Читать книгу "Терапия - Дэвид Лодж"

Прошлым вечером, уже собираясь ложиться, я от нечего делать нажал кнопку. Разрази меня гром - на крыльце устраивался на ночлег какой-то тип! Удивительно, как это не произошло раньше, хотя на таком маленьком квадрате взрослому целиком не поместиться - ноги окажутся на тротуаре. Этот тип сидел в спальном мешке, прислонившись к одной стене и упершись ногами в другую, его голова свесилась на грудь. Молодой, с острым, лисьим лицом и длинными прямыми волосами, падающими на глаза.

Сначала я пребывал в шоке, потом разозлился. Каков наглец! Занял все крыльцо. Ни войти, ни выйти - придется через него перешагивать. Не то чтобы этим вечером я собирался выходить или входить, но мог появиться кто-нибудь из жильцов, а кроме того, разбивший лагерь бродяга снижал престиж владения. Нужно было спуститься и прогнать его, но я уже надел пижаму - не воевать же с ним в халате и шлепанцах, а переодеваться лень. Потом надумал позвонить в полицию и попросить их убрать парня, но в этой части Лондона происходит столько серьезных преступлений, что я засомневался, отреагируют ли они вообще, да еще станут допытываться, просил ли я его уйти для начала сам. Я стоял в прихожей, смотрел на расплывчатую черно- белую картинку, и жалел, что нет такой кнопки, чтобы включить еще и звук и гаркнуть в микрофон: «Эй, ты! Проваливай!», а за реакцией бродяги наблюдать по монитору. Я улыбнулся этой мысли, а потом устыдился собственной улыбки.

Эти молодые люди, которые попрошайничают и спят прямо на улицах Лондона, меня раздражают. Они не похожи на обычных бродяг и пьяниц, грязных, вонючих, оборванных. Новые скитальцы обычно очень хорошо одеты и экипированы - чистенькие куртки, джинсы и мартинсы, а толстые стеганые спальные мешки оказали бы честь даже туристическому клубу или курсам по выживанию в экстремальных условиях. Но в то время как обыкновенные бродяги скрываются, словно насекомые, в темных, заброшенных местах, например под железнодорожными мостами или вблизи мусорных свалок, эта молодежь выбирает двери магазинов на ярко освещенных улицах Уэст-Энда или лестницы и переходы подземки, чтобы вы не могли их не заметить. Их присутствие похоже на обвинение - но в чем они нас обвиняют? Это мы выгнали их на улицы? Такие на вид нормальные, такие приличные, так вежливо осведомляются, нет ли у вас мелочи, что трудно поверить, будто они не смогут найти крышу над головой или даже работу, если захотят. Возможно, не в Уэст-Энде, но кто сказал, что у них есть право на жилье в Уэст-Энде? У меня есть, но мне пришлось его заработать.

Вот так развивался мой оправдательный внутренний монолог, а тем временем я лег в постель и в конце концов уснул. В четыре я проснулся и пошел пописать. На обратном пути нажал кнопку видеодомофона - парень все еще был там, лежал, свернувшись в спальном мешке на кафельном полу крыльца, как щенок в своей корзине. На заднем плане промелькнула полицейская машина, и до меня через двойные рамы донесся пронзительный визг сирены, но молодой человек даже не пошевелился. Когда утром, в половине восьмого, я снова посмотрел, его уже не было.

Четверг, днем. Пишу это в поезде 5-10 с Юстонского вокзала. Хотел успеть на 4.40, но такси попало в огромную пробку, вызванную поисками якобы заложенной в Сентер-Пойнт бомбы. Полиция выставила оцепление на пересечении Тоттнэм-Корт-роуд с Оксфорд-стрит, и движение застопорилось. Я спросил у водителя:

- Кто пытается взорвать это здание - ИРА или принц Чарльз?

Но он не понял шутки - или, скорее всего, ему было не до шуток. Бомбы отпугивают туристов и наносят урон его бизнесу.

