Читать книгу "Единственная любовь Казановы - Ричард Олдингтон"

— Интересно, почему? — спросил Казанова, обращаясь к улыбающейся, почти нагой женщине, изображающей Весну.

Ответа не последовало, а Марко сидел, склонив голову и поджав губы, в позе патриция, который, как по опыту знал Казанова, ни за что, даже намеком, не выдаст государственной тайны. В тишине слышен был стрекот стрижей, гоняющихся за комарами, а вдали — пронзительный голос торговки виноградом:

— Ah! Ché bell’uva! Ah! Ché bell’uva! — Ax, до чего ж чудесный виноград!

Казанова поднялся, потянулся, зевнул и просвистел припев песенки о народе, что смеется вечно.

— До скорой встречи, — бросил он через плечо, выходя из комнаты.

Так небрежно Казанова на время простился со своим самым преданным, хотя, пожалуй, и не самым полезным другом, ибо Марко станет человеком денежным лишь после того, как его отец-сена-тор умрет. Продолжая напевать «Quella zente che gá in bocca el riso», Казанова вернулся в свою гардеробную, где его ждали брадобрей и слуга, содержавшиеся, естественно, за счет сенатора Брагадина, ибо не мог же он допустить, чтобы его высокий гость сам брился или утруждал себя по утрам одеванием. К тому же брадобрей, приходивший извне, и слуга из замка Брагадина были двумя превосходными источниками информации для человека, который существовал за счет смекалки и знания того, что ему не положено было знать. Ибо если в Венеции восемнадцатого века брадобреи и слуги чего-то не знали, значит, это было либо что-то совсем неинтересное, либо сверхсекретное.

Казалось бы, эти два всеведущих сплетника и должны были помочь Казанове выяснить то, что ему хотелось узнать о незнакомке. Но неудача, постигшая Казанову в попытке расспросить слуг, что несли носилки, побудила его держаться осторожнее и больше не выдавать себя, ибо каждый его вопрос раскрывал этим искусным сплетникам что-то про него самого. И если Казанова мог заплатить за информацию шуточками, обещаниями и малой толикой серебра, то Шаумбург мог заплатить всепокупающим золотом. А потому Казанова охотно обсуждал происшествия вчерашней ночи и с улыбкой принимал похвалы своих приспешников, но о незнакомке сказал лишь столько, сколько было необходимо, чтобы они не подумали, будто он намеренно умалчивает о ней. А потом он перевел разговор на бедняжку Мариетту и рассказал много такого, что человек благородный счел бы нужным хранить про себя.

Часом позже Казанова вышел из своей комнаты побритый, напудренный, надушенный, словом, самый безупречный щеголь, какой когда-либо носил кружевные манжеты и расшитый жилет. Продолжая напевать понравившуюся песенку — любовь всегда рождала у Казановы хорошее настроение, а не поэтическую меланхолию, — он направился на piano nobile[26]замка Брагадина, где были расположены главные парадные комнаты дворца и где в этот час он наверняка обнаружит сенатора со своими двумя ближайшими друзьями — сенатором Барбаро и сенатором Дзиани.

В молодости эти ныне пожилые господа были пылкими искателями любовных приключений и рьяно и изобретательно преследовали женщин разных обличий и сословий. Но годы затушили горевший в них огонь. Теперь они убедили себя, что воздержание в любви, навязанное им возрастом, только ко благу, что это — жертва, приносимая по необходимости оккультным наукам, которые были тогда в моде среди тех, кто считал себя выше «предрассудков» и «фанатизма». Объединенные верой в сверхъестественное, они дружно уважали Казанову, хотя уважение их было неоправданно и зиждилось на зыбкой почве. Вместо того чтобы любить этого гениального проходимца за молодость, жизнелюбие и веселый нрав или даже за его умение манипулировать картами и женщинами, они предпочитали восторгаться им за воображаемое влияние на равно воображаемых духов и за его умение читать по этакой математической планшетке, которую он сам придумал, дав ей нелепое название «Ключ Соломона».

Казанова действовал, как большинство шарлатанов: он составил себе довольно точное представление о характере и нравах старых синьоров и знал, насколько далеко в своих предсказаниях можно заходить, а также что именно они хотят от него услышать. Каждое утро или вечер, сдаваясь на их уговоры выяснить по «Ключу Соломона», что их ждет, он наобум строил из чисел пирамиды и пятигранники, а сам тем временем выуживал из стариков, что их волновало в данный день. Уверившись в правильности своего предположения о том, что именно им хочется услышать, он делал вид, будто «читает пирамиду», переводя цифры в слова, более или менее подобающие оракулу. Когда Казанова точно знал, что хотят услышать старые дураки, ответ был ясным; когда же Казанова был не вполне уверен — ответ звучал более или менее туманно; а когда — что порою случалось — вообще ошибался, он мгновенно обнаруживал ошибку в «подсчетах» и, переиначив предсказания оракула, вызывал одобрительные улыбки у своих слушателей. Однако так уж своеобразно устроен человек и такова его противоречивая натура, что Казанова куда менее преуспел бы в обмане своих друзей-сенаторов, не верь он в какой-то мере сам в «Ключ Соломона». Такой же смесью уверенности и цинизма объяснялись и его успехи в картах и с женщинами.

Как и ожидал Казанова, он обнаружил стариков в одной из малых гостиных, солнечной комнате обычного барочного стиля, с расписным потолком, фресками на стенах и золоченой мебелью с вышитыми сиденьями, — старцы сидели и терпеливо дожидались его. Герою вчерашней спасательной экспедиции было выказано немало радушия и взволнованного внимания, а затем началась шумная беседа, пока Казанова с самым серьезным видом сооружал «Ключ Соломона» и отвечал на важные вопросы, по которым требовалось получить мнение духов: следует ли Дзиани лишить наследства племянника, который занялся недостойным делом и стал торговать шелками; сменить ли Брагадину короткие парики на более модные; возить ли Дзиани в этот сезон дочерей в оперу? И так далее, и тому подобное. Будучи благостно настроен, Казанова спас провинившемуся племяннику наследство, отправил девиц на спектакли и помешал Брагадину стать посмешищем.

Но «Ключ Соломона», казалось, не желал на этом ставить точку.

— Духи как будто хотят еще что-то нам сообщить, — сказал Казанова, и старики столпились вокруг него, глядя на поднимавшиеся все выше таинственные цифры и волнуясь, точно дети, которых обещали взять на праздник.

— Похоже, в нашу жизнь вошла Ундина, или дух вод, — продолжал Казанова, с огромной скоростью складывая свои ничего не значащие цифры и одновременно внимательно наблюдая за старцами. Увидев, что они с сомнением смотрят на него, он тем не менее смело сделал следующий ход.

— Ага! — воскликнул Казанова, словно ему открылось что-то совершенно неожиданное. — Речь идет о молодой женщине, которую мы выудили вчера ночью из канала. Она и есть дух вод, и ей не грозила опасность утонуть, но мы должны немедленно выяснить, где она, связаться с нею и…

Однако даже у Казановы не хватило нахальства идти дальше, и он умолк, увидев выражение лиц старцев, особенно лица Брагадина.

— Ты уверен, что «Ключ» сообщил именно это? Ты правильно истолковал? — спросил Брагадин в великом волнении и взял лист бумаги, испещренный непонятными подсчетами Казановы.