Читать книгу "Кадын - Владычица гор - Анна Никольская"

— Бабушка, переправь меня с конём моим добрым и рысёнком пятнистым на тот берег!

Заворочалась старуха, заворчала, глаза открыла, на девочку уставилась. Кадын мёртвого хана не боялась, кровопийцу Алмыса не испугалась, а тут сердце в пятки прыгнуло!

Безобразна была старуха. Зубы большие, как ячменные зёрна, жёлтые. Глаза мутные, как в луже осенней, навыкате. Лицо мятое, землистое, как гнилое яблоко. Нос внутрь головы, как овраг, ввалился. На голове космы седые, длинные, как камыши на болоте, в разные стороны топорщатся.

Оглядела старуха девочку с головы до пят и отвечает:

— А чего ж не переправить? С добром переправлю, и глазом моргнуть не успеешь. Но только и ты мне службу сослужи.

— Проси чего надобно, уважаемая, — Кадын старухе вежливо говорит. — Всё, что в моих силах, выполню;

— Скажи ты мне, девонька, красива ль я? — старуха белая спрашивает, а сама в бирюзовую воду глядится, зубастый рот скалит.

— Как берёза весной в серёжки одетая, красива ты, уважаемая! Как акация летом в цвету! Как рябина алая осенью! Как сосна зимой в снегу, прекрасна ты!

— Складно поёшь ты, девонька, — старуха обрадовалась. — А нравятся ли тебе мои волосы шёлковые? — спрашивает и космы седые пальцами скрюченными чешет.

— Волосы твои — что заморский шёлк переливчатый! Косы твои ярче солнца блестят!

— Сядь-ка ты рядом, девонька, да вшей мне повычёсывай, — старуха ей гребень деревянный протягивает. — А я тебе сказку-чорчок тем временем расскажу. — Сказала так старая, и по щеке её слеза прозрачная скатилась.

Жалко её девочке стало. Одинокая старуха, горемычная. Села она рядышком, старая голову ей на колени положила, и Кадын космы седые разбирать стала. А там вместо вшей пауки да сороконожки. Кадын осторожно добро это перебирает и в огонь выкидывает.

— Давным-давно на синем Алтае жил-был охотник, — повела старуха свой сказ. — Вернулся он как-то из лесу с добычей богатой. Зашёл в свой аил, глядит — пусто в нём, неуютно. Очаг погас, казан не мыт, постель холодная. Не с кем слово молвить, некому добычей царской похвастаться.

— Э-э, жениться мне надо, однако! — вздохнул алтаец. — Жену взять красавицу, чтоб, как солнце, мой аил освещала!

Сказано — сделано. Объехал все окрестные стойбища, всех невест пересмотрел, красавицы не нашёл. Все-то ему нехороши: то глаза не черны, то брови не густы, то волосы не чёсаны. Сел алтаец на валежину, пригорюнился.

Шёл мимо старик. Спину годы согнули, на лице морщины, как ущелья в горах, пролегли. Вскочил алтаец, поздоровался почтительно:

— Давно ты живёшь на свете, абай, много всего видел. Подскажи, где мне жену найти? Да чтобы была такая пригожая, чтобы луну и солнце красотой затмевала! Нет таких среди наших девушек.

Говорит ему старик:

— Э-э, тебе, однако, Тырко-Чач нужна — Шёлковые Косы! Она за рекой, на подоле синей горы, в дальнем аиле живёт. Лицо у неё как луна, глаза — как чёрные ягоды, а волосы — шёлк блестящий! С утра до вечера она их расчёсывает, жениха на берегу поджидает!

Поклонился алтаец старику и поехал в чужой аил, за реку. Увидел он Тырко-Чач на берегу и ум потерял. Волосы её как шёлк стелются, как вода в Аржан-суу, струятся, до пят спускаются. Влюбился охотник в Тырко-Чач до смерти!

