Читать книгу "Софья Алексеевна - Нина Молева"

— На то воля государя, да и от баб в такой час невелика потеха. С мужчинами — иначе. Им за державу да столицу стоять.

23 сентября (1654), на память Зачатия честного, славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, царь Алексей Михайлович вернулся из похода под Смоленск к царской семье в Вязьму.

27 января (1655), на память Перенесения мощей святого Иоанна Златоуста, у государя Алексея Михайловича родилась царевна Анна.

— Не долго ли задержались мы, собинной друг, в Вязьме? Опаска опаской, а полгода столица без патриарха и государя. Одних пожаров сколько случилось. В Кремле горело. Строить пора, а то время подойдет снова в поход идти.

— Береженого Бог бережет, государь. Распоряжаться и отсюда можно.

— Можно-то можно, да всё как в ссылке. Так на царицу сослаться было можно, а теперь опросталась она. Без малого две недели после родов прошло, пора-пора в путь собираться.

— Во дворец, государь, приехать одно, да во дворце, поди, не усидишь. Захочешь на богомолье по храмам съездить.

— Так что же?

— Зараза больно прилипчива. За тебя же да за семейство твое опасаюсь. Мне самому мой живот не дорог.

— За заботу, владыко, спасибо. Да вот и воеводы все чаще о Москве поговаривают.

— Вона откуда ветер дует! Что твоим воеводам до слова патриаршьего. Пару-другую городов взяли, так и самыми умными себя полагать стали. Думаешь, о тебе — о домах своих заботятся.

— Велик ли грех, владыко, хозяином хорошим быть, ежели и о себе позаботятся. Да к тому же патриарх Антиохийский, сказывали мне, на подъезде. Хорошо ли, коли в пустой город въедет, никто по чину ни встретить, ни принять его не сможет. Твой ведь он гость, владыко. Тебе для Собора потребен. Ведь и так ни город, ни Кремль после мора прибрать не успели. Спасибо, зима снежная — под сугробами-то не много видно.

2 февраля (1655), на Сретение Господа нашего Иисуса Христа, прибыл в Москву Макарий, патриарх Антиохийский и Всего Востока, со своим сыном, архидиаконам Павлом Алеппским, и остановился на подворье Кирилло-Белозерского монастыря в Кремле, с левой стороны от Спасских ворот.

3 февраля (1655), на память праведного Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы и на Отдание Сретения Господня, в Москву из Вязьмы вернулся патриарх Никон.

— Владыко патриарх, ты благословил меня написать о нашем приезде в Москву.

— И ты уже начал свой рассказ, дьякон?

— Не мог не начать — впечатлений слишком много, но я хотел тебя просить послушать первые страницы и наставить меня на правильный путь. Все увиденное кажется мне таким необъятным и не всегда вразумительным. Сумеет ли мой разум правильно понять его.

— Слушаю тебя, Павел.

— «В день Сретения мы въехали в город Москву. Сначала мы вступили за земляной вал и большой ров, окружающий город; потом въехали во вторую, каменную стену, которую соорудил дед нынешнего царя, Федор, коим насыпан также и земляной вал. Окружность вала 30 верст; он снабжен кругом деревянными башнями и воротами. Вторая же, каменная стена имеет в окружности семь верст. Затем мы вступили в третью окружную стену, также из камня и кирпича, а потом в четвертую, называемую крепостью. Она совсем неприступна, с весьма глубоким рвом, по краям которого идут две стены и за которыми еще две стены с башнями и многочисленными бойницами. Эта крепость, составляющая дворец царя, имеет по окружности пять верст; в каждых воротах несколько дверей из чистого железа, а посредине решетчатая железная дверь, которую поднимают и опускают посредством машин. Все бойницы в стенах этого города имеют наклон к земле, так, чтобы можно было стрелять в землю, и потому никак нельзя ни скрыться под стеной, ни приблизиться к ней, ибо бойницы весьма многочисленны…

