Читать книгу "Хорошие солдаты - Дэвид Финкель"

Ситуация была плохая и менялась к худшему — Козларич это понимал. Ничего подобного не предполагалось. Обыскивать дома? Да, и они это делали. Выслеживать боевиков? Да, и они это делали. Но если целью операции, как говорилось в ее плане, было показать 60 тысячам жителей Камалии, что американцы пришли «очистить ваши жилые кварталы и повысить качество вашей жизни», эта цель не достигалась.

Пора было заканчивать операцию. Козларич радировал солдатам, чтобы закруглялись, и направил свою колонну вокруг протестующих. Вначале переместился на несколько кварталов к северу, а затем, когда началась стрельба, двинулся на восток, между канализационными траншеями, пока не доехал до взорванного здания макаронной фабрики.

Немалая его часть обвалилась внутрь. Стены в основном продолжали стоять, но были исчерчены глубокими трещинами. Да, фабрика была разрушена.

На другой стороне улицы, однако, находилась другая фабрика, Козларич вошел внутрь посмотреть, и ему понравилось то, что он увидел, — если не считать самовольно поселившейся на нижнем этаже семьи из одиннадцати человек разного возраста, от маленьких детей до старика с артритом, лежавшего на матрасе, над которым кто-то приклеил плакат с Муктадой аль-Садром.

— Уйдут они, если мы им заплатим? — спросил Козларич переводчика. — Скажите им, что я им дам триста долларов.

— Этого мало, — передал ему переводчик ответ человека, который, видимо, был главой семьи.

— Мало? — переспросил Козларич. — Разве? — Он был смущен. — Им ведь тут ничего не принадлежит.

Переводчик пожал плечами.

— Я могу ему заплатить тысячу долларов, — сказал Козларич.

— Дайте мне немножко больше, — был ответ. — Тысячу пятьсот.

Козларич огляделся. Ему нужен был КАП, и это здание, по правде говоря, было лучше, чем макаронная фабрика даже в невзорванном состоянии.

— Скажите ему, что ко вторнику они должны уйти, — распорядился он, и вторая рота получила КАП, а одиннадцать бездомных — полторы тысячи долларов, чтобы найти себе жилье.

Очень длинный день близился к концу, и он двинулся теперь на юг. На отдалении, у противоположного конца макаронной фабрики, виднелась хижина. Она осталась неповрежденной, но людей рядом видно не было, никакого сохнущего белья, никаких признаков жизни вообще. Он поехал дальше — за пределы Камалии, обратно на ПОБ, в свой кабинет, к своим электронным письмам, к первым сообщениям об Эмори, которые были неутешительными. Сообщалось, что он в хирургическом отделении, состояние — крайне тяжелое. Сообщалось, что у него в госпитале пропало зрение, что у него началась паника и его ввели в искусственную кому. Был момент, сказал Каммингз Козларичу, когда их ошибочно известили, что он умер.

— Гребаные мудаки, — ругнулся Каммингз.

Вошел Стивенс с распухшей губой — ему ввели ксилокаин, зашили рану, дали обезболивающие таблетки — и доложил Козларичу, что он укрывался за стенами, двигался, старался все делать правильно.

— Я повернулся — и тут… опа! — сказал он, еле ворочая языком.

— Ты не только старался, но и делал все правильно, — заверил его Козларич. — Иначе тебя бы тут не было.

Вошел Заппа с двумя затампонированными и зашитыми отверстиями в теле — доложить, что по Божьей воле, милостью Иисусовой и молитвами жены, которая платит десятину, поет гимны и читает Библию два, а то и три часа в день, он чувствует себя хорошо.

— Герои, так вас и так, — сказал им обоим главный сержант Маккой.

Стивенс попросил разрешения выйти и позвонить жене.

— Мне губу прострелили, черт бы ее драл, — сказал он, услышав ее голос. Глаза у него вдруг стали влажными.

