Читать книгу "Дневник грешницы - Ольга Строгова"

– Что?!

Ах, Жюли, ты, конечно, понимаешь, каких усилий мне стоило не выдать своих чувств при звуках этого имени!

– Граф недавно усыновил двоих своих племянников, детей покойной сестры, – продолжал папенька, – и в нынешний свой приезд в Петербург просил меня отыскать подходящую образованную молодую особу, которая согласилась бы отправиться в Олонецкую губернию. А за жалованьем граф не постоит, он, насколько мне известно, человек весьма щедрый…

Жалованье! Господи ты Боже мой, жалованье! Я буду жить в его доме, каждый день видеть его, говорить с ним! Жалованье!..

– Что ж, батюшка, это, конечно, лучшее, на что я могу рассчитывать, – ровным голосом произнесла я.

Дальше все случилось на удивление быстро.

Уверившись, что решение мое твердо, папенька более не чинил мне препятствий. Он даже сел писать рекомендательное письмо к графу, в чем, на мой взгляд, не было никакой необходимости. Однако папенька заявил, что так нужно, что так положено делать, и я не стала спорить с ним по этому поводу.

Также он настоял, чтобы я взяла с собой побольше теплых вещей и весь оставшийся бабушкин жемчуг. О хризолитовой броши, подарке графа, он не знал.

– Меня остатки твоих драгоценностей не спасут, – грустно улыбнулся папенька, – а тебе они пригодятся. У графа бывает интересное общество: офицеры расквартированного по соседству драгунского полка, молодые дворяне… Может, Господь смилостивится над тобой и ты, находясь у графа, счастливо устроишь свою судьбу!

Я горячо и искренне разделила папенькины надежды.

Итак, моя дорогая кузина, нынче вечером я отбываю на поезде в Петрозаводск. Утром, по приезде, найму на станции лошадей и к полудню, даст Бог, буду уже в имении у Алексея. Папенька настаивал, чтобы меня сопровождал Лукич, но я сумела убедить его, что в состоянии проделать этот недалекий и неопасный путь совершенно самостоятельно.

И все же сердце мое бьется тревожно и часто: впервые в жизни я покидаю родительский дом. Надолго ли? Быть может, навсегда.

Что ждет меня впереди? Ах, Жюли, если бы знать!..

25 декабря 1899 г.

* * *

– Ну что, – торжествующе воскликнула Ирина Львовна, – теперь ты убедился?

Чтение письма происходило в сквере у Большого театра. Все скамейки в тени были, разумеется, заняты, на некоторых сидели не то что вчетвером – впятером или даже вшестером.

Но Ирина Львовна с Карлом сидели на скамейке вдвоем. Ирина Львовна бросала такие угрожающие взгляды на всех желающих составить им компанию, что никто так и не решился присесть с ними рядом.

Письмо сначала проглотила Ирина Львовна, а потом уже, неторопливо и вдумчиво, прочитал Карл.

– Убедился – в чем?

Ирина Львовна передвинула на скамейке свою сумку еще дальше от себя и свирепо воззрилась на подлетевшую было компанию подростков с гитарой и пивом.

– Как это – в чем? Да в том, что они будут встречаться! И что между ними случится роман! И что твоя бабушка Елизавета…

– Из того, что Анна Строганова будет жить у него в имении и воспитывать его племянников, вовсе не следует, что у них будет роман, – перебил ее Карл. – И уж тем более – что родится ребенок. Вспомни, что я говорил тебе о бабушкиной метрике. Включи, наконец, логику.

– Ах так?! – вскипела Ирина Львовна.

Очередные претенденты на скамейку, солидная пожилая пара, отшатнулись и решили на всякий случай уйти из сквера совсем.

– Логику, значит, включить! Хорошо. Я включу. А ты выключи свою нордическую невозмутимость и попробуй хотя бы раз в жизни полностью довериться интуиции! Неужели ты не чувствуешь, что у этой истории есть будущее? Неужели не понимаешь, что история графа и Аннет не может, просто не имеет права закончиться ничем?

Карл широко раскрыл свои ставшие совершенно темно-синими глаза и уставился на нее так, будто в первый раз увидел. Вообще-то так оно и было – никогда еще за все время их знакомства он не видел суховатую, сдержанную, холодно-ироничную как к ученикам, так и коллегам (за что те единодушно прозвали ее Воблой) Ирину Львовну в подобном возбуждении.

И с чего, спрашивается, она так разошлась? Он же обещал ей помочь в поисках. А раз обещал, то сделает. Сделает – в любом случае, независимо от ожидаемых результатов. И она это знает.

– Откровенно говоря, ничего подобного я не чувствую, – осторожно произнес он. – Но готов согласиться, что дальнейшие письма твоей прабабки могут содержать информацию о моем прадеде.

– Спасибо и на этом, – горько усмехнулась Ирина Львовна.

Тут ей в голову пришла мысль до того, на первый взгляд, нелепая и странная, до того не свойственная ее вообще-то трезвому, уравновешенному и здравому рассудку, что она замолчала и даже отвернулась от Карла.

Карл терпеливо ждал. Потом, несколько встревоженный, положил руку ей на плечо.

Ирина Львовна мужественно преодолела искушение – повернувшись, коснуться ее губами.

– Если ты так уверен в собственной правоте, – медленно, по-прежнему не глядя на Карла, произнесла она, – я предлагаю пари. Я утверждаю, что у моей прабабки с твоим прадедом были любовные отношения и что в письмах мы найдем тому доказательства. Ты утверждаешь, что твой прадед хранил верность этой своей Мирославе… по крайней мере в том, что касается Аннет.

– Да, я так полагаю, – помедлив, отозвался Карл.

– Значит, ты согласен? – Она по-кошачьи быстро взглянула на него.

– Ну, если тебе так хочется. – Карл пожал плечами и убрал свою руку с ее плеча. – На что будем спорить?

– Разумеется, на «американку»!

И Ирина Львовна протянула ему свою узкую, почти не дрожащую ладонь.

Карл внимательно посмотрел на нее.

– «Американка», если не ошибаюсь, означает исполнение любого желания? – уточнил он.

– Именно. А тот, кто, проиграв, откажется, – тот трус и недостойная личность. Слышал, наверное, что карточный долг – это долг чести? Так вот, в «американке» все гораздо серьезнее…

– Слышал, – кивнул Карл. – И про карточный долг, и про «американку». Только у нас в Швейцарии это, наоборот, называется «русское пари». Но при этом желания должны быть реально исполнимые…

– О, в этом можешь не сомневаться, – усмехнулась Ирина Львовна, – ничего сверхъестественного я от тебя не потребую!

– Ты — от меня. Не потребуешь, – с непонятным выражением повторил Карл.

Ирина Львовна вдруг почувствовала, что зарвалась. И зарвалась непростительно. Вот сейчас он встанет, вежливо извинится перед ней, сказав, что ему пора, что вечером они с сыном и Аделаидой идут в цирк. Завтра утром он вспомнит об оставшемся в Цюрихе неотложном деле… и все кончится, не успев начаться. О нет, он не откажется от своего обещания помочь ей, он просто перенесет все… на более позднее время. На осень, на зиму, на будущее лето…