Читать книгу "Список войны - Валерий Поволяев"

Правда, двое из них — хохотушка Катя и красавица Жанна находились ещё на дежурстве, но это ничего не значило, к пятнадцати ноль-ноль они должны освободиться, Ася же с Инной стареньким заполненным горящими углями утюжком гладили гимнастёрки с юбками и чистили кирзовые сапоги.

Одежду гладили на всех, на всю команду, чтобы девочки, придя с дежурства, не теряя времени, переоблачились, подначепурились и, похорошевшие, всей гурьбой двинулись бы к разведчикам.

— Разведчики — это элита армии, — глубокомысленно размышляла тем временем Ася, — в штабных бумагах на первой строчке стоят.

— На тебя глаз положил старшина, — прервала её Инна.

— А мне их командир глянулся…

— Мне старший лейтенант тоже нравится, — призналась Инна, — он такой… интеллигентный, обходительный. Взгляд умный.

— Господи! — Ася прекратила гладить, потянулась сладко. — Если б не было войны… как было бы хорошо! Я бы обязательно поехала в Москву.

— Я тоже хочу в Москву, — встрепенулась Инна. Вся серьёзность стекла с неё, будто дождевая вода, угрюмые глаза потеплели.

— Сходила бы в Большой театр, потом в Малый, — не слыша её, продолжила Ася, — а потом…

— Я бы тоже в Большой театр сходила бы, и от Малого не отказалась… Это так интересно!

— А потом бы я поступила в институт, — сказала Ася.

— В какой?

— Ну, конечно же не в связь — неинтересно. Поступила бы в институт, где художников по модам готовят. Вот это была бы жизнь!

— Всё это мечты, Аська, мечты несбыточные. А пока мы имеем фронт, грязь, боль, редкие письма из дома, приставания обовшивевших мужиков, вырвавшихся из окопов в ближний тыл. Собственно, ты сама всё это знаешь, чего я тебе говорю. И пока война не кончится, ни о каких институтах ни думать, ни мечтать просто не моги, Аська!

— М-да, нарисовала ты мне перспективку! Даже пальцы дрожать начали.

— А вот этого не надо, — повысила голос Инна, — Отруби!

— А ты, оказывается, жестокая, — неожиданно проговорила Ася.

— На войне невольно станешь жестокой, — отмахнулась от начальницы Инна, — сама знаешь.

Лёгкая тень пробежала по лицу Аси, оставила свой след, улыбка, гулявшая на губах, исчезла. Война научила её жить одним днем: остался день позади — и хорошо, Бог подарил его, теперь надо вымаливать другой день, с тревожными глазами ловить следующие сообщения — не прорвались ли где немцы, не сбросили ли в нашем тылу десант, не засечено ли в тылу немецкой тяжёлой артиллерии, которая может обстрелять любой, даже на двадцать километров удаленный от линии фронта штаб и так далее… Шансов погибнуть у любой из девчонок-связисток было много больше, чем шансов выжить.

— М-да, — удручённо пробормотала Ася, — ручки тоненькие, ножки тоненькие, а жить-то хочется. А я, дурёха, про Москву распространяюсь, про институт, где художников по красивой одежде готовят… Тьфу!

— Не расстраивайся, Аська! — подластилась Инна к подруге. — Это я тебе ложку дёгтя в бочку мёда ливанула. А ты и скукожилась. Не сдавайся, подруга, держи нос выше!

— Ага! — Ася хмыкнула. — А хвост пистолетом.

Вспомнился дом в родной деревне, пахнущий хлебом и драчевниками — круглыми толстыми лаптями-оладьями из бульбы, которые нигде так ловко и вкусно не готовят, только в Белоруссии, картошка здесь — главный продукт; речка также вспомнилась, ещё — хороводы у костра и ночной языческий праздник Иван Купала… Сердце у Аси защемило, в груди возникла боль, Ася невольно вздохнула: привыкла реагировать на всё, что слышит ушами.

И Инка, лучшая подруга, не смогла сдержаться, опрокинула грязную кастрюльку на чистую косточку. Стоит ли теперь вообще думать о Москве? Ася печально, уголками рта, улыбнулась, губы у неё задёргались обиженно, будто она собиралась заплакать. Превозмогая себя, она улыбнулась ещё раз, невесело отёрла пальцами глаза, ногтями подбила снизу ресницы — пусть пушатся… Живы ли её родичи в Белоруссии, под оккупантами, кто знает? Никто не знает. Вот когда освободят Белоруссию, тогда и станет всё известно. Спросила, приходя в себя:

— Инк, а ты когда-нибудь губной помадой пользовалась?

Та недоумённо приподняла одно плечо, потом второе:

— Никогда.

— И я никогда. Я даже не видела её, в деревне у нас девки красились свекольным соком.

— Я, конечно, видела губную помаду, но давно, последний раз — осенью сорок первого года, перед поступлением на курсы связисток.

— Как давно это было, — Ася жалостливо шмыгнула, обняла подругу, — да и было ли это вообще? Иногда мне кажется, что все годы, которые мне довелось прожить, гремела война, ни на минуту не прекращалась война, мирного времени не было совсем.

— А ведь оно было, Аська! Точно было!

— Представь себе, не помню, — призналась Ася. — Хотя во сне, бывает, вижу свою деревню, тихую, с коровами на взгорке и высокими белыми дымами, висящими над крышами…

Юбки с гимнастёрками они погладили быстро, и сапоги начистили быстро, остальную амуницию подружек, находившихся на дежурстве, тоже приготовили быстро, после чего стали терпеливо ждать, когда же из штаба вернутся их товарки.

Время в таких случаях, когда делать нечего, тянется еле-еле, минуты на глазах обращаются в часы. Ася подумала о том, что если бы она находилась у себя дома, в деревне, в Ушачском районе, то нашла бы себе занятие живо, да такое занятие, что время, набрав скорость, только бы свистело-посвистывало: работы дома всегда было много.

Она вновь опечалилась: стоит ли он сейчас на земле, дом её родной, целы ли стены, живы ли маманя с отцом, всё ли в порядке с соседями, сохранились ли укромные места её детства, обязательно вызывающие внутреннее щемление при всяком, даже лёгком воспоминании? Всё-таки детство прочно сидит в каждом человеке до самых седых волос. И, наверное, это хорошо, люди, помнящие своё детство, всё светлое, оставшееся в нём — это добрые люди. Эх, детство… Даже не верится, что оно было! Ася вздохнула, помяла пальцами горло, пропихивая внутрь болезненный комок, возникший внезапно, снова отёрла пальцами глаза.

Ровно в три часа дня с дежурства вернулась Катя, через несколько минут прискакала Жанна, обе голодные, шумные; первым делом во дворе, где имелся летник — небольшая летняя кухонька, — разожгли плиту и вскипятили чайник, неумело, немецкой финкой, открыли банку с консервами — одну на двоих, «Яловычина з чорным перцем на лавровом листя» называется, из стратегических запасов, поставили её на стол, от буханки отпластали несколько ломтей серого жёсткого хлеба.

— Ася! Инка! Давайте с нами чай пить, — прокричала Катя призывно, вытянула голову, пытаясь понять, услышали её Ася с Инной или нет?

В окно домика высунулась Ася, улеглась крупной грудью на подоконник.

— Вы, девки, думаете поторапливаться или нет? Скоро разведчики придут. У ихнего старшины сегодня день рождения.