Читать книгу "Уроборос - Этери Чаландзия"

Егор все время боялся, что она его ударит. Боялся не ее кулачка, а того, что не поймает самого себя за руку. Усилием воли сдерживался, пока Нина бесновалась, следил за тем, чтобы не поранилась, но знал: если она ударит его, он просто не сможет сдержаться. Егор опасался, что убьет ее, сам того не желая. Но Нина знала, что делала, и тем временем выходила на коду. О, кода была ее коньком!

Исчерпав себя в крике, она и правда переходила к безумию. Но это было тщательно продуманное нахальное помешательство. Пройдоха принималась хватать ртом воздух, задыхаться, слезные краны срывало, и во все стороны начинало хлестать соленым дождем. Она билась в конвульсиях, ничего не видела, ничего не слышала, ничего не понимала. Якобы. Это был тонкий расчет на бескрайних просторах импровизации.

Что оставалось делать? Успокаивать. И он успокаивал. Следил, чтобы не поранилась. Приносил воду. Выводил на балкон. Умывал. Раздевал. Укладывал. Наконец этот сатанинский концерт стихал и она — засыпала! Сворачивалась калачиком, и, еще немного злобно и горестно посопев, проваливалась в глубокий и крепкий сон. Егор оставался один.

Иногда у него подолгу дрожали руки. Он ходил кругами и не мог остановиться. И ведь даже злости не было, было какое-то бесконечное отупляющее отчаяние. Маленькие и жалкие, как птички, где-то на задворках сознания бились мысли о том, что так не может и не должно быть, но что были эти птички по сравнению с бронзовой глоткой женщины-истукана. Она несла в себе не жизнь, а погибель. От эрозии ее гнева разрушалась его земля. И от ее вздорной и легкомысленной натуры зависело его будущее. От него, похоже, больше не зависело ничего.

Егор наливал себе водки, выпивал, как отраву, и волокся к ней в кровать. К ней, потому что не приведи господь было уснуть на диване. Проснувшись ненароком и не обнаружив его рядом, эта ракета возмездия могла опять устремиться ввысь. Меньше пятидесяти килограмм живого веса. И откуда только силы брались.

Тем временем Варвара Давыдова замедляла разгон, приближаясь к концу коды. Все помещение было залито коньяком и валерьянкой, разбит стакан, сломан стул, испорчена прическа и порвано платье — в принципе, довольно средненький масштаб. Эта сучка знала, когда надо остановиться, чтобы не испортить, а украсить свою насквозь фальшивую биографию. Тварь расчетливая. Все произошедшее будет вписано в графу «самоотверженный профессионал, проявила нетерпимость к дилетантизму и профнепригодности группы». Егор догадывался, что скорее всего ей чай не того цвета принесли на площадку, но директор, ассистентка и особенно хозяин павильонов были прокляты.

Он понимал, что наживает себе еще одного врага, просто потому, что молчит, смотрит, слушает, думает о своем и пальцем не собирается пошевелить в ее пользу. Она не могла быть отвергнутой. Не привыкла, чтобы ей не угождали, не прислуживали, не прославляли. Такого она не прощала. Дверь громыхнула ей вслед пушечным выстрелом. Теперь она сама найдет его. Егор с удовольствием осмотрел свой слегка потрепанный кабинет. Все-таки вывел из себя. Так бы и выпил сейчас победную рюмку. Мелочный мститель. А что, ему нравилось.

* * *

Мужчины чувствуют, когда женщины тонут. Как стая падальщиков они на расстоянии преследуют жертву. Один осмелился, подошел на улице «с приветом, рассказать, что солнце встало». Но Нина посмотрела на него с таким ужасом, что он немедленно испарился.

Она взяла с собой компьютер и отправилась в кафе. Ей не хотелось оставаться дома одной. Текст был несложный, и сдавать его было не к спеху, но Нине нужно было чем-то себя занять. До встречи с Егором она работала много и в жестком режиме, но потом поняла, что выбора не избежать, и решила в пользу мужа. Ей удалось договориться с коллегами, она перешла в штат вольнонаемников и теперь получала меньше, но располагала временем и собой. Егора это вполне устраивало.

Был один момент, связанный с работой, который Нина не любила вспоминать. Оценив ее внешний вид и хорошо подвешенный язык, продюсеры, знакомые знакомых, предложили ей вести обзор книжных новинок на телевидении. Неплохие деньги, нормальная загруженность — Нина не скрывала радости. Не то чтобы она мечтала о славе, еженедельная программа о книгах ее бы и не дала, но все равно, это было что-то новое. Казалось, если правильно раскрутить это колесико, можно добиться интересных результатов.

Она и не поняла, почему машина запнулась, едва тронувшись с места. Егор даже не сказал «нет». Это было бы неблагородно и слишком просто. Всю неделю, пока шла работа над пилотом, он высмеивал Нину. Иногда «звезда эфира» звучало почти зло, иногда почти ласково, но всего нескольких дней подколок и издевок хватило, чтобы Нина сама пришла к продюсерам и, сославшись на мифические «семейные обстоятельства», отказалась. Один из мужчин с таким сожалением посмотрел ей в след, что Нина поняла: что-то гораздо большее, чем телепрограмма, прошло мимо нее. Но тогда бунт был ей не по зубам.

Жизнь вернулась к привычному ритму, и Егор больше никогда, ни словом, ни намеком не напоминал о случившемся. Все словно отрезало. Нина только один раз включила телевизор, чтобы посмотреть на миловидную бойкую девицу, которая сидела на ее месте в студии. Она переключила канал. Все занимали чьи-то места. Иногда брали их с боем, иногда подбирали за другими. Что двигало Егором — страх ее возможной успешности, ревность, опасение, что ослабнет контроль, что Нина окрепнет, изменится и ускользнет? Нина старалась не думать об этом. Но с того момента понимание, что король, возведенный на трон ее собственными руками, голый, не оставляло.

Она уселась в глубине кафе и открыла лэптоп. Правки было мало, она вычитывала текст за хорошим переводчиком. На этот раз им достался труд известного ученого-антрополога о биологической изнанке любви. Нину заинтересовала глава о депрессии. Автор считала, что существо, впавшее в сомнамбулическое состояние после расставания с партнером, в конечном счете выигрывало. Депрессия была не только потерей времени, сил и воли, это был последний способ, отчаянная попытка вернуться к нормальной жизни. Когда красноречивая брошенка расписывала соплеменникам, как страдает, как ей холодно, страшно, обидно, больно и одиноко, ее, конечно, слушали, но так, вполуха. Однако стоило члену коллектива выпасть из общественного процесса, перестать ловить, солить, скоблить, сушить, валять и веять, а вместо этого ссыпаться безвольной кучей в стороне и целыми днями мусолить прядь волос, сосать палец или смотреть в одну точку, как племя настораживалось. Теперь было понятно, что дело не чисто. На пустое сопливое место необходимо было срочно обратить внимание, растрясти, вернуть к жизни и в строй. Жертва получала внимание и поддержку, а племя — здорового и полезного участника, вновь способного приносить пользу. Прошли столетия, механизмы закрепились. Люди жили, не понимая причин и следствий своих поступков.

— Девушка, вы не против, если я к вам присяду? — елейный голос прямо-таки втекал в уши.

— Против, — не поднимая глаз от экрана, отозвалась Нина.

— А почему, позвольте узнать, — патока оказалась еще и назойливой.

— Потому что в помещении полно свободных мест.