Читать книгу "Невероятная частная жизнь Максвелла Сима - Джонатан Коу"

Смилуйтесь над слабаком, жизнь его висит

на тонкой нити;

Не про него это: «Выдюжим, своя ноша легка».

Пощадите, молю. Но еще большую милость явите

Тем, кто не видит света, исходящего от слабака.

Но потом, по мере того как Кроухерст все отчетливее сознавал ужас своего положения, пометки в бортовых журналах становились все диковиннее. Кроме полнейшей изоляции от мира — месяцы абсолютного одиночества посреди огромного волнующегося океана и ничего вокруг, что могло бы отвлечь от горестных раздумий, — Кроухерста вдобавок терзала страшная догадка: если его хитрый план сработает, ему придется лгать до конца жизни. И не о каких-нибудь пустяках, но о выдающемся личном достижении. Одно дело — врать журналистам или приятелям-яхтсменам — разудалые байки о штормах и штилях, о злобном коварстве южных морей, об азарте, который овладевает моряком у мыса Горн (Кроухерст наплел бы десятки таких историй), — но что он скажет жене? Как он будет лежать рядом с ней в ночи, зная, что ее любовь к нему и обожание зиждутся в определенной мере на геройских подвигах, которые он, как выяснилось, не способен совершить? Сумеет ли он лет сорок-пятьдесят скрывать от нее правду? Я говорил о жуткой отдельности его каюты. Но отдельность семейной жизни не менее тотальна — по силам ли Кроухерсту избежать разоблачения в кругу семьи?

Затем, ближе к концу гонки, его положение сделалось совсем уж отчаянным. Кроухерст обнаружил, что подтасовки и выдумки в результате привели его к катастрофе. Когда он вновь подключился к соревнованию и телеграфировал о своем местонахождении Родни Холлворту, к изумлению последнего (Холлворт, давно не получавший от Кроухерста никаких известий, предполагал, что тот погиб в море), сообщение о скорости его продвижения было передано по радио Найджелу Тетли — на тот момент единственному яхтсмену, если не считать Робина Нокса-Джонстона, оставшемуся в гонке. (Муатессье, что знаменательно, успел благополучно обогнуть мыс Горн, после чего отказался от всяких контактов с «Санди-таймс», заявив, что денежное вознаграждение и сопутствующая шумиха несовместимы с его духовными ценностями.) Претендентом на награду оставался Нокс-Джонстон, он первым из участников вернулся обратно; но вот беда, 5 тысяч фунтов предназначались тому, кто быстрее всех совершит кругосветное плавание, а самого шустрого еще предстояло определить. Теперь борьба разгоралась между Тетли и Кроухерстом. Тетли был пока впереди, но Кроухерст — судя по представленным им данным — быстро его нагонял. Тетли решил не полагаться на везение. Он принялся выжимать максимум из своей яхты (по иронии судьбы названной «Победительницей»), Однако яхту сильно потрепало в южных морях, она трещала по швам. И однажды ночью, когда Тетли спал, оторвалась левая скула, пробив носовую часть корпуса. В образовавшуюся дыру хлынула вода. Тетли сразу понял: деваться некуда — ему придется отправить сообщение SOS и покинуть судно. Взяв с собой кинокамеру, бортовые журналы и радиопередатчик, он погрузился на надувной плот; на этом плоту его носило по волнам Атлантики целый день, американский спасательный самолет подобрал яхтсмена лишь ближе к вечеру. Для Тетли гонка закончилась, и надежды рассыпались в прах.

Но и для Кроухерста хуже ничего придумать было нельзя. Несчастье с Тетли означало, что победителем гонки становится он, Кроухерст, и въедливого любопытства СМИ ему не избежать. Холлворт уже поставил его в известность телеграммой: герою уготована пышная встреча — вертолеты, кружащиеся в небе; телевизионные съемочные группы и катера, нашпигованные газетными репортерами. Его бортовые журналы изучат в мельчайших подробностях — и в глубине души Кроухерст знал, что пристальной проверки они не выдержат. Его выведут на чистую воду, и как после этого жить? Стэнли Бест потребует свои деньги назад. Холлворт превратится в посмешище. И весьма вероятно, брак Кроухерста не переживет таких испытаний…

В этой безвыходной ситуации — сознавая, что дерзновенный «третий путь» завел его в очередной тупик, — Кроухерст попросту прекратил сопротивление и окончательно сник. Он больше не придерживался заданного направления, но плыл по воле волн. Его занесло в экваториальную штилевую зону, и, пока яхта сама по себе месила эти стоячие воды с густыми водорослями, Кроухерст сидел голый на палубе, во влажной раскаленной духоте, и с тупым упорством чинил радиопередатчик — точнее, собирал его заново, рискуя получить сильный удар током и обжечься паяльником; на это занятие у него ушло почти две недели. Но во всяком случае, починка радиоприемника отвлекала его от самокопания. Когда же с этой работой было покончено, потянулись жаркие тихие дни. Кроухерст намертво «забыл» о приеме, ожидавшем его дома, он предался мечтам и псевдофилософским размышлениям. Черпая вдохновение в единственной книге, которую он позаботился взять на борт («Теория относительности» Эйнштейна), он испещрял словами страницы бортового журнала, так сильно нажимая на карандаш, что грифель часто рвал бумагу. Тысячи и тысячи слов. Теперь-то мы понимаем, что кроется за этим словоизвержением: оно с беспощадной наглядностью показывает, как необратимо спутываются мысли человека, изнемогающего от бессилия. Кроухерст обратился к одной из величайших математических загадок: невозможному числу — квадратному корню из минус единицы.

Меня интересует эта задача о √(-1),[10]потому что она ведет прямиком в черный туннель пространственно-временного континуума, и стоит в этом туннеле зародиться неким технологиям, как наступит «конец света» (примерно в 2000 году, как многие предрекают), в том смысле, что мы получим доступ к способам «вне-физического» существования и, таким образом, избавимся от обязанности существовать физически.

Отталкиваясь от этой темы и все глубже погружаясь в фантазии, Кроухерст убедил себя в том, что человечество стоит на пороге радикальных перемен — горстка избранных, и он в том числе, скоро мутируют во «второе поколение космических существ», которые, обретаясь вне материального мира, будут мыслить и сообщаться друг с другом исключительно абстрактными, неземными способами, сметая пространственные границы, так что в итоге отпадет необходимость в физических, телесных контактах с другими людьми. В качестве носителя столь глобального пророчества он начал ощущать себя весьма важной фигурой, кем-то вроде Мессии, сознавая при этом, что в глазах остального мира он выглядит куда менее величественно; он смирился с тем, что его назовут «слабаком», — «слабак, исключенный из системы, свободен покинуть систему». Под конец, в последний день его жизни, словесные излияния Кроухерста стали еще более бессвязными и абстрактными («у идеальной красоты имеется лишь единственная ипостась/великая красота истины»), он чувствовал, что согрешил, изолгался, всех предал, и это раздавило его:

Я есть то, что я есть, и я

вижу суть моей неправоты

В последние дни он был одержим понятием времени — месяцами отмечая подлинные и вымышленные координаты своего местонахождения, Кроухерст, по-видимому, утратил всякое доверие к пространственным измерениям. Каждое написанное им предложение он предварял точным указанием. Отсюда нам известно, что в промежутке между 10.29 и 11.15 1 июля 1969 года он записал свои последние слова: