Читать книгу "Сердце матери - Мари-Лора Пика"

Второй этап моего лечения начался в среду в начале августа. Программа была разработана хорошо. Первый день лечения был посвящен гидратации: в течение всего дня с помощью перфузионной установки в мои почки вводили воду. Я могла вставать благодаря аппарату «Медор», следовавшему за мной, как собака. И это хорошо, так как я бегала в туалет по пятнадцать раз в день. На второй день медсестра начала с того, что ввела лекарство, действие которого было направлено на предупреждение побочных эффектов. На третий день меня оставили в больнице для обследования. Меня отпустили во второй половине дня, около четырех часов, снабдив «бутылкой с соской». Это была наполненная газом емкость размером с детскую бутылку с соской, которую закрепили вокруг моей шеи и которая свисала на живот, в течение пятнадцати часов медленно вводя лекарство в мое тело. Медсестра пришла домой в воскресенье утром, чтобы снять ее. После этих сеансов я отлично себя чувствовала, не было никаких особенных симптомов, вот только усталость… Я знала, что такое физическая и что такое моральная усталость, но эта усталость было абсолютно новой для меня. Она охватывала меня, не давая возможности сопротивляться. В глазах пекло, и если я, надеясь на облегчение, закрывала их на две-три секунды, моя голова тотчас откидывалась назад и я погружалась в сон. У меня было лишь одно желание: проспать все выходные. Жюли и Матье могли остаться у Сесилии, но Мелинда приводила Тибольта и Марго в пятницу вечером. На выходных смену принимала Жислен, чтобы я могла отдохнуть. Со мной была только Марго, иногда оставался Тибольт: старший сын всегда был привязан ко мне больше остальных детей и плохо переносил разлуку. Я забирала детей в воскресенье, во второй половине дня, как следует отдохнув. Для них это все казалось немного странным, но они не жаловались. Более того, они привыкли ночевать у друзей.

Август прошел очень быстро. В сентябре дети отправились в школу: Жюли в шестой класс, Тибольт в СЕ2 класс, Матье — в старшую группу детского сада. Что касается Марго, то я устроила ее в ясли на два дня в неделю. Химиотерапия продолжалась. Она была все такой же утомляющей, но я уже привыкла. Я потеряла много волос. Во время первого курса лечения они были средней длины. Я обрезала их в начале второго этапа, тогда они были очень густыми. Постепенно я стала замечать, что с каждым мытьем теряю около горсти волос. Тогда я решила мыть голову раз в неделю и аккуратно промокала волосы полотенцем, вместо того чтобы тереть. В конце концов я отправила расческу в изгнание… Я была очень внимательна к себе, поскольку боялась обзавестись проплешинами. Мне повезло: за два месяца я утратила только объем, что оказалось совсем нестрашно, поскольку волос у меня было много. Потом они начали отрастать. Я не сомневалась, что скоро наступит выздоровление.

9

ЧЕРНАЯ ПЯТНИЦА

После двух месяцев лечения и пяти госпитализаций, из которых состоял второй курс химиотерапии, доктор Пико снова назначил мне компьютерную томографию. В тот день, в пятницу, 24 октября, я не могла дожидаться результатов: мне нужно было попасть домой, до того как из школы вернутся дети.

В понедельник, не испытывая особого беспокойства, я позвонила доктору Пико, чтобы узнать новости. Он был немногословен:

— Вам нужно ехать в Сальпетриер к профессору Веллану.

В следующую пятницу за мной приехала машина «скорой помощи». Сначала меня высадили возле больницы Фонтенбло, где я забрала результаты томографии, которые следовало показать профессору Веллану. Мне вручили большую папку, на которой черными чернилами было напечатано мое имя: «Мари-Лора Мезоннио». Сидя на переднем сиденье машины, я смотрела на дорогу и не могла думать ни о чем другом, кроме как о результатах обследования. Я прошла два курса химиотерапии, первый из которых был неудачным, и хотела знать, как обстоят дела со вторым. Не выдержав, я просмотрела содержимое папки. В ней находилась пачка огромных листов и снимков, в которых я ничего не понимала. А потом из нее выпал небольшой белый конверт. Нам предстояло ехать еще час, и я сомневалась в том, что смогу дождаться прибытия в Сальпетриер, чтобы узнать, что в нем содержится. Меня волновало то обстоятельство, что конверт был запечатан. Я взглянула на Жоэль, своего шофера. Обычно меня сопровождала Розелин. Я плохо знала Жоэль и сомневалась, стоит ли говорить о том, что меня беспокоило, но не могла больше молчать.

— Мне не нравится этот конверт.

— …

— Я его открою, ты не возражаешь?

— О нет, Мари-Лора! Этот конверт предназначен не тебе.

— Но ведь речь идет о моем здоровье! Я имею право увидеть заключение, правда?

— Да, но конверт запечатан, и на то есть свои причины.

— Да, ты права. Я его открываю.

Я открыла конверт и вытащила из него лист бумаги, который лихорадочно развернула. Я попыталась понять, что там написано, но взгляд постоянно натыкался на медицинские термины. Внизу я увидела заключение:

«Многочисленные вторичные локализации опухоли в легких. Появление новых вторичных локализаций в печени с левой стороны, а также вторичная позвоночная локализация с частичным проникновением в центральный канал позвоночника».

— Я обречена.

Жоэль взглянула на меня, лицо ее стало мертвенно-бледным. Я даже не заметила, что сказала это вслух, слова вырвались сами собой. Я не поняла и половины, но знала, что «вторичный» означает появление новых проблем. Все началось с опухоли, которая, очевидно, размножилась, затронув легкие, если я все правильно поняла. Кажется, и позвоночник затронут… Это могло означать лишь одно: если опухоль не уменьшилась, а наоборот — распространилась на другие органы, значит, второй этап химиотерапии тоже не дал результатов. В машине повисло молчание. Меня охватил страх, поэтому я решила пошутить, чтобы снять напряжение:

— Похоже, пора готовиться к похоронам. Со всеми этими сеансами химиотерапии я даже не знаю, когда найду на это время.

— …

— Не смотри на меня так, Жоэль. Во всем этом есть и положительная сторона: мне надо подумать о наряде, если я хочу выглядеть красивой в свой великий день!

Женщина принужденно рассмеялась, но главное, что она все-таки рассмеялась. В данный момент я не могла ни о чем думать; я просто хотела избавиться от страха, зарождавшегося внутри. Нужно говорить ерунду, чтобы поднять настроение. Мое же настроение оставляло желать лучшего… Добравшись до больницы Сальпетриер, я с непроницаемым выражением лица вошла в кабинет профессора Веллана и протянула ему толстую папку. Он принялся внимательно исследовать ее содержимое, снимки и записи, и даже не заметил, что в ней не хватает конверта, который оставался у меня в сумке. Но поскольку он был компетентным специалистом, ему не потребовалось заключение, чтобы понять то, что он видит. Он поднял голову и сказал:

— Мадам Мезоннио, боюсь, что опухоль не операбельная. Она очень крупная.

— …

— Сейчас еще рано говорить о чем-то. Сначала я должен обсудить с коллегами все возможные варианты.