Читать книгу "Научи меня любить - Ольга Егорова"

— Ты только не умирай, Лекс, — снова, как когда-то, уговаривал его Никита, стоя за дверью палаты реанимации.

Но Лексин почему-то не захотел выживать. Умер, не приходя больше в сознание. Оставил без сожаления и Катьку свою дорогую, и стихи свои недописанные… Просто тихо ушел из жизни в двадцать девять лет, не став за нее бороться.

И Никита часто думал — почему? Почему не захотел, не стал бороться Лексин за свою жизнь? Может быть, увидев ту, другую жизнь, которая ждала его за порогом смерти, он понял вдруг, насколько она прекрасна? Понял, что ему там будет лучше, намного лучше, чем здесь — и ушел? И еще часто, очень часто Никита думал о том, что же чувствовал Лексин в тот момент, когда его убивали?

Он почти не помнил похороны. С трудом вспоминал даже Катьку, как она шла за гробом и почему-то плакала. Почему она плачет, подумал в тот момент отстраненно Никита, ведь она не любила его совсем? Никогда не любила…

Похоронили, помянули. Девять дней, сорок дней, как полагается. Как-то зашел он к Катьке. Не к Катьке даже, а к Данилке. Хоть теперь уже и вовсе никакого отношения к Никите Данилка не имел — все равно, иногда хотелось его увидеть.

Катя открыла дверь и даже обрадовалась заметно, что он пришел.

— Проходи, Найк… Ты вовремя пришел. Я тут Мишкины вещи разбираю. Думаю, куда что деть. Не висеть же им вечно…

— А Данилка где?

— Данилка у бабушки…

— Я, вообще-то, к нему пришел.

— Ну что ж теперь, не уходить же… И за что ты, Харламов, меня так не любишь?

— А почему я тебя любить должен? Тебя Лекс любил… За нас двоих.

— Да брось… Ладно, дело твое. Мне твоей любви не надо. Вот это пальто — я его выброшу, наверное… Старое уже, поношенное…

— Как это — выбросишь? Ты что городишь-то, Сафронова? Это же его пальто, его !

— Да успокойся, Никита. Я понимаю, это его пальто. Но это его пальто ни в один секонд-хэнд не примут только потому, что оно его . Им вид товарный нужен, понимаешь, это ж не музей… Его даже бесплатно никто носить не станет. Он сам его уже не носил последние два года…

— Дай сюда, — он выхватил из рук Катькиных серое пальто. Пальто и в самом деле было старое, потрепанное… — Я носить буду!

— Не смеши… Ты ведь его ниже на пол головы. В рукавах запутаешься…

— Разберусь как-нибудь. И не смей ничего выбрасывать, я все заберу, все его вещи!

— Да здесь забирать нечего, — отмахнулась Катя, — я все уже раздала почти, вот пальто только и пара джемперов осталась. Ну, и еще мелочи всякие. Носки, футболки… Хочешь, и эти два джемпера забирай тоже.

— И заберу.

— Вот и отлично. Видишь, как удачно ты ко мне зашел… Может, посидим, выпьем по стопочке?

— Нет, Сафронова, не буду я с тобой пить. Не хочется что-то… Я, вообще-то, к Данилке пришел.

— Данилка у бабушки, — напомнила Катя.

— Да, я уже понял… Как он поживает?

— Нормально. Все такой же толстый и веселый.

— Ну и отлично. Пойду я, Катя. Как-нибудь в следующий раз зайду, когда Данилка дома будет.

— Заходи, — ответила она без эмоций.

Протянула ему большой полиэтиленовый пакет. Никита сложил в него вещи и направился в прихожую. Наклонился шнуровать ботинки и вдруг увидел прямо перед глазами мужские кроссовки. Не Мишкины кроссовки, у Мишки не было никогда таких.

— А это чьи шузы тут стоят? — спросил он, не успев подумать о том, что лучше было бы промолчать.

Катя не отвечала. Смотрела пристально в глаза ничего не выражающим взглядом. Никита вдруг заметил и все остальное — кожаную куртку с большими металлическими заклепками на рукавах, мужские тапочки, выглядывающие клетчатыми носами с нижней полки — не Мишкины тапки, у него совсем другие были…

— Вот значит как, Катя.

— Значит, так, Никита. Осуждаешь меня?

— Бог тебе судья. Только скажи… Давно вы?…

— Нет, не давно. Да ты не подумай ничего плохого, — вдруг принялась она оправдываться. — Мы жениться собираемся, заявление уже подали. Через месяц регистрация…

— А я и не думаю ничего плохого. Что ж тут может быть плохого — выйти замуж через семь месяцев после похорон мужа? Это ж очень хорошо, Катя. Это просто замечательно!

— Да прекрати! — почти прокричала она. — Что ты понимаешь, что ты знаешь обо мне?! Какое право ты меня судить имеешь, Харламов?

— Бог тебе судья, Катя. А я, и правда, воздержусь…

Ушел, не попрощавшись. И больше не ходил к Катьке, скучая часто по Данилке и вместе с тем понимая — нет больше Данилки в его жизни. У него теперь своя жизнь, и ему, Харламову Никите, в ней не место…

На студии «Союз», узнав о трагической смерти солиста «Осколка Луны», предложили попробовать кого-нибудь другого на его место. Но Никита сразу же категорически отказался.

Он знал — его музыка могла существовать только вместе с Мишкиными стихами. Нет больше поэта — значит, нет больше и музыканта… И нет больше бледного осколка луны, который Мишка так мечтал, но все же не успел подарить своей первой и единственной любви.

Вообще ничего больше — нет.

А пальто он и в самом деле надевал иногда. Хоть и смешно оно на нем смотрелось, хоть и старым было… Хотел сначала отдать в ателье, чтобы укоротили рукава, подобрали низ. Но потом передумал. Жалко стало Мишкино пальто кромсать.

Глава 11

Некоторое время сидели в тишине.

Птицы пели абсолютно беспечно, не желая задумываться о том, что в такую минуту можно было бы и помолчать.

— А вчера, когда мы с тобой случайно встретились, я, вообще-то, к ней собирался. Но не смог. Как представил себе эту счастливую семейную пару, тошно стало. Не знаю, может, обиделась она на меня… Ну и черт бы с ней.

Она снова убрала руку с его ладони, и он вдруг осознал совершенно отчетливо, что отныне его жизнь так и будет все время делиться на странные фазы. Фазу присутствия и фазу отсутствия — ее руки на его ладони, ее тепла, без которого сразу становится так неуютно.

— Знаешь, Никита, — сказала она тихо. — Говорят ведь, что люди не умирают. Они просто переселяются жить в другой мир, в котором чувствуют себя более уютно. Лично я всегда представляла себе этот мир удивительно прекрасным, воздушным, состоящим из множества пушистых облаков. Мир, в котором нет ни тоски, ни страха, ни разочарований. Мир, где все — невесомо… И они — те, что переселились в этот мир… Они видят нас. Они смотрят на нас откуда-то с высоты и радуются нашим успехам, нашему счастью. И от этого их жизнь становится еще прекрасней. Поэтому мы здесь, в своем мире, должны, просто обязаны давать им повод для радости. Чтобы их заоблачная жизнь была прекрасной и счастливой… Понимаешь меня?