Читать книгу "Золото мертвых - Александр Прозоров"

— Кто первым схватил, того и добыча, — отказался Андрей. — Закон охоты. Собаки, вон, и вовсе считают, что это они главные. Кому что досталось, тому и принадлежит.

— Как скажешь, княже. — Друцкий продел хвост в кольцо уздечки, привстал на стременах: — Архип! Архип, ты где? Барон, вы не видели моего боярского сына?

— Помнится, он еще с милю назад отстал, Федор Юрьевич, — вежливо склонил голову в горностаевой шапке иноземец.

— Нехорошо… — потянул левый повод княжич. — Поехали по следу, глянем, куда делся.

— А как же собаки?

— Пусть их, — отмахнулся Друцкий. — Догрызут, нагонят. Азарта в них больше нет, не потеряются. А вот Архип…

К счастью, уже через несколько минут они увидели скачущего по взрыхленному снегу боярина. Шагов за пять тот скинул шапку, поклонился:

— Прости, княже, ветки не заметил. Пока поднялся, пока мерина поймал, пока в седло… Вас уже и не видать. Как ветер неслись.

— Не зря неслись, — выдернул из кольца лисий хвост Федор Юрьевич. — Вот, красного зверя взяли. Держи, жалую.

— Благодарствую, княже, — поклонился боярин и спрятал подарок за пазуху.

Может, и безделица — но дорого внимание. Да и дело для пушистого хвоста найдется. Кто их по десятку на шапку нашивает, чтобы уши да щеки в мороз не стыли, кто на одежду или упряжь — для красоты. А кто и писарю отдаст — песок с грамоты смахивать после того, как чернила высохли. Тут ведь прикосновение нежное требуется: присохшие крупинки стряхнуть, но чернила не смазать.

Назад охотники пробирались шагом, а потому выехали на поле где-то часа через два. Здесь, оказывается, все уже переменилось. Пострадавшие и провинившийся сокольничий исчезли, зато на траве раскинулось покрывало, уставленное блюдами с пирогами, кусками убоины, полными пенного пива кубками. Что было неприятно: подтаявшая на солнце земля вокруг оставалась еще сырой и холодной — возле угощения не приляжешь. Однако Федор Юрьевич без предисловий подскакал к столу, наклонился с седла, ловко подхватил один из кубков и, не пролив ни капли, тут же опрокинул в рот. Бояре захлопали, приветствуя ловкость хозяйского сына, перевели взгляд на Андрея. Ему, князю Сакульскому, всяко полагалось «подходить к столу» прежде них.

— И-и-и-эх! — Нацелившись на самый крайний, серебряный кубок, Зверев подскакал к нему, с силой сжал ноги, качнулся почти до земли и, расставив пальцы, подхватил сосуд под днище. Выпрямился, одновременно поднося его к губам. От резкого рывка часть напитка выплеснулась, но Андрей понадеялся, что на скорости этого никто не заметил. Он большими глотками выпил пиво, по примеру Друцкого отшвырнул кубок — холопы соберут, — развернулся, выдернул нож и на обратном пути метко наколол сочный кусок подкопченного мяса. Отъехав в сторонку, не торопясь поел, наблюдая за остальными.

Тут же выяснилось, что князь Сакульский в своем верховом мастерстве не так уж плох. Многие бояре, пытаясь поднять и поднести ко рту кубок, опрокидывали его на ковер, а то и на себя. Двое и вовсе выпали из седла, посбивав кубки и вызвав всеобщий смех. Наколоть на скаку кусок мяса тоже не всем по силам оказалось. Пожилые бояре, естественно, делали это легко и непринужденно. Но ведь они не то что ножом — рогатиной на всем скаку в прорезь рыцарского шлема попадали. Те же, кто помоложе, то всаживали нож так, что пробивали насквозь деревянный поднос и увозили его с собой, то втыкали клинок в ткань ковра. О смысле угощения все давно забыли. Охотники не подкрепляли силы и даже не напивались — они демонстрировали ловкость или пытались оправдаться после прошлой неудачи. Кто быстрее наклонится, кто на большей скорости подхватит кубок и не расплещет — холопы не успевали их наполнять и расставлять. Однако, выпив три-четыре кубка пива, подцепить с подноса небольшой пряженец — задача не из легких… Из седла на траву, ругаясь, вылетал каждый третий.

