Читать книгу "Рыцари потустороннего - Олег Дорофеев"

– Почитай, пока. Заодно сфокусируешься.

«…таким образом, подтверждается „принцип функциональной автономии”, согласно которому инструментальные действия, порожденные биологическими потребностями, могут в дальнейшем мотивироваться уже независимо от этих потребностей. Действия, служившие ранее для достижения подчиненных целей, могут отщепляться от первоначальной (ведущей) мотивации. И эти цели приобретают свойство полноценного (ведущего) мотива….»

Я перечел текст раз пять и ничего не понял.

– Бредятина какая-то… Слушай, давай по-русски.

– Все очень просто. У нас имелась биологическая потребность: достичь потрясного оргазма при помощи технически и фармацевтически модифицированной асфиксии.

– У вас, а не у нас.

– Не суть.

– Я удовлетворил биологическую потребность, доказал, что сексуальная разрядка гораздо мощнее, но при этом оргазм перестал являться самоценностью. Появился новый мотив – достичь управляемого выхода из тела. Судя по всему, эксперимент прошел удачно.

Глава 7

Любопытная метаморфоза происходит с человеческими отношениями. Взять, к примеру, мужскую дружбу (о женской даже рассуждать не хочется, ибо это миф). Казалось бы, люди годами знают друг друга, абсолютно уверены, что во имя дружбы простят любую обиду.

Но вот между ними пробежала черная кошка – для истинной дружбы вроде бы пустяки, но мысли, словно по команде, выстраиваются в боевые порядки. Вчерашний лучший друг кажется двуличным лгуном, а воображение занято тем, что накладывает черные мазки на тот самый портрет, который столько лет казался таким светлым и совершенным. Демон раздора уже пробрался в душу недавних неразлучных друзей и методично принялся разрушать то, что строилось годами.

Памятный эксперимент стал лазейкой для этого самого демона. Я не желал становиться подопытной крысой, даже ради прогресса всего человечества. А еще этот прыщ Серж, который дико меня раздражал. В глубине души я понимал, что ревную его к Максу, но все эти понималки не стоили голубиного помета на подоконнике…

По условиям нашего договора, Макс арендовал мое тело на четыре трипа. Осталось целых три, и этот факт, честно говоря, сильно угнетал. Меня одолевал страх. Вдруг этот заплечных дел компьютерщик что-нибудь напутает, я застряну в астрале и не смогу вернуться обратно. Или, что еще хуже, мое тело превратится в тепличное растение.

Эта тема терзала мой мозг бессонными ночами. Хотелось плюнуть на все и улететь на родину, в Приморье, подальше от этого безумия.

Случилось чудо. До Макса, видимо, дошло, что роль лабораторной крысы мне не в подъем. Возможно, он не хотел разрушать нашу дружбу, может быть, анализы не сошлись. Я гнал от себя мысль, что весь дальнейший ход событий – всего-навсего часть хорошо продуманного плана. Слишком это походило на паранойю.

Он так и не позвонил. Исчез, испарился – ни звонков, ни сообщений по аське. Прошел месяц. Я стал похож на смертника, который не знает, помиловали его или казнь отложена на неопределенное время. Тягостное ожидание стало невыносимым. Неизвестность угнетала больше, чем страх.

Все попытки обнаружить друга закончились неудачей. Домашний телефон работал как автоответчик, на даче – никого (правда, съездил всего один раз). В общем-то, я особенно и не старался его найти. Ведь это означало вновь отправиться в потустороннее с совершенно непредсказуемыми последствиями.

Наконец я получил весточку. Всего одно смс-слово: «Расслабься». Это означало, что меня помиловали. Во всяком случае, пока.

Эксперимент что-то изменил в моей психике. Ощущения при выходе из тела намертво впечатались в память. Это как в первый раз прыгнуть с парашютом – запомнишь на всю жизнь. Но сомнения, конечно, оставались. Эффект астрального тела мог стать следствием трансового или гипнотического состояния, то есть мозг сам воссоздал картинку, а я в нее поверил. Однако слишком многое не сходилось…

Лежа с закрытыми глазами, я отчетливо видел движения экспериментаторов, показания приборов, кривые на мониторе, причем именно в том ракурсе, в котором завис над ними. Чем больше я размышлял, тем больше убеждался, что Макс изобрел свой собственный рецепт «атомной бомбы», ибо подобными исследованиями занимаются только в закрытых институтах, курируемых компетентными органами.

Интуиция подсказывала: мне еще придется полетать вне собственного тела. Но пока даже мысли на эту тему вгоняли меня в уныние. Я вдруг обнаружил в себе странные изменения. Где-то раз в месяц мозг начинал давать сбои, словно в программу его работы проник компьютерный вирус, активизирующийся по расписанию. Внезапно мысли начинали ускоряться и беспорядочно роиться, словно потревоженные пчелы. Они наскакивали одна на другую, крутились в бешеном темпе, а потом на пике беспорядочной активности все обрывалось, как будто кто-то накрывал весь улей черным колпаком, и лишь несколько пчел в недоумение летали в поисках своих собратьев. Сознание срывалось в бездонную пропасть, и я на несколько минут выпадал из реальности, точнее, переносился в какую-то серую пелену, где вокруг меня мелькали тени. Разглядеть их очертания не удавалось. Кажется, у психиатров эта хрень называется малым эпилептическим припадком, но больные ничего не помнили, а я помнил все…

Конечно, можно было списать эти странности на повысившуюся судорожную активность мозга как результат неизвестного воздействия на подкорковые зоны. Я прочел все, что с этим связано, но мой случай явно не вписывался в клиническую картину. Дело в том, что после таких улетов в голове прояснялось, а чувства обострялись настолько, что каким-то образом я мог воспринимать пространственно-временной континуум, видеть прошлое, настоящее и будущее одновременно. Память становилась просто феноменальной. При желании я мог воспроизвести любую страницу из учебника или книги, которую когда-либо прочитал. Именно после этих приступов Влад Каюров из студента-середнячка превращался в отличника-зубрилу. Правда, ненадолго. Просветление в мозгах длилось дней пять, после чего все возвращалось в исходное состояние. Продлись оно, к примеру, месяц, я успел бы написать диссертацию и получить вдобавок какой-нибудь солидный заграничный грант.

Впервые нечто подобное произошло спустя три недели после памятного эксперимента. Я вышел из вагона метро, нацелился в людской поток и вдруг мне на глаза попался маленький серый зайчик с горящими глазами. Игрушка забавно подпрыгивала, издавая жалобный писк, в котором совершенно отчетливо слышалась осмысленная речь. Зайчик на что-то жаловался, кого-то обвинял, с кем-то обещал крупно поговорить. Он говорил все быстрее, как будто до конца завода осталась одна минута и за это время надо успеть сказать тысячу слов…

– …А так вроде не скажешь…

Я обернулся: женщина лет сорока стояла рядом, разглядывая забавную игрушку.

– Простите, что вы сказали?

– Нет, это вы сказали, а я ответила.

– Что сказал?