Читать книгу "Вертикаль жизни. Книга 3. Ветер перемен - Семен Малков"

Веселились допоздна. Танцевали под отличный джаз, а когда Наумовы уже собрались уходить, их догнал министр Николаев. Он был изрядно навеселе, но держался крепко и широко улыбался.

— Привет, ребятки! Надеюсь, вам понравилось? — по-родственному приобняв, спросил он. — Мы с вами так и не выпили. Вы что же не подошли?

— А к вам нельзя было пробиться, — объяснила Варя. — Но мы честно поддержали все тосты.

— Все равно непорядок! — полушутя упрекнул Николаев. — Надо это поправить.

Взяв под руки, он подвел их к стойке бара. Ему подали бутылку виски, открытую банку черной икры, и министр, собственноручно наполнив рюмки, предложил:

— Выпьем за то, чтобы молодые и все мы были счастливы!

Они осушили свои рюмки до дна, хотя были сыты, как говорится, «по горло» и хотели идти, но Николаев спросил:

— Не пора ли вам уже помириться с Надеждой и Анечкой? Я знаю, что вы сторонитесь друг друга.

— Мы не ссорились, но и хороводиться нам ни к чему, — ответил Артём Сергеевич. — Кстати, я видел мельком только Надежду. А Аню что, не пригласили?

— Наверное, нет, хотя точно не знаю, — пожал плечами Николаев. — Вечно у моих с ними какие-то бабские распри.

— Да уж, непростые отношения у нас с детьми, — мягко произнес Наумов, чтобы покончить с этой неприятной темой. — Я вижу, что и твоего сына здесь нет. Его тоже не приглашали?

— Приглашали, да все кочевряжится, обиды строит, — досадливо поморщился Николаев. — Но от моей помощи не отказывается.

«Не пойму, отчего Надежда бывает у Лёли и Вики, а Аня их избегает. Не из-за меня же? — грустно подумал Артём Сергеевич, когда возвращались на такси домой. — Нужно спросить об этом у Лёли». Однако ни на следующий день, ни после он этого не сделал, не желая ворошить прошлое.

Глава 4

Без цензуры

Очевидно, Ельцин и прессе разрешил взять столько свободы слова, сколько она сможет «переварить», так как на книжных рынках и в средствах массовой информации наступил форменный шабаш вседозволенности. Если в прежние времена не допускалось ни слова против правящего режима, то теперь можно было поносить его и открыто проповедовать фашизм. Никого не преследовали даже за издание и распространение библии нацизма — «Майн кампф» Адольфа Гитлера.

Почти открыто продавали порнографическую литературу и видеокассеты с порнофильмами. Все прилавки были забиты книжной продукцией, воспевающей культ насилия и наживы. Даже телеэкран заполонили боевики, утверждающие превосходство грубой силы над законом и торжество отпетых мошенников над честными людьми.

— Такое впечатление, что нам пытаются внушить, что бороться с негодяями за свои права бесполезно, так как одолеть всесильную мафию нельзя, — гневно осудил происходящее Наумов, встретив своего друга Царева. — Будто какие-то дьявольские силы стремятся разрушить нравственные устои нашего общества, сломить его сопротивление злу.

— А что я тебе говорил? — Сразу сел на своего любимого конька Владимир Иванович. — Только дьявол тут ни при чем. Эти злые силы — наши старые враги, которые хотят уничтожить Россию.

— Ты знаешь, что я с тобой не согласен насчет жидомасонских заговоров по уничтожению России, но вынужден, — с горечью произнес Артём Сергеевич, — все же признать факт: идет разнузданная пропаганда насилия, вседозволенности и очернительства вечных человеческих ценностей; и это создает впечатление, что кто-то ставит целью морально разложить наше общество. Хотя, думается, масоны тут ни при чем. Скорее всего скрыто финансирует эту подрывную кампанию, продолжая «холодную войну», ЦРУ — для того, чтобы ослабить нас, как своего потенциального противника.

— Ты прав, хотя не только американцы направляют и финансируют эту подрывную кампанию, — убежденно сказал Царев. — Взять хотя бы то, как поносят недавнюю советскую историю и коммунистических вождей. Будто не было никаких достижений. Ни победы над Гитлером, ни освобождения Европы, ни полетов в космос!

— Особенно возмущает молчаливая поддержка этой разнузданной кампании нашей правящей элитой, — согласился с ним Наумов. — Ведь она в основном состоит из бывших партийных руководителей, которые несут ответственность за прошлое.

— У нас, в Академии наук, большинство ученых деморализовано происходящим, — удручённо сказал Владимир Иванович. — Многие ведь — Герои соцтруда, лауреаты Ленинских премий. Их большие заслуги и государственные награды теперь совершенно обесценены. Это может нанести непоправимый урон нашей науке. Даже не снижение зарплаты и пенсий, а именно моральный ущерб может вызвать «утечку мозгов» из России! Во многих странах и даже в США спят и видят, как бы заполучить наших видных ученых и талантливую молодежь, предоставив им лучшие условия.

— Да уж, пожалуй, здесь таится самая большая беда, грозящая нашей науке, — кивнул Артём Сергеевич. — От многих приходится слышать, что они подумывают о том, как бы перебраться на Запад или к арабам. Мотивируют это желанием получать достойную оплату труда. Но думаю, что дело скорее в деморализации.

— Все это так, но и грядущая безработица погонит их из страны, — озабоченно произнес Царев. — Объем промышленного производства падает, а об «оборонке» и говорить нечего. Сокращение военных заказов и затеянная конверсия оставляют оборонные предприятия без работы. Производство кастрюль вместо ракет их обанкротит!

— Видя, с каким равнодушием правительство, проводя реформы, относится к развалу промышленности и упадку военного потенциала страны, и впрямь можно подумать, что в нем засели «агенты влияния» врагов России, — подводя итог разговору, с горечью заключил Наумов. — Ведь в результате этих реформ и «шоковой терапии» Гайдара жизненный уровень населения стал еще ниже.

Так оно было на самом деле. Никаких признаков хотя бы начала обещанного Ельциным улучшения жизни народа и процветания России не наблюдалось.

* * *

Читая газеты, слушая радио и глядя на экран телевизора, Артём Сергеевич все более убеждался в неспособности пришедших к власти противопоставить свергнутой свою конкретную программу и идеологию. Особенно ярко это проявлялось в том, что новые произведения литературы и кинофильмы в основном лишь разоблачали и клеймили коммунистический режим, однако не содержали ничего, рисующего людям более привлекательное будущее.

— Создается впечатление, — пожаловался он жене, — что Ельцин с соратниками из-за отсутствия подготовленной политической и экономической программы просто растерялись. Они хотели бы побыстрее перейти к капитализму, но не знают, как это сделать. Отсюда все нынешние беды.

— Ты прав. Ничего пока у этих болтунов не получается, — грустно согласилась Варя. — Жить стало тяжелее. Народ совсем обеднел. Какой толк от того, что больше товаров, если у людей нет денег?

— Хуже всего то, что неизвестно, когда все изменится к лучшему, — заключил Артём Сергеевич. — Кроме демагогических посулов, конкретных благ народу не предоставляют. И по размаху, который приобрели казнокрадство и хищение госсобственности, надеяться на это не приходится.