Читать книгу "В ожидании Конца Света - Марианна Гончарова"

Но эта самая редактор, не знаю, что уж там с ней было, кто ей так испортил настроение, она меня даже не дослушала. Она выдохнула как-то злобно и заверещала резким нетерпимым тоном:

— Вы что же, думаете, я помню все сюжеты?! — кричала редактор. — Что вы вообще от меня хотите? Что вы звоните сюда? Звонит она! Вы что, возомнили, что вы одна у нас зритель? У нас сотни, у нас тысячи сюжетов! Вы что, думаете, я эти записи годами храню?!

Думаю, да, они хранят. Думаю, что хранят какое-то время. Но ей было плохо, ей, видимо, было очень плохо. День неудачный. Что-то не сложилось дома или на работе. Кто-то подвел. Кто-то не сделал, а надо было. И я попалась ей под руку с нашим родным, а ей — абсолютно чужим, ненужным каким-то, давно погибшим Мишей. И для нее этот сюжет, который я, заикаясь, пересказывала, был уже постылым и неважным, она уже нервничала по поводу какого-то другого сюжета. Опять про хороших людей и прекрасные их жизни. Ну, у нее такая рубрика там была — про подвиги, удивительные поступки, про выдающихся отважных людей. И видно, не получалось что-то, не успевала, проблемы, начальство, не знаю… А тут нате вам, здрасьте — я. И ей было тогда гораздо проще не выслушать меня, не расспросить, пусть раздраженно, пусть торопливо, не кинуться искать, а выдолбить дырку в моей голове своим криком, чтобы ей самой стало легче.

Она навизжалась, выпустила пар и бросила трубку.

И все. И не использовала такую превосходную возможность сделать доброе дело, испытать к себе лично глубокое уважение за обыкновенное, совершенное ею чудо. Как писал один умный парень, чтобы не было стыдно перед самим собой в районе трех часов ночи.

Мама тогда расстроилась, как маленькая. Ну что ж. Я пела и пела тихонько в тот день, пела сама себе:

Наши мертвые нас не оставят в беде,

Наши павшие — как часовые.

Пела, пытаясь очиститься от этого жуткого мерзкого крика редактора, которая сняла сюжет про могилу, где, возможно, похоронен наш Миша. Я ходила куда-то по делам и целый день бурчала под нос:

Наши мертвые нас не оставят в беде,

Наши павшие — как часовые.

А вечером поместила в Интернете объявление. И совсем тогда не знакомые мне хорошие люди — сколько лет не перестаю удивляться: о чудо этот Интернет, — Лена из Петербурга и ее друзья ночью прислали мне ссылку на петербургский сайт, где были помещены архивы 1942 года. Года, когда наш Миша пропал без вести. И в списках военнослужащих, снятых с довольствия в 1942 году…

Боже мой, Боже мой, дай сил…

…снятых с довольствия, потому что они погибли. Или пропали без вести. Там, в том списке, стояла Мишина фамилия и все его данные, день, месяц и год рождения. И то, что он награжден посмертно орденом Боевого Красного Знамени…

Мы с тех пор туда часто заходим и перечитываем, перечитываем эти его данные. Год и место рождения. Имя, отчество и фамилию перечитываем. Звание перечитываем. Приказ о награждении. Мы часто там бываем на этом сайте. У нас просто нет другого места, куда можно прийти и навестить нашего Мишу, зажечь свечу и помолчать. У Миши ведь на самом деле нет могилы, нет никакого памятника с красной звездой и надписью: «Михаил Кривченко, майор, пал смертью храбрых…», куда можно принести цветов и зажечь там свечу.

Наши мертвые нас не оставят в беде,

Наши павшие — как часовые.

Отражается небо в лесу, как в воде,

И деревья стоят голубые.

01.15

Как там мама?

Спит ли. Когда у меня что-то болит, у нее начинает болеть тоже. Однажды мне делали срочную операцию. Это случилось далеко от дома, в горах. Мама об этом ничего не знала. Меня сначала несли на руках, потом какой-то незнакомый гуцул вез меня в своей машине. Я кричала, а рядом в корзинке пищали цыплята. Не помню ни гуцула, ни цвета и марки машины, ни обстоятельств, при которых он нас подобрал на пустынной воскресной горной дороге. Помню только эту уютную корзинку рядом с собой, корзинку, закрытую белым старым платком в мелкий цветочек, завязанным по углам корзинки, и писк цыплят. И весь вечер, пока меня оперировали, когда папа стоял в коридоре этой сельской больнички и долбил кулаком подоконник, да так, что в конце концов его разбил, когда мой муж метался вокруг больницы и курил-курил-курил, у моей мамы нестерпимо болел низ живота, именно там, где мне уже почти ночью накладывали швы.

Даже не верится, что когда-то моя мама была маленькая. Такая она всегда у нас умная, рассудительная, такая жертвенная — кажется, она всегда была взрослой.

Это потому, что родители у нее были очень хорошие. Мои дедушка и бабушка. Дедушка написал однажды из командировки своей дочечке, моей маме:

Здравствуй, Ниночка, я получил от тебя твою открыточку с цветочками, спасибо, родная. Скоро мы будем вместе в Киеве. Я этого дня жду с нетерпением. Целую крепко.

Твой папка.

7 марта 1944 года

Почтовая эта карточка у нас дома хранилась долго. Когда дедушка ее надписывал, она уже тогда была старая, потому что в сорок четвертом печатать такие открытки просто не было времени, средств, красок, художников и прочих специалистов по ярким картинкам для маленьких девочек. Помню, на той древней дореволюционной открытке еще с ятями (и где дедушка ее нашел?) была сцена из «Рыбака и рыбки». Сидела старуха на переднем плане, а перед ней — разбитое корыто. А за старухиной спиной стоял старик с сетями. И, между прочим, довольно хитро улыбался, что всегда давало мне основание думать: а не в сговоре ли был он с рыбкою золотою, когда отпускал ее с богом обратно в море?

Лет десять назад мама подарила несколько старинных вещей одесскому ученому-краеведу и собирателю антиквариата Олегу Губарю. В том числе и дедушкину, уже рассыпающуюся в пыль, погибающую карточку. Мама уважает и любит Губаря. Вот и подарила. Знала, что Олег ее отреставрирует, что она теперь будет всегда, эта карточка. Не пропадет, не исчезнет, как бывает в домашних архивах. Ну, подарила, и все. А несколько лет назад одесский поэт Борис Херсонский прислал нам свой сборник стихов «Семейный архив». Бориса Херсонского моя мама тоже уважает и стихи его любит. И вот она села в кресло вечерком новую книжку читать. А там с одной стороны стихи, а с другой — старые архивные фотографии. И вдруг мама видит знакомый почерк. Совсем знакомый. Родной почерк. И там написано:

«Здравствуй, Ниночка, я получил от тебя твою открыточку с цветочками, спасибо, родная. Скоро мы будем вместе в Киеве. Я этого дня жду с нетерпением. Целую крепко.

Твой папка.

7 марта 1944 года».

В аннотации книги Бориса было написано, что в оформлении были использованы фотографии и документы из архива Олега Губаря.

Так мама опять получила весточку от своего папы. И я получила весточку от дедушки. И все внуки моего дедушки и правнуки.

Такая вот история. А поскольку ничего случайного в жизни не бывает, то я уверена, что мои добрые дедушка и бабушка время от времени подают нам знаки и не оставляют нас одних. Они с нами.