Когда мы въехали в город, наши сердца разрывались и мы много плакали при виде большинства домов, лишенных обитателей, и улиц, наводящих страх своим безлюдьем — действие бывшей тогда сильной моровой язвы. Наш владыка патриарх благословлял людей направо и налево, я же, архидиакон,[33]вместе с архимандритом[34]сидели, по обычаю, сзади у углов саней. Приехав на место, мы пали ниц и возблагодарили со многим славословием Всевышнего Бога, который даровал нам милость и благоволил нам увидеть этот град великий, столицу, новый Рим, город церквей и монастырей, славный во всем мире, о коем мы расскажем, описывая его красоты, в своем месте. С нашей души спала великая забота, и мы много радовались; да и как могло быть иначе, когда мы, стремясь сюда, целые три года без десяти дней странствуем среди опасности, страхов и трудов неописуемых?

Но тут-то мы и вступили на путь усилий для перенесения трудов, стояний и бдений, на путь самообуздания, совершенства и благонравия, почтительного страха и молчания. Что касается шуток и смеха, то мы стали им совершенно чужды, ибо коварные московиты подсматривали и наблюдали за нами и обо всем, что замечали у нас хорошего и дурного, доносили царю и патриарху. Поэтому мы строго следили за собой, не по доброй воле, а по нужде, и против желания вели себя по образу жизни святых. Бог да избавит и освободит нас от них!..».

— Откровенность твоя похвальна, архидиакон, но… ты должен подумать, где прятать свою рукопись. Греческий язык не спасет тебя от соглядатаев. В Московии достаточно опытных переводчиков, а последствия твоего легкомыслия могут оказаться непредсказуемыми. Ты назвал московитов коварными. Я бы сказал иначе — они ревнивы безмерно к славе своего государства и хитроумны в способах ее сохранения. И это не предмет для порицания.

10 февраля (1655), на память благоверной княгини Анны Новгородской, преподобного Прохора Печерского, в Ближних пещерах, и преподобного Лонгина Коряжемского, царь Алексей Михайлович торжественно вернулся из Вязьмы в Москву.

— Ты разрешишь мне продолжать, владыко?

— Продолжай, Павел, но помни, твои мысли должны быть поделены на всеобщие, которые способны разделить все христиане. И не христиане. И на твои особенные — ими не обязательно делиться в рукописи. Тем более, что нас привела сюда горькая нужда. Ты сам знаешь, как много зависит для антиохийской церкви от милостыни, которую может дать, а может и не дать Московский царь. Что же касается московского монарха, все говорят об удивительном влиянии, которое имеет на него патриарх Никон. Осторожность никому не вредила никогда, а здесь, в совершенно незнакомой стране… Но я слушаю тебя.

— «В субботу утром, 10 февраля, бояре и войска, по их чинам, приготовились для встречи царя, так как он провел эту ночь в одном из своих дворцов, в 5 верстах от города, который называется Воробьево. В этот день, рано поутру, царь, вставши, прибыл в монастырь во имя святого Андрея Стратилата, что близ города, где слушал молебствие. По выходе его оттуда загремели все колокола, ибо то место близко к городу. Тогда вышел патриарх в облачении и митре, поддерживаемый и окруженный, по их обычаю, диаконами; перед ним священники в облачениях несли хоругви, кресты и многочисленные иконы; позади него шли архиепископ Рязанский и четыре архимандрита в облачениях и митрах; тут были все городские священники; один из диаконов нес подле него крест на блюде. Все двинулись и встретили царя у земляного вала. Наш владыка патриарх желал видеть въезд царя, но это было невозможно, пока он не послал испросить разрешения у министра. Мы сели в одной из келий монастыря, где проживали, и смотрели тайно на торжественное шествие и толпу из окон, выходящих на царскую улицу. Городские торговцы, купцы и ремесленники вышли для встречи царя с подарками: с хлебом, по их обычаю, с посеребренными и позолоченными иконами, с сороками соболей и позолоченными чашами. Показались в шествии государственные чины и войско. Вот описание их процессии.