Читать книгу "Маленький МИФОзаклад - Роберт Линн Асприн"

Проскользнув за порог палатки, я вскинул ухо и прислушался, где там Ааз. На самом-то деле, меня немного удивляло, что я не услышал его еще с улицы, но был уверен, что его местонахождение в доме смогу вычислить без всякого труда. Как я уже говорил, у моего партнера не возникает никаких сложностей с выражением своих настроений, особенно, гнева.

В доме царила тишина.

По отсутствию грохота и падающей штукатурки я заключил, что Ааз вышел… вероятно, искать меня с налитыми кровью глазами. Я поспорил с собой, не выйти ли поискать его, но решил, что лучше будет просто подождать здесь. В конце концов, он вернется, и поэтому я направился в сад расположиться там поудобней, пока он не появится.

То, что я называю садом, на самом деле наш внутренний двор. Там есть фонтан и великое множетво растений, поэтому я склонен думать о нем скорее как об участке открытой местности, чем как о замкнутом пространстве. В последнее время я сиживал там все дольше и дольше, особенно когда хотел немного подумать. Он напоминал мне кое-какие более спокойные места, которые я иной раз находил во времена, когда жил в лесу сам по себе… еще до того, как встретил Гаркина, благодаря ему и Ааза.

Это воспоминание навело меня на размышления об одном любопытном моменте: существуют ли другие преуспевающие личности, вроде меня, использующие свое новое благосостояние для воссоздания обстановки или атмосферы своей жизни до успеха? Если да, то это создавало любопытный цикл.

Я был настолько поглощен этой мыслью, когда входил в сад, что чуть не проглядел тот факт, что я не один. Мое тихое прибежище использовал некто другой… а именно Ааз.

Он сидел на одной из каменных скамей, опершись подбородком на ладони, а локтями о колени, глядя невидящим взором на протекавшую через фонтан воду.

Мягко говоря, я несколько удивился. Ааз никогда не проявлял склонности к созерцанию, особенно во время кризиса. Он больше склонен к принципу «долбай кого-то или чего-то, пока проблема не сгинет». И все же он находился здесь, не взволнованный, не расхаживающий взад-вперед, просто сидящий, уставясь на воду. Это было достаточно нехарактерно для него, чтобы совершенно подорвать мой дух.

— Э-э-э… Привет, Ааз, — поколебавшись, обратился я.

— Здравствуй, Скив, — ответил он, не оглядываясь.

Я подождал еще несколько мгновений, не скажет ли он чего еще. Он не сказал. Наконец, я сел на скамью рядом с ним и сам уставился на воду.

Так мы посидели какое-то время, оба не говоря ни слова. Журчащая вода начала оказывать на меня успокаивающее гипнотическое воздействие, и я обнаружил, что мои мысли перестают скакать и разбредаться.

— Денек выдался еще тот, не правда ли, партнер?

Мой рассудок рефлекторно отпрянул, приняв полную зашитную стойку, прежде чем до меня дошло, что Ааз по-прежнему говорит спокойно.

— Д… да.

Я подождал, но он, казалось, снова ушел в свои мысли. Нервы у меня не выдержали, и я решил взять инициативу на себя.

— Слушай, Ааз. Насчет Клади…

— Да?

— Я знал про Школу Начал. Она сказала мне об этом по пути от Живоглота. Я просто недостаточно знал, чтобы понять, как это важно.

— Знаю, — вздохнул Ааз, не глядя на меня. — Я не потрудился обучить тебя магии начал… точно так же, как не обучил тебя драконьему покеру.

Никакого взрыва! Я начал немного тревожиться за своего партнера.

— Разве ты не расстроен?

— Конечно, расстроен, — вознаградил он меня мимолетным блеском оскаленных зубов, едва признаваемым за улыбку. — Думаешь, я всегда такой веселый?

— Я хочу сказать, разве ты не взбешен?

— О, «взбешен» для меня уже пройденный этап. Я уже давно на пути к «задумавшемуся».

Я пришел к поразительному выводу, что мне больше нравится, когда Ааз кричит и не поддается вразумлению. С ЭТИМ я знал, как справиться. А вот такое его настроение было совершенно неизвестным мне.

— О чем ты думаешь?

— Об отцовстве.

— Об отцовстве?

— Да. Знаешь, этаком состоянии полной ответственности за другое существо? Ну, по крайней мере, такова теория.

Я был совсем не уверен, что понимаю, куда он гнет.

— Ааз? Ты пытаешься сказать, что чувствуешь себя ответственным за случившееся с Клади из-за того, что ты не обучил меня больше магии и покеру?

— Да. Нет. Не знаю.

— Но это же глупо!

— Знаю, — ответил он с первой настоящей усмешкой с тех пор, как я вошел в сад. — Именно это-то и заставило меня задуматься об отцовстве.

Я бросил всякую надежду понять его логику.

— Тебе придется объяснить мне это, Ааз. Я сегодня малость туго соображаю.

Он чуть выпрямился, обняв меня одной рукой за плечи.

— Постараюсь, но это будет нелегко, — сказал он почти разговорным тоном. — Видишь ли, несмотря на все, что я говорил, когда проповедовал тебе о том, какой большой проблемой будет Клади, прошло уже очень много времени с тех пор, как я был родителем. Я сидел здесь, пытаясь вспомнить, на что это было похоже. Внезапно, сильно удивило меня понимание, что я на самом деле никогда не переставал им быть.

Я заерзал, почувствовав себя неуютно.

— Выслушай меня. На сей раз я пытаюсь поделиться с тобой некоторыми тяжело усвоенными уроками без крика. Забудь о теориях отцовства! На самом деле, тут все сводится к ощущению гордости тем, что ты никогда не сможешь уверенно считать своей заслугой, и принятию на себя ответственности и вины за то, чего ты либо не знал, либо никак не мог контролировать. На самом деле, тут все обстоит намного сложней, но голый скелет всего этого таков.

— Послушать тебя, так это кажется не особенно привлекательным, — заметил я.

— Во многих отношениях это так и есть. Твой ребенок ожидает от тебя, что ты будешь знать все… сможешь ответить на любой заданный им вопрос и, еще важнее, дашь логическое объяснение тому, что является по существу нелогичным миром. С другой стороны, общество ожидает от тебя, что ты научишь своего ребенка всему необходимому для того, чтобы стать преуспевающим, ответственным членом общины… даже если ты сам им не являешься. Беда в том, что ты для ребенка не единственный источник ввода данных. Друзья, школа и другие взрослые дружно предлагают иные мнения, со многими из которых ты не согласен. Это означает, что если твой ребенок добивается успеха, ты по-настоящему не знаешь, добился ли он его благодаря или вопреки твоему влиянию. С другой стороны, если ребенок собьется с пути, ты всегда гадаешь, не мог ли бы ты сказать или сделать иначе что-то еще, способное спасти положение, прежде чем оно стало совсем швах.

Его рука слегка сжала мое плечо, но я думаю, он сделал это неосознанно.

— Так вот, я был не особенно хорошим родителем… что, хотел бы думать, относит меня к большинству. Я не слишком занимался своими детьми. Бизнес всегда служил хорошим оправданием, но правда в том, что я рад был по возможности предоставить их воспитание кому-нибудь другому. Теперь я понимаю — это происходило потому, что я боялся, что если попробую заняться этим сам, то совершу по неведению или из-за неуверенности какую-то ужасную ошибку. В конечном итоге из некоторых детей вышел толк, а из некоторых… скажем, не совсем. А я остался с саднящим ощущением, что мог бы поступить лучше. Что мог бы добиться большего.