Посватался он, сговорился, много соболей отдал, повёз невесту в свой аил. Едут на белом как молоко коне. В чёрные косы Тырко-Чач ленты жёлтые вплетены, жемчуга вставлены. Горят шёлковые волосы красавицы, как зорька алая. Доехали они до реки, спешились, отдохнуть на тёплые камни присели. Достала Тырко-Чач костяной резной гребень, косы расплела, стала расчёсывать. Любуется охотник не налюбуется.

Но дальше ехать надобно — не близкий путь. Сели на белого как молоко коня, переправились через реку.

— Ой-ёй! — кричит Тырко-Чач. — Я гребень на том берегу оставила, поедем обратно!

Говорит ей алтаец:

— Не плачь, я тебе новый гребень подарю!

Отвечает Тырко-Чач:

— Мой гребень мастер — золотые руки делал. Резной вязью украшал, каждый зубчик вытачивал. Только этот гребень моих кос достоин. Не нужны мне твои подарки, поворачивай назад!

Что делать, однако? Ладно, переправились обратно. Подобрала красавица свой гребень, снова через реку перебрались. На полёт стрелы отъехали, кричит Тырко-Чач:

— Ой-ёй, я шпильки на том берегу оставила, поедем обратно!

— Я тебе новые подарю! — жених ей говорит.

Только фыркнула Тырко-Чач:

— Мои шпильки из розового кедра точены, у них головки яшмовые. Только они моих кос достойны! Не хочу твоих подарков, поворачивай вспять!

И ещё раз перешёл реку белый как молоко конь. Взяла Тырко-Чач шпильки, на коня вместе с алтайцем села, снова переправились. На два полёта стрелы отъехали, кричит девушка:

— Ой-ёй, я зеркальце на том берегу оставила! Оно из слюды вулкана сделано, из дальних краёв привезено. Семь цветов радуги в нём отражаются, только оно моей красоты достойно! Вернёмся назад!

Промолчал алтаец, повернул коня верного. Третий раз вошёл в воду белый как молоко конь. Ищет своё зеркальце Тырко-Чач, ищет, найти не может. С ног сбилась, слёзы горючие льёт. Говорит ей жених:

— Ты отдохни немного, а я пока коня напою.

Сел на своего верного аргамака[31]да и перемахнул реку в третий раз.

— А я? Ты меня забыл! — кричит ему вслед Тырко-Чач с того берега.

Отвечает ей алтаец:

— Уж больно ты капризна, однако! Не нужна мне жена, для которой своя красота мужа дороже!

Так сказал и ускакал в родное стойбище. Нашёл девушку там и женился. Не такая красавица, правда, как Тырко-Чач — Шёлковые Косы, алтайцу досталась. Зато послушная и работящая. Мужа с охоты ждёт, огонь в очаге поддерживает, еду готовит, песни тихим голосом поёт, дорогого мужа встречая. Как солнышко, юрту освещает — доволен алтаец.

А Тырко-Чач, говорят, до сих пор на берегу реки сидит, косы шёлковые расчёсывает и плачет. Далеко по воде её голос жалобный разносится. Речку же, где расстались Тырко-Чач и жених её, с тех пор так и зовут Учар — «Три раза переправлялись», — досказала сказку старуха и в бирюзовую воду слезу уронила. Куда капнула слеза солёная — не видно, куда след её унесло — не найдёшь.

Расчесала Кадын седые космы старухе, в тугие косы заплела и говорит:

— Не плачьте, Тырко-Чач уважаемая! Не достоин ваш жених ни памяти светлой, ни слезинки единой! Любовь его, видно, не стоила ничего, раз бросил он невесту на берегу одну-одинёшеньку. Утрите слёзы солёные! — погладила она старуху по голове белой, из-за пояса круглое зеркальце, аметистами украшенное, достала. Волшебное — то, что шаманка Мактанчик-Таш в дорогу дала. — Возьмите мой подарок, уважаемая, не побрезгуйте!