Тем временем Козларич в кабинете подытоживал события дня, готовясь писать о них отчет, который пойдет сначала в бригаду, а оттуда выше по цепочке.

— Хороший день в целом, — сказал он. — Мы зачистили зону, которую собирались зачистить… Мы стали лучше понимать Камалию — район, который должны контролировать… Мы установили личности боевиков, в том числе того, которого бригада считает целью номер один… Мы нашли новое место для КАП второй роты… Мы три раза попадали в рискованное положение, но батальон справлялся с ситуацией очень хорошо… Люди хорошо проявили себя здесь, на базе, а там они проявили себя еще лучше, и это делает нас сильнее… Так что сегодня был очень даже хороший день.

Неделю спустя новости об Эмори были так себе. Его самолетом доставили в госпиталь в Германию, где он лежал в реанимации, в коме. А еще после вылазки в Камалию участились взрывы придорожных мин — во многом из-за того самого главаря, за которым шла охота: был перехвачен его телефонный разговор, когда он в ярости сказал, что СВУ будут теперь взрываться повсюду.

От слов он, похоже, перешел к делу: вскоре солдат другого батальона, ехавший в Камалию с секциями взрывозащитных стен для КАП, потерял обе ноги, когда в его машину попал СФЗ. КАП, кроме того, обстреливали из минометов, и во время одного из обстрелов были легко ранены трое солдат из инженерного батальона и один из 2-16.

Тем не менее КАП был сооружен — еще один КАП, количество которых служило мерилом успеха «большой волны», — и 7 мая Козларич снова отправился в Камалию посмотреть на него.

Как обычно перед выездом, Нейт Шоумен собрал всех солдат — участников колонны, чтобы кратко сообщить им о последних разведданных. Он проснулся еще до рассвета, когда недалеко от ПОБ на маршруте «Плутон» сработало СВУ, мишенью которого был танк с солдатами другого батальона. Сужающаяся спираль зловредства — так начинали воспринимать происходящее солдаты 2-16. Сейчас они смотрели, как Шоумен, держа карту, ведет пальцем вдоль одной из дорог.

— Первая улица закрыта из-за СВУ. Видите, она черная. Этим путем мы не едем, — сказал он. Потом показал им точку на краю ПОБ. — Два дня назад, пятого, эта сторожевая вышка на самом северном участке ПОБ была обстреляна. Одна пуля пробила защитное стекло и справа попала в голову караульному. По каске ударила, ничего страшного. С ним все в порядке, легкие царапины. — Теперь показал точку на маршруте «Плутон». — А вот это нас разбудило сегодня утром. Ребята из 1–8 нарвались на СВУ к северу от блокпоста 5-15.

— На «Плутоне»? — спросил солдат.

— Без дураков? — спросил другой.

— По танку сработало. Шарах — а они знай чешут себе дальше. Даже не приостановились, — сказал Шоумен. — Но для нас важней то, что за последние три дня было, по-моему, шесть СФЗ на маршруте «Хищники» у самой Камалии.

— Там, куда мы едем, — сказал еще один солдат.

— Ага, — подтвердил Шоумен.

Добраться в Камалию, минуя «Хищников», можно было только по «Берме», и так они и решили сделать. «Бермой» называлась насыпная грунтовая дорога, по которой Каммингз отправился посмотреть на Боба. Не было дороги хуже для езды, чем эта «Берма». Взобраться на нее и съехать с нее можно было в считанных точках, а на ней возникало ощущение полнейшей уязвимости, мест, чтобы спрятать мину, было хоть отбавляй — к примеру, в мягком грунте полотна. Окрестный пейзаж тоже не радовал: зловонные лужи, дохлые животные, огромные кучи мусора, где семьями рылись люди и выискивали съестное собаки, странные куски искореженного металла, которые в облаке пыли, поднятой колонной, иным из солдат напоминали снимки развалин Всемирного торгового центра после 11 сентября. С «Бермы» казалось, что Ирак не просто лежит как труп, но и не подает надежд на воскресение.