Читать книгу "Помпеи нон грата - Иржи Грошек"

– Договорились, – кивнул я. – Мне ведь не к спеху.

– Вот и хорошо, – сказала Юлия Феликс и чмокнула меня в щеку.

– Эй-эй! – прикрикнула на нас Исида. – Я все вижу! Чем вы там занимаетесь?!

– Романтизмом! – пояснила Юлия Феликс.

– Прямо на палубе?! – возмутилась Исида. – Заканчивайте!

И снова скрылась в ходовой рубке.

С одной стороны, меня все устраивало, потому что я предрасположен строить по поводу женщин разные иллюзии и был готов подождать до Помпей, чтобы иллюзии не развеялись раньше времени. А с другой стороны…

– Ты ведешь себя как роковая красотка, – заявил я.

– Нет никаких роковых красоток, – ответила Юлия Феликс. – Есть глупые и наивные мужчины… Я бы могла еще порассуждать на эту тему, но страшно устала, – добавила она, помахала рукой мне на прощанье и спустилась в кубрик.

А я прислонился к ходовой рубке, чтобы невзначай не свалиться за борт, и приготовился «отбивать склянки», слушая, как Исида за допотопным штурвалом напевает о чем-то своем, о девичьем…

[10]Про пятьдесят бывших девственниц я рассказывал, а про наглых женихов Пенелопы подло умолчал. Однако настало время ликвидировать этот пробел и поведать, как обстояли дела на Итаке, покуда Одиссей шлялся по белу свету. И заодно ответить на два вопроса: сколько так называемых женихов перебывало у Пенелопы и сколько провизии они сожрали. А то пишут всякую хрень – читать противно…

Как однажды, в детстве, я долго стоял у кинотеатра, таращился на афишу – «Скороногая пастушка» – и недоумевал, где число и начало сеанса?

– Тетенька, а когда будет фильм про пастушку?! – уточнил я.

– Мальчик, там все написано! – рыкнула билетерша. – Читать не умеешь? СКОРО! НАГАЯ! ПАСТУШКА!

И, должно быть, решила, что я мелкий извращенец, если интересуюсь такими фильмами. А ваш покорный слуга просто не понимал, что значит слово «нагая». Зато сейчас…

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который

Долго скитался…

А именно – двадцать годочков «многоопытный» Одиссей отсутствовал дома: десять лет осаждал Трою и десять лет, по уточненным данным, плавал вокруг Сицилии, как говорится – блукал… Мобильного телефона в девятисотом году до Рождества Христова не было, во всяком случае у Одиссея, и шестисотого «мерседеса» тоже… Вот я, например, когда задерживался, ставил в известность жену, что мы проживаем в городе на Неве, где разводят мосты, и при всем желании мне до нее не добраться. А рыжий прохвост Одиссей рассказывал Пенелопе о Сциллах и Харибдах, которые мешали воссоединению семьи. А про Калипсо, что родила ему трех бастардов, ни гу-гу! Короче говоря…

Музы мои, девять пьяных евреек!

О Пенелопе двуспальной замолвите слово…

Как только стали поступать сведения о скором возвращении Одиссея на Итаку, задумалась Пенелопа о собственной жизни. Ну сами посудите: полный дом всякого сброда, якобы женихов; каждый вечер то «пати», то просто очередная пьянка; на ткацком станке паутина; зато супружеская кровать до блеска отполирована! Посмотришь на садовника – душа отдыхает; увидишь чистильщика бассейна – сердце кровью обливается, мол, неужели придет конец этому тихому женскому счастью?!

И была у Пенелопы подруга по имени Навсикая, дочь дона Алкиноя, которого величали «каппо ди тутти каппи» – «царь остальных царей на Сицилии». Вот они вместе и разводили бардак на Итаке в течение двадцати лет, Пенелопа да Навсикая. Первая – как соломенная вдова, а вторая – по дельфийскому предсказанию, что «лучше иметь сына-ефрейтора, чем дочь-проститутку!». А кому, извините, нужен такой оракул? Во всяком случае, не дону Алкиною, который списал свою дочь на Итаку и был таков…

– Ну что, Навсикая? – спрашивает Пенелопа. – Допрыгались?! Муж мой в обличии нищего высадился на побережье!

– Так пусть там и растет! – отвечает Навсикая. – Если высадился!

– Да не лакай ты прямо из кувшина! – ругается на нее Пенелопа.

– А в чем, собственно говоря, дело? – недоумевает Навсикая, с утра уже никакая, и декламирует стихи следующего содержания:

Как пьют с камрадами камрады,

Была бы тоже выпить рада!

Но мы же, мон ами, с тобою

Хлебаем, как свинья с свиньею!

– Ну прямо Гомер! – удивляется Пенелопа.

– А то! – соглашается Навсикая. – Давай сочиним «Алкиною»! Или «Одиссею»!

А тут вышеозначенный Одиссей ломится в двери – «Бум-бум-бум!», как полоумный молотит своими кулачищами – «Бум-бум-бум!», словно сваи заколачивает – «Бум-бум-бум!», вместо того чтобы вежливо позвонить и представиться – «Бум-бум-бум!», мол, извините за беспокойство – «Бум-бум-бум!», это муж из дальних странствий вернулся – «Бум-бум-бум!».

– Слушай, – говорит Навсикая опечаленной Пенелопе, – он всегда такой многошумный? У меня от этого «бум-бум-бум» уже голова болит!

Здесь падает дверь в «царские апартаменты» и давай залетать женихи, да не просто так, а со свистом… «Я насчитал у Гомера сто восемь ублюдков!», когда изучал «Одиссею» в переводе Вересаева, но в переводе Жуковского, говорят, ублюдков было больше… «Кучами так женихи друг на друге лежали!»

– Это что? – спрашивает чисторадилюбопытный Одиссей у Пенелопы и Навсикаи.

Главное, ни здрасте тебе, ни до свидания, а сразу по дому шарить и порядки свои наводить.

– Это женихи! – отвечает слишкомбесстыжая Навсикая. – А что?

– Чьи? – интересуется мягкостелющий Одиссей.

– А я откуда знаю? – говорит совсемобнаглевшая Навсикая. – К нашему берегу, извините за выражение, много всякого-якого прибивается – то женихи, то, извините, кое-что похуже! А за двадцать-то с лишним лет вишь чего накопилось?!

– А ты ехидна яйцекладущая! – возмущается Одиссей. – Вздумала шутки со мной шутить?! Да я на Харибду с голыми руками ходил! Сцилла, завидев меня, плакала как ребенок!

Страшно рычащая Сцилла в пещере скалы обитает.

Как у щенка молодого, звучит ее голос…

– Хотите верьте, хотите не верьте, – вздыхает гладковрущая и быстронаходчивая Навсикая, – но это не женихи, а разносчики пиццы! Такое традиционное итальянское блюдо…

Тут Пенелопа принимается живокартинно рыдать, чтобы поддержать подругу. Ведь куролесили вместе, а шишки сейчас посыплются на одну Навсикаю. Вдобавок женские слезы действуют на мужчин успокоительно, словно киферонский лев на Геракла.

– Насколько мне известно, – пускается в рассуждения слегкапоостывший Одиссей, – разносчики пиццы привозят свои лепешки, получают расчет и немедленно улепетывают обратно. Так у них заведено. А эти почему задержались?

– Вас дожидались! – говорит невозмутимобрехущая Навсикая. – Ведь расчета они не получили! Потому что вы, батенька, как оголтелый ускакали на Троянскую войну, а нас оставили без средств к существованию!