Читать книгу "Гляди в оба - Марина Серова"

— О чем вы в последний раз говорили с братом? — пыталась я вызнать у Полины хоть что-нибудь по своей теме.

— Ни о чем. Он трезвый был. А по трезвой он и не говорил со мной никогда.

— Почему?

— За дуру считал. Прямо так и говорил: «Дура ты, Поля, каких свет не видывал». Но я не обижалась. Он ведь сам странненький, да. Вечно то гадости какой-нибудь напьется, то девок домой наведет, как будто это кому-нибудь приятно. Распустил их совсем Александр Петрович, — недовольно поджала Полина свои губы-вареники. — Ой нет, говорил что-то…

— Что? Что? — я вся напряглась, ожидая услышать наконец-то хоть что-нибудь дельное.

— Он сказал мне, что сахару в компоте мало. А чего мало-то? Я, как всегда, положила. Может, такой сахар стали делать несладкий? Александру Петровичу, видишь ли, нормально, а ему — мало!

Да уж, пришлось мне побыстрее переключать внимание на другую обитательницу пятикомнатной квартиры Пташкиных. Лишь после того, как я в очередной раз воззвала к святому имени Александра Петровича, Полина разрешила мне побеседовать с его женой, которую она презрительно называла Муськой или Дуськой. Но только не слишком долго, пока та не начала чересчур заговариваться, а то опять же ей, Поле, придется таблетки в нее совать. Оказывается, около года назад Александр Петрович лихо разогнался на скользкой после дождя дороге, не справился с управлением и угодил в аварию, в которой пострадала одна Муся. У жены случилось сотрясение мозга, после чего она стала, как сказала Поля, «слабенькой». А Пташкин-старший живет с тех пор с угрызениями совести. Так вот, оказывается, что значат все эти колечки, дорогие побрякушки и всякие завлекушки, полный перечень которых Александр Петрович любезно предоставил мне на тетрадном листке. Вот откуда, скорее всего, берет начало его активное неприятие женитьбы сына, которую он заранее воспринимал как чересчур крутой и опасный вираж, за который придется с лихвой расплачиваться.

Наконец, получив подробную инструкцию, как нужно вести себя с больной, Полина повела меня в комнату Муси.

Муся возлежала на бархатном диванчике и раскладывала перед собой карты, то ли для пасьянса, то ли для гадания. Наслушавшись про ее недомогания, я ожидала увидеть болезненную, изможденную женщину. Муся же оказалась светленькой худышкой, похожей на подростка, с озорной и какой-то потусторонней улыбочкой на лице. Вот, правда, одета для нашего времени Муся была странно — в длинное, наподобие старинного, вечернее платье и кружевную накидку на голове. Худенькую шею Муси обрамляло тяжелое колье, на каждом пальце было по кольцу или перстню, уши оттягивали мощные серьги. Все это весьма нелепо смотрелось с короткой, всего в несколько сантиметров длиной, растительностью на ее голове, перенесшей несколько мучительных операций.

— Надо же, сколько на ней всяких украшений! Значит, не все украли? — шепотом спросила я Полину.

— Как же, у нее этого добра столько, что ни один вор не вынесет, — нахмурилась Поля. — И все просит. А Александр Петрович нет-нет да, гляжу, снова ей какую-то побрякушку несет. Говорит, врачи советуют, что сейчас нужно потакать всяким ее желаниям. А я считаю — дурь это одна, все у них как-то не по-людски покуда.

Странная мать Птаха и законная супруга предпринимателя Пташкина весело взглянула на меня, словно на долгожданную подружку, и закивала головой, приглашая сесть с ней рядом. А я уж и не знала, с чего начать разговор. Да знает ли Муся вообще о пропаже сына и своих драгоценностей? Кажется, это от нее скрывают. Бедная Муся, очередная «бедная Лиза»! Ну почему именно тебе пришлось отдуваться за то, что твоему мужу захотелось прокатиться на полной скорости по скользкой дороге?

