Читать книгу "Она назначает жертву - Сергей Майоров"

— Их расстреляли в ресторане «Россия», — голосом гида пояснил Колесов. — Во время воровского сходняка.

— Нашли?

— Кого? — Сержант недоуменно сдвинул бровь и обернулся к любопытному Юштину.

— Убийц! — Сотрудник МУРа был первым, кто потерял терпение при общении с сержантом.

— А что их искать? — Колесов шмыгнул носом, словно сожалея, что речь шла не о нем. — Прокуратура провела проверку и установила, что оружие применено в соответствии с законом. Для пресечения правонарушений. — Он хотел вынуть из кармана сигареты, но почему-то передумал. — Повела себя неправильно: пела немузыкально, попросили паспорта показать — пистолеты вытащила. Как тут не стрелять?

— Кто вытащила пистолеты? — заволновался Юштин. — Кто пела? Ты о ком речь ведешь?

— О братве, — невозмутимо пояснил сержант. — РУБОП с СОБРом совершенно случайно в ресторан пришли, кофе выпить, отдохнуть, туда-сюда… А тут неожиданно выяснилось, что именно здесь братва хулиганит. Вора с зоны встречала. Ну и оскорблять РУБОП начала, приставать, матом выражаться. Их по-хорошему просили, перестаньте хулиганить! Нехорошо это, люди отдыхают, а вы…

Лисин зашел в оградку, смахнул с гранитной лавочки платком пыль, сел и прочел то, что было начертано на общем могильном камне всех четверых. Даты рождения там значились разные, но день смерти один — 26.12.2004.

Врага рука вас всех достала. Бездушным миром правит зло. Земля без вас вдовою стала…

Четвертая строчка совершенно не читалась. Лисин воровато оглянулся и встал с лавки, чтобы смести с текста грязь.

«Земле конкретно повезло», — кощунственно пронеслось в его голове, когда он перешагивал через ограждение, толстую якорную цепь.

«Остыло солнце и зашло». — Эти слова стали видны, когда из межбуквенного пространства были удалены инородные предметы.

— Так где он сидел? — Отряхивая ладони, следователь выбрался на дорожку и направился к Колесову, который тут же снялся с места и пошел по проходу в глубину ряда.

Долго идти не пришлось. На третьей могилке за тыльной частью братского мемориала торчал из невысокого земельного холмика памятник из арматуры, наспех скрепленный газовой сваркой. Он недавно был выкрашен в ярко-голубой цвет и еще не успел покоситься. Если ориентироваться на суровый русский климат, то издали можно было посчитать, что этот скромный символ людской скорби установлен тут не так уж и давно.

Лисин подошел вплотную, вчитался в надписи на овальной жестяной бирке с цветной фотографией, выполненной в неестественных тонах, и убедился в том, что оказался прав. Женщина, улыбающееся лицо которой запечатлено на снимке, была погребена здесь ровно четыре месяца назад.

«Круглая дата, — отметил он про себя. — Быть может, сержант и не перепутал. Человек приходит сюда постоянно, а уж такой день он вряд ли пропустит».

— Чеховская Лилия Алексеевна, — пробормотал Лисин, перенося данные с овала в блокнот.

Могилка была ухожена. Следователь не сомневался в том, что присматривают за ней регулярно. Если не каждый день, то два-три раза в неделю — обязательно. Это в отличие от «братской могилы», где все буквы в надписях забиты грязью. Зато там есть вечный огонь. На него не всегда хватает средств в бюджетах периферийных городков, администрация которых желает увековечить память героев былых войн.

У родственников этой женщины средств тоже явно не хватает. Иначе они давно уже построили бы если не мемориал, то хотя бы достойный памятник.

Лисин вышел с территории кладбища и с удовольствием затянулся сигаретой. Все это время он вынужден был терпеть. Следователь вынул из кармана телефон и набрал номер Сидельникова. Капитан был оставлен в прокуратуре на самой рутинной и не любимой им части сыскной работы — бумажной. Лисин знал о ненависти Сидельникова к писанине, как своей, так и чужой, но поручил такое дело именно ему. Этот муровец был одним из немногих людей, кто ненавистную работу, если того требует необходимость, выполнял лучше, чем тот, кто считал ее любимой.

Уже примерно пятнадцать часов с перерывом на сон Сидельников изучал годовой труд Журова, Хотынцева и Голощекиной, сотрудников здешней городской прокуратуры, убитых неизвестным типом в своих рабочих кабинетах. Следователь не бог весть как надеялся на успех этого поиска, но не имел права сбрасывать со счетов любое предположение, могущее дать новую версию.

На данный момент таковых у Лисина практически не имелось. Поэтому Сидельников листал пыльные страницы, перечитывал материалы, вникал в каждую фразу и делал пометки в надежде на то, что хотя бы сотая часть из того, на что он обратил внимание, окажется впоследствии полезной общему делу.

Тотчас выяснилось, что капитана уже дважды приглашали на обед с выездом в кафе и однажды просили прийти познакомиться с документами, которые, по мнению городского прокурора, могли помочь следствию. Инициаторами приглашений были Мартынов и его заместитель Горбунов.

— Никуда не выходи из кабинета и не оставляй материалы без присмотра, — быстро сообразив, в чем дело, приказал Лисин.

— А я и не выхожу. Меня, кажется, начинают окучивать. Я пролистал половину материалов, не нашел ничего интересного. По мере того как стопка с непросмотренными делами уменьшается, сотрудники городской прокуратуры начинают проявлять все более яркие признаки беспокойства.

По лицу Лисина пробежала довольная улыбка. Он был доволен, хотя никто из окружающих не мог даже догадываться, чем именно.

— Это хорошо. Какие-нибудь общие признаки в просмотренных делах пометил?

— Да! Но это не телефонный разговор.

— Хорошо. — Лисин качнул головой. — Я скоро приеду. А пока скажи мне, Игорь, не встречалась ли тебе в просмотренных делах фамилия Чеховская? Либо Чеховский.

В трубке послышался какой-то картонный перестук, бумажный шелест. Лисин хотел уже на полчаса попрощаться и отключить связь…

Вернувшись домой, мужчина немедленно скинул с себя одежду, сложил ее в черный полиэтиленовый пакет, найденный на балконе, и в одних трусах рухнул в кресло. Ему не верилось в свое спасение, как и в то, что он совершил. Он закрыл лицо руками, покрытыми едва заметными капельками крови, уже засохшими и похожими на россыпь родимых пятнышек, и резко наклонился. Его рык походил на стон медведя, разбуженного в январе. Он разнесся по комнате, ушел в приоткрытую балконную дверь и растворился в уличном шуме.

Он вернулся домой, на что не рассчитывал, а потому не представлял, что делать дальше. Направляясь в прокуратуру, мужчина точно знал, что ему нужно убить четырех мерзавцев, в ней находящихся: Журова, Хотынцева, Голощекину и — самое главное — городского прокурора. Он справедливо полагал, что трем из них сможет выделить по две пули, четвертому — одну, а последнюю рассчитывал оставить для себя.

На поверку все вышло иначе. Он допустил перерасход патронов. В Голощекину ему пришлось выстрелить даже трижды. В тот момент, когда мужчина выходил в коридор из кабинета Хотынцева, он даже не понимал, сколько патронов осталось в магазине «ТТ». Его мысли метались и кричали в голове, как чайки. Ему казалось, что пистолет может дергаться в руке столько раз, сколько он будет нажимать на спуск.