Читать книгу "Подражание королю - Светлана Климова"

Это, безусловно, следовало отнести на счет недосыпа. Все здесь стало другим. Бесследно исчезла подвесная вешалка, дверь на кухню была плотно прикрыта, зато бывшая гостиная стояла нараспашку и из нее доносилось мерное отроческое посапывание. В прихожую падал желтоватый свет настольной лампы из комнатушки, где, помнится, обитали Лиза и Рафаэль. Остальная жилая площадь была затемнена и безмолвна. На границе света и тени маячила рослая фигура Сабины все в том же тренировочном костюме; у ее ног, обутых в толстые шерстяные полосатые носки, любопытствуя, околачивался Степан.

— Проходите скорей. — Она кивнула куда-то за плечо и шепотом добавила:

— Сейчас, только запру двери.

Я прошмыгнул в комнату, стараясь не шуметь. Степан, утратив интерес к событиям, полез под широкое раскладное кресло, покрытое узким туркменским ковриком, — такое ветхое с виду, что я усомнился, не рухнет ли оно тут же ему на голову.

Опасения не подтвердились. Сабина вошла, щелкнула дверной задвижкой и сразу же опустилась на свое аскетическое ложе.

— Уф, — выдохнула она, — сделано. Садитесь же, Ежи, будьте как дома…

Я оглянулся. Лампа стояла на заваленном книгами письменном столе, в котором я немедленно признал имущество Оглоблиных. Прежняя хозяйка, по-видимому, оставила большую часть мебели, потому что я приметил тут же и знакомый шкаф. Пластиковый табурет из кухни стоял у изголовья разложенного кресла, на нем виднелся стакан с водой, толпились пузырьки с лекарствами, чистые салфетки и шариковая ручка. Еще одно кресло, поменьше, задвинутое между шкафом и этажеркой, дополняло спартанскую обстановку. Балкон был открыт, и я заметил, что пол его застелен старой циновкой, — там, очевидно, спал Степан.

Сабина велела мне вытащить кресло и придвинуть . поближе к ней. Когда я уселся напротив, из ящика стола она извлекла чугунную пепельницу и какую-то книжку в пестрой обложке, в которой я, не без некоторого недоумения, узнал произведение Ани Дезье, бельгийской писательницы, обитавшей в шестьдесят третьей квартире в нашем доме. Перехватив мой взгляд, Сабина Георгиевна сообщила:

— Именно эту книгу я приобрела у Зотовой. Надо сказать, данное произведение меня как-то не вдохновило, но безумно понравилось моему внуку, поэтому, возвратившись от вас, я его сразу же изъяла у Коли. Благо он еще не успел обменять роман на блок отвратительной жвачки или какую-нибудь кассету, что неоднократно проделывал с моими книгами… Мальчишка сунул Дезье под матрас, это вполне в его духе, но как я могла забыть о ней, прежде чем отправиться к вам, ума не приложу…

Я совершенно ничего не понимал, однако поостерегся сообщать об этом Сабине, как и о том, что любимая писательница ее внука проживает несколькими этажами выше. Но мои опасения были напрасны. Сабина брезгливо пошуршала страницами, извлекла сложенный в виде закладки листок бумаги, исписанный с двух сторон, и отбросила книгу. Затем она разгладила листок и с торжественным лицом протянула мне.

Я наклонился к лампе, но и тут лишь с трудом разобрал бледные карандашные каракули:

«Вы ошибаетесь, я никогда не могла бы…» Дальше было зачеркнуто. «Мне казалось, что происшедшее между нами…» Снова зачеркнуто, и потом только отдельные слова: «два года назад, мой муж…», «его голос…»

— Что это? — тупо спросил я, переворачивая листок, и только сейчас обнаружил, что он представляет собой часть какого-то письма, неровно разорванного пополам. Карандашные строчки — очевидно, набросок ответа, — находились на той стороне, которая оставалась чистой. Я сказал об этом Сабине.

— Правильно, — согласилась она. — То, что вы прочли, писала Елена, ее рука. У меня есть новогодняя открытка от нее, также написанная карандашом. Она вложила ее в книгу, подаренную мне. Забавное издание. Называется «История колдовства». Показать?

— Нет, — пробормотал я, вникая в текст на обороте карандашного черновика. — Попозже…

— Вот вам доказательство того, что мужчина, о котором я вам рассказывала, существует в реальности, — донесся до меня голос Сабины.

«… Вы совершенно не правы, подозревая меня в том, что я отношусь к Вам не вполне искренно. Да, я не был женат и мой опыт общения с женщинами невелик, но это не значит, что мои чувства отличаются от тех, которые испытывает мужчина, встретивший очень…» Дальше ничего не было. Письмо обрывалось. Я вгляделся в почерк — он был аккуратным, без единой помарки, без каких-либо характерных особенностей в написании букв. Скорее женский, чем мужской, но очень уверенный — писано было либо с черновика набело, либо этот человек с ходу держал весь текст в голове.

— Почему вы решили, что это письмо написано мужчиной, с которым вас познакомила Зотова? — спросил я, откладывая бумажку.

— А кем же еще? — Сабина пожала плечами. — Больше никого у нее не было.

Кроме меня… и его.

— Вы уверены?

— Да. Мы достаточно сблизились с ней перед моим переездом на новую квартиру.

— А кто был инициатором переезда? — спросил я. Мне нужно было переключить Сабину — слишком уж она защитилась на мысли о том, что приятель Зотовой вдруг взял и в один пасмурный денек отхватил ее знакомой голову. Из чистой любознательности. Серийные убийцы, как известно, не пишут писем своим жертвам, к тому же каллиграфическим почерком. Они не оставляют ни улик, ни косвенных доказательств своей вины. Впрочем, в последнем я был далеко не уверен. — Так почему вы съехали из того дома, Сабина?

Она поморщилась.

— Коле уже давно необходима собственная комната.

Сначала он жил с родителями, затем в моей, а потом и вовсе перекочевал на кухню. Как я ни напрягала Павлушу, жилищный вопрос решить он не мог… Он, впрочем, даже прописан у нас не был — с тех самых пор, как Женя вышла замуж и привела его в наш дом. Я понимаю, трудные времена и тому подобное… пришлось помочь им, так как подвернулся этот вариант. Мы продали мою квартиру, чуток добавили и купили эту — трехкомнатную; правда, я поставила некоторые особые условия… И все-таки, Ежи, почему вы сомневаетесь? Разве это письмо не доказательство того, что друг Елены — лицо, поддерживавшее с ней довольно интимные отношения? — повторила она.

— Допустим, — согласился я, нехотя возвращаясь к криминальному сюжету.

Сообщать Сабине Георгиевне, что голова ее приятельницы в следственных документах значилась под номером два, а после нее, с небольшим интервалом, последовала известная всему городу Капитолина Шебуева, вздумавшая не ко времени прогуляться, я не имел права. Предположить же, что друг Зотовой каким-то образом был знаком и с вице-президентом Евроазиатской ассоциации меценатов, было трудно. Вероятность была той же, как если бы упущенный стакан с водой полетел не вниз, а к потолку. — И что с этой вашей уверенностью, Сабина, нам теперь делать, если вы, как я понял, не хотите помочь следствию?

— Я бы помогла следствию, если бы не боялась, — последовал ответ. — Или боялась не до такой степени.