Но, взглянув всего один раз в мою сторону, Муся сразу же, напевая, углубилась в свое гадание, словно в комнате никого, кроме нее, больше не было.

— Муськ, тут вот Сережина подружка пришла, ищет его. Ты не знаешь, куды он пошел? — спросила нарочито громко Поля.

— Ну вот, снова Принц выпадает, — сказала Муся задумчиво, не обращая ни малейшего внимания на вопрос. — Крести. Ну, конечно же, брюнет. Высокий, с такими сильными, нежными руками. А на сапогах у него золотые заклепочки, блестят при луне. Когда через балкон полезет, то они сильно заблестят…

Лишь теперь, когда Муся заговорила, я в полной мере поняла, почему ее все называли больной и «слабенькой». Она и впрямь сейчас была далеко, в каком-то своем мире.

Поля по-бабски закивала головой, поставив руки в боки.

— Ну вот, видите? Ничего у вас с ней не получится. Я и сама хотела сегодня к своим мотануть, уж и билет на поезд купила, а тут всякая канитель началась. Пойду сдавать, чего зря деньгам пропадать, — сказала мне Полина. — У нее каждый день по-разному. Иногда вроде бы ничего и даже поделать что-нибудь просится, а то плетет с утра до вечера всякую ахинею, спасу нет. Хорошо хоть Александр Петрович не все слышит, а то такое иногда скажет, срамота одна. Он-то всегда на работе, а я давай отдувайся…

— А тебе нравится, когда мужчина тебя раздевает, разрывает одежду? — вдруг повернулась в нашу сторону Муся. — Или целует, как Луис Альберто?

— Да ничего вообще-то, — пробормотала я от неожиданности.

— Это оттого, что гулять ее не пускаем пока одну, чтобы не начудила, а со мной она не хочет. Стыдится, видите ли, как я одеваюсь. А ты сама на эту чучелину только погляди, укатаешься. Вот и смотрит от нечего делать все подряд сериалы по телевизору или радио весь день слушает да песни поет…

— И что, все время про принцев говорит? — невольно поинтересовалась я. — Или еще что-нибудь? Может, про сына?

— Да это еще что! Вначале вообще — тюль на голову наденет и изображает из себе не знаю кого… Я думала, Александр Петрович сам с ней свихнется. А сейчас хоть радио слушать стала. Только записывает все подряд зачем-то — и с радио, и с телевизора. Говорит, иначе все позабудет. А Александр Петрович ей всякие кассеты покупает, только деньги понапрасну переводит. Пусть, говорит, если это голову ей развивает. Вон видите сколько! В основном с радио Сережкиного болтология…

На столе у Муси действительно валялось множество аудиокассет. Вот это архивчик! Наверное, ни у кого нет такого собрания сочинений «болтологии» Птаха, как у его матушки. Надо бы взять с собой несколько штук потихоньку, может пригодиться.

Я сделала несколько шагов к столу — вроде бы как увидела в окне что-то для себя интересное, но чуть не упала, споткнувшись о раскрытый чемодан.

— Куда это она собралась? Уезжает, что ли? — спросила я Полю. У стены тоже лежали какие-то баулы, сумки.

— Да нет… Она все время то складывает, то разбирает свои вещички, словно куда-то собирается. Я же вам говорила — больной человек, ничего от нее не добьешься. Я вначале пыталась убирать все обратно, но Александр Петрович сказал не трогать, пусть ее… Уж скорее бы саму ее увезли куда подальше. Меня несколько раз так и подмывало из психушки какого-нибудь врача вызвать, да боюсь, Александр Петрович заругает за самовольство, — поделилась Поля со мной своими стратегическими планами. Эх, заехать бы ей хорошенько по упитанной морде, чтобы напомнить ее настоящее место в Пеньках, да нельзя этого делать. Дела семейные, темные.