Читать книгу "Ultraмарин - Валерий Зеленогорский"

На гребне первого успеха пришла вторая роль – желудка в рекламе вкусной конфеты. Она оказалась поглубже и посложнее, имелись слова. Девушки из модельного агентства играли роли жертв вкусной конфеты, на съемках они были благосклонны, но на контакт с западной звездой шли плохо – мешал шлейф прошлой роли.

После желудка его стали приглашать в ток-шоу и даже номинировали на премию «Лицо года» в разделе сомнительные достижения в искусстве – «Полная жопа».

Жопа у Аскольда всегда была полная, но сдаваться он не собирался.

Предложения в рекламе он временно отклонял, пришла полоса сериалов. На героические роли диверсантов и прочих врагов народа его не брали, рожа была отвратительной настолько, что даже ребенок с первого кадра понимал, кто враг, а его нужно было убивать в третьей серии. Но маленькая роль предателя в картине молодого режиссера, снимающего ранее ролики о диванах и креслах, досталась ему в связи с болезнью актера, утвержденного ранее и снявшегося в основном эпизоде. Доснимали с Аскольдом.

Его расстреляли в спину при попытке к бегству. Бегал он херово, из-за этого пришлось сделать пять дублей. Он убегал как-то неубедительно – знал, что стреляют холостыми.

По знакомству он выгрыз роль в сериале «Зима – Лето», где в 45-й серии сыграл водочного короля. Сценарий ему не давали, он ехал в Самару и в тамбуре искал зерно роли – передний зуб. Он его потерял по пьянке с вечера и нашел утром на полу по счастливой случайности. Его узнала проводница Карина, вспомнила роль глиста, и он даже надеялся на ее взаимность, но она оказалась женщиной чистоплотной и всю ночь провела с милиционером, прикрывающим ее бизнес по торговле паленой водкой и вяленой рыбой.

Его сразу повезли на площадку, где он пять часов лежал в трюме старого баркаса заложником, со связанными назад руками и заклеенным скотчем ртом. Текста не было, пришлось играть лицом. Страдания его от жары были естественными, крупный план с лицом, облитым потом, удался, обещали эпизод со словами в 93-й серии.

В перерывах между съемками он ходил на презентации и дни рождения известных людей – там он питался и заводил связи, пока не половые.

В июне он поехал на «Кинотавр», русские «Канны».

В его арсенале было три роли, а это уже багаж, маленький, конечно, но, как Брюс, он желал найти своего режиссера, а пока собирался поработать на фестивале в баре-кафе на набережной, там он и спал.

Бар ему достался не центровой, звезды до него не доходили, презентаций и вечеринок не проводили, но люди бывали и даже давали чаевые, узнав, что он актер. За его спиной висел портрет Брюса, и после трех стаканов кое-кто признавал его сходство с кумиром.

На третий день фестиваля, после ночи на афтер-пати фильма «Груз-200», он пробился к Балабанову и сказал, что ему не было страшно, и еще успел сказать, что готов на любую роль. Балабанова отвлекли спонсоры, но кассету с клипами он успел ему сунуть. Балабанов испугался непонятного конверта и бросил его под ноги Тиграну Кеосаяну, тот отшвырнул его дальше, и он попал в руки женщины, загорающей на лежаке у самого моря.

Она посмотрела снимки и ошалела – Аскольд был похож на одну тварь, ограбившую ее дом в Конотопе, где она была звездой малого бизнеса.

Два ларька и ритуальный салон давали даме неплохой доход и возможность брать все, что плохо лежит, у мужчин, которых она любила больше Родины.

Она проследила Аскольда до бара и вечером пришла с ребятами, готовыми его порвать за триста рублей от дамы-заказчицы. Один из них подошел к бару и сказал:

– Мы от Балабанова! Он тебя ждет.

«Свершилось!» – решил Аскольд и бросился на улицу. Его посадили в тонированную «девятку» и повезли. Дорога была недолгой, на пустынной улице его выволокли за остатки волос и бросили под ноги заказчице.

Она начала читать приговор, после которого его должны были казнить бейсбольной битой. Он пытался ее остановить, объяснял, что он американский гражданин, просил привезти консула, но его никто не слушал. После приговора заказчица попросила найти у него часы, пропавшие в Конотопе, но их не было. Тогда ей показалось, что он их прячет, как папа Брюса из фильма «Криминальное чтиво». Ему разворотили жопу битой, но часов не нашли, бросили на берегу и уехали на закрытие «Кинотавра», где у них была ложа.

Аскольд очнулся, идти было невозможно, он дополз до дороги и стал голосовать.

Вернувшись в бар, он собрал вещи и в ту же ночь вылетел в Америку. Он направлялся в Голливуд, ему говорили, что лицам нестандартной ориентации там дорога открыта, он надеялся.

Двое под плащом

– Проклятый фантом! – воскликнул Приходько, проснувшись в ДАСе (Доме аспирантов МГУ) и напугав своим криком соседа по комнате, болгарина из Пловдива, мирно лежащего с улыбкой человека, вспомнившего маму.

Он уже вторую неделю проводил в подъезде дома № 8 на Миклухо-Маклая, пытаясь найти источник своего кумулятивного взрыва в органах внутренней секреции.

Полноценный физически и умственно аспирант Приходько возвращался в общагу. Он сел на «Площади Революции» в переполненный вагон метро и попал в вихрь толпы, бросившей его к закрытой двери.

Он был одет в обычные джинсы, тонкий свитер и белоснежный длинный плащ, подчеркивающий его рост и стать волейболиста. Красив, как Бекхэм, он не был, но уродом его могла бы назвать только девушка, которой он отказал, не оценив ее достоинства.

Он знал себе цену, переизбытка гормонов у него не наблюдалось – молодой, успешный аспирант, с хорошей перспективой уехать после защиты за рубеж на стажировку.

Его прижало к спине какой-то девушки с одуряющим запахом духов. Она тоже была в плаще с разрезом от пола до пояса. Приходько не видел ее лица, только одно ушко, маленькое и очень взволнованное. Он попытался создать между ними подобие вакуума – не хотелось, чтобы она подумала, будто он «антенщик» – так на его родине называли мужчин, использующих общественный транспорт для неблаговидных целей. Он даже хотел извиниться за излишнюю близость, но подумал, что глупо говорить человеку в спину о своих недоразумениях.

На «Октябрьской» с ним началось невероятное: он почувствовал, что организм преодолел нравственность и заставил его вести себя как животное. Сначала он лишил его разума, потом дал команду рукам, а те, зная свое дело уже полтора миллиона лет, стали искать дорогу к телу противоположного пола.

Приходько даже вспотел – он не знал, что с ним происходит. Голова перестала что-либо соображать, люди вокруг потеряли свои телесные оболочки. Он забыл, на каком он свете, ослеп, оглох, и только руки куда-то его вели. Он превратился в паука, вяжущего всеми своими восемью парами руко-ног паутину для несчастной мухи, трепещущей в его сетях.

Приходько безотрывно смотрел на ее красное ушко и слышал ее взволнованное дыхание. Понять, что с ней происходит, было невозможно. Он с ужасом ждал крика, удара, истерики, представляя себя в милиции, где его бьют, как извращенца.