Веселье длилось часа два, пока не закончилось угощение. Теперь захмелевшим боярам стало вовсе не до охоты, и на измученных лошадях всадники неспешным шагом отправились в усадьбу.

Здесь их ждала жаркая баня с квасным паром и медовыми жбанами, а затем охотники влились в шумную компанию остальных детей боярских, готовых продолжить прерванный накануне пир. После выпитого и съеденного, после бесконечных здравиц и заверений в любви и дружбе у Зверева возникло стойкое ощущение, что он, подобно запертой в клетку белке, попал в какое-то бесконечное кольцо, в хмельную карусель, в которой крутится уже не первый год и, похоже, будет кружиться вечно.

Правда, в бесконечность пира вплеталась одна неизбежная при таком количестве поглощаемой жидкости деталь — необходимость регулярного посещения небольшой комнаты у дальней стены с четырьмя дырами в полу и кипой сена, которое следовало кидать после себя в дыры для устранения запаха. На выходе из этой комнаты, в пустом коридоре, и заловил Андрея барон Тюрго.

— Рад вас видеть, князь! — обнял он Зверева. Не из дружбы, конечно же, а просто чтобы остановить. — Славная нынче выдалась охота. Три загубленные лошади, две сломанные ноги, несколько ребер и одна рука ради трех пойманных зайцев и одного лисьего хвоста.

— Э-э, дорогой датчанин, — отстранился Андрей и похлопал иноземца по плечу. — Ты ошибся страной, мой дорогой. У нас Родиной не торгуют!

Зверев собрался было уйти, но не рассчитал поворота и врезался плечом в стену.

— Неправда, князь, я говорил совсем о другом! — возмутился датчанин. — Постойте же, разве двести полновесных серебряных талеров не заслуживают хотя бы разговора?!

«Двести? А днем он говорил о ста…» — мысленно отметил молодой человек и решил не напоминать барону об этом, пьяно обрадовавшись своей находчивости.

— Я говорил о мире и только о мире, князь! — обрадовался иноземец, поняв, что собеседник решил задержаться. — Я лишь говорил, сколь ужасно положение нынешней Европы. Османская армия осадила Вену и приближается к Венеции. Недалек тот час, когда сарацины захватят земли до самого северного океана, покорив и Францию, и Германию, выйдя к недавно магометанской Испании. Недаром под стенами Вены ныне бьются бок о бок, забыв вражду, французские и английские рыцари. Германия же поражена смутой, и это предрекает ей весьма печальную судьбу.

— Германией больше, Германией меньше, — презрительно фыркнул Зверев и оперся спиной о стену, выставив живот. — Да мы Берлин пять раз брали! Или шесть… Правда, Париж — только раз.

— Для вас Германия далеко, а для моего короля — ближний сосед, — пропустил барон мимо ушей явный бред упившегося русского. — Турки, сарацины, смута… Моему королю нужны войска там, на западе. И поэтому он хочет мира здесь, на востоке. Теперь вы понимаете меня, князь? Разве желание мира может быть изменой?

— Миру мир и слава КПСС, — согласно кивнул Зверев. — Однако я потомственный боярин, князь Сакульский! При чем тут я?

— Разве вы забыли, князь, что ваши земли граничат с датскими рубежами? — терпеливо поинтересовался барон.

— Да? — изумился Зверев и наморщился, напрягая память. В памяти всплывали то Швеция, то Финляндия. — Датский король? Или шведский?