь, клянусь! Никогда. Подумай за завтрашний день все хорошенько, а вечером тут же и в это же время скажешь свое решение. Если «да», то я все сделаю так, что произойдет несчастный случай. Ты только немного мне поможешь. Если «нет», то значит, нет. Не суждено мне, значит, жить с любимой девушкой. Останусь один!

— Ты сказал, с любимой?

— Да! Я же люблю тебя. Иначе зачем пришел бы сюда? Ну все, Настя. Тебе пора, иди, а то хватится тебя старый шайтан. Опять будет бить! Но тогда я зарежу его, как барана!

Не дав девушке ничего сказать, Сулема повернулся и скрылся в темноте тропы над рекой. А Настя, отчего-то дрожа, еле поднялась на ноги, взяла коромысло на плечо и пошла наверх.

Сердце ее учащенно билось.

Сулема же, пройдя за поворот, скрывшись с глаз «возлюбленной», остановился, закурил.

— Никуда ты не денешься, коровка божья, завтра и согласишься на все, тогда и сыграем игру. Все одно, дуреха, тебе не жить нормально на этом свете. Такова уж твоя доля, голубушка!

Докурив сигарету, бросил окурок в реку. Течение сразу подхватило его, потащило к середине, на стремнину.

Сулема повернулся и начал подъем. Ему сегодня надо было навестить еще деда Ефима, там переночевать и дождаться завтрашней встречи с «невестой».

Вечером этого же дня начальнику местного отделения милиции позвонил Жилин:

— Алло! Федор Олегович?