Этим утром, как всегда по четвергам, я заскочил на репетицию. Когда «Соседи» только начинались, я ходил на репетиции практически ежедневно, но теперь уже сериал катится, как поезд по рельсам (или как поезду следует катиться по рельсам - этот вот внезапно замедлил ход и едва ползет, а мы еще не доехали и до Уотфорд-Джанкшн), и достаточно моего присутствия один раз в неделю, только чтобы убедиться, что все идет гладко, и в случае необходимости немного подправить сценарий. Репетиции проходят недалеко от станции метро «Пимлико» в бывшем молитвенном доме, там на полу есть разметка, которая соответствует разметке съемочной площадки в раммиджской студии. Тот, кто думает, что создавать развлекательное телевидение - это шикарная профессия, заглянув сюда в зимний день, сразу лишится всяких иллюзий. (По-моему, я в первый раз в своей жизни употребил выражение «лишиться всяких иллюзий». Мне оно нравится - классное выражение.) Кирпичные стены выкрашены в казенные цвета: ярко-зеленый и желтовато-белый, как в городской больнице Раммиджа, а грязные стекла голых окон покрыты слоем льда. Разнокалиберная и разномастная мебель расставлена вдоль стен или местами создает подобие «комнат»: столы на растопыренных ножках, с ламинированными столешницами, пластмассовые стулья, которые можно поставить стопкой, разваливающиеся диваны и кресла и кровати с продавленными матрасами. Если не считать стола на козлах в углу, на котором стоят кофеварка, безалкогольные напитки, фрукты и закуски, можно подумать, что вы попали в приют Армии спасения или на склад подержанной мебели. Актеры носят старую, удобную одежду - все, за исключением Дебби, которая всегда выглядит так, словно сейчас поедет фотографироваться для «Вог», - в свободные минуты они сидят, развалившись, в сломанных креслах и читают газеты и дешевые издания романов, разгадывают кроссворды, женщины вяжут или, как Дебби, вышивают.

Но когда я вхожу, все они отрываются от своих занятий и встречают меня улыбками и здороваются:

- Привет, Пузан! Как дела?

Актеры никогда не забывают улыбнуться. Большинство продюсеров и режиссеров втайне презирают сценаристов, считая их всего лишь неизбежным злом, рабочими лошадками, назначение которых состоит в том, чтобы поставлять сырье для решения их творческих задач. А вот актеры относятся к сценаристам с уважением, даже с некоторым благоговением. Они понимают, что сценарист - единственный источник реплик, без которых сами они бессильны, и если сериал длинный, во власти сценариста подчеркнуть или умалить важность их роли в будущих сериях. Поэтому обычно актеры из кожи вон лезут, чтобы сделать сценаристу приятное.

На этой неделе они репетируют седьмую серию текущего блока, которую покажут через пять недель. Интересно, подумалось мне, есть ли у них хоть малейшее предчувствие, что этот блок может оказаться последним? Нет, пока мы обменивались приветствиями, я не заметил никаких признаков тревоги ни в их глазах, ни в позах. Только мы с Дебби обменялись мгновенными взглядами-посланиями, когда я наклонился к креслу, где она сидела со своим вечным вышиванием, чтобы поцеловать ее в щеку: она знает, что я знаю, что она хочет уйти. А в остальном секрет как будто пока удается сохранить. Даже Хэл Липкин, режиссер, еще не знает. Как только я вошел, он подлетел ко мне, хмурясь и покусывая шариковую ручку, но это лишь по поводу сценария.

Ситком - это телевидение в чистом виде, сочетание двух принципов: неизменности и новизны. Неизменность проистекает из основного конфликта - в нашем случае это конфликт двух семей, отличающихся друг от друга стилем жизни. Беспечные, существующие на всевозможные пособия Дэвисы неожиданно получают в наследство дом в центре города, где живут люди довольно высокого происхождения. Вместо того чтобы продать дом, Дэвисы решают в нем поселиться-к плохо скрываемому неудовольствию их новых ближайших соседей, Спрингфилдов - образованных представителей среднего класса, читающих «Гардиан». Зрители быстро привыкают к персонажам и знают, чего от них ждать, словно это их собственные родственники. Новизну обеспечивает история, рассказываемая в каждой из серий. Искусство ситкома состоит в том, чтобы неделю за неделей находить новые коллизии в рамках привычных обстоятельств. История не должна быть слишком сложной, потому что на одну серию вам отводится всего двадцать пять минут, и по бюджетным и техническим причинам действие в основном должно происходить в одной и той же студии.