Читать книгу "Вокруг себя был никто - Яков Шехтер"

– Что случилось, что ты мечешься? – отвлекала его внимание мать, пока я судорожно маскировал книги под школьными тетрадками.

– Воздух сменился,– отвечал отец, – чужой в доме.

Во мне затейливым образом перемешались уважение к отцу, интерес к забавному миру приключений и чудес, дверь в который раскрывалась сразу за обложками книг, и твердая уверенность в справедливости психометрии. В общем-то, я был хорошим сыном; мелкие пакости, без которых не обходится ни одно нормальное детство, я старался делать незаметно для отца. Единственное по-настоящему большое огорчение я причинил ему гораздо позже, женившись на Вере, женщине не нашего круга и совсем других интересов.

Мы познакомились на вечере во Дворце студентов, она пела в самодеятельном вокально-инструментальном ансамбле, солировала. Не влюбиться было невозможно, и я влюбился, как мальчишка. Впрочем, я тогда и был мальчишкой, семнадцатилетним безусым щенком, правда, с волшебной палочкой психометрии в потайном кармане. Без ее помощи вряд ли бы Вера обратила на меня внимание. Штучка сработала, но потом бумеранг со свистом вернулся. Веру я по существу изнасиловал, то есть влюбил в себя против ее воли. Такое состояние не может продолжаться долго, и, когда через несколько лет чары закончились, мне пришлось начинать все с начала. Завоевать женщину просто, удержать и повести за собой куда сложнее. Не могу сказать, что у меня получилось.

После психометрических штудий, искрящийся мир литературы увлек и очаровал меня. Сколько драгоценных минут юности, каждая из которых стоит многих часов в зрелом возрасте, я разбазарил на увлеченное блуждание по ее тропинкам. Искусство – грязная пена на волнах страстей человеческих. Но тогда оно представлялось средоточием правды, свободы и веселья. Психометрическая техника позволила мне соединить иллюзорный мир книг с живой реальностью.

Долгими часами я слонялся по дворцу Воронцова, пытаясь ощутить места, по которым ходил Пушкин. Выйдя наружу, я медленно дефилировал по бульвару, сначала до Дюка, потом к фонтанчикам, брызжущим из постамента памятника поэту, потом снова, медленно-медленно к дворцу. Мне казалось, будто я повторяю его прогулки, а иногда чудился едва заметный запах, даже не запах, а предощущение запаха, след тени на брусчатке мостовой или на стене дворца. И тогда мне казалось – я поймал…

– Кстати, Пушкин никогда не бывал в этом здании, – заметил Мотл и вывернул руль, вписываясь в пролет узкой улицы. – К тому времени, когда дворец был закончен, Александр Сергеевич давно гонял зайцев по заливным лугам Михайловского.

Неужели он улавливает? Не похоже. Наверное, случайно совпало. Но все равно, молодец Мотл, просто молодец.

Пожалуй, расскажу я им сегодня вечером про Пушкина. Раз магия имени до сих пор работает, уложим-ка ее гирькой на чашу наших весов. Надо только выдвинуть нужный ящичек…

Годы занятий психометрией приучили меня раскладывать накопленную информацию по отделениям-ящичкам в голове. На освоение приема уходит довольно много времени, но, когда достигаешь прочного результата, эффект получается совершено фантастический. Множество всякого рода знаний лежат тихонько, не мешая свободному полету мысли, и подключаются только в тот момент, когда ты сам словно выдвигаешь нужный ящик. Говорят, будто впервые такой способ применили испанские психометристы около шести столетий тому назад. Меня ему научили в реховотской школе, почти сразу после приезда.

Мотл слегка зевнул. Осторожно, не разжимая рта. Но челюстные мышцы взбухли, и горло раздулось. Да, он ведь сегодня поднялся чуть свет.

– Ну, как. Похоронил парня?

– Похоронил. Порезали его будь здоров, все кишки наружу. Пока собрал, пока зашил, вымыл, одел. Еле успел к двенадцати.

– Я бы не смог. Ты, наверное, особый человек.

– Какое там, особый. У меня все случайно получилось. Помнишь Г.?

Еще бы, массивный старик, с остатками рыжих прядей в седой бороде. Он сохранил голос почти юношеской свежести и на собраниях всегда первым заводил напев.

– Ты уже уехал, а я только начинал первые телодвижения. Мы с ним сошлись довольно близко. Он мне упражнения показал, давал книги читать. А потом один из стариков умер, и выяснилось, что Г. – похоронщик.

– Вот как, а я и не знал! Хотя при мне никто из «старых психов» не умирал.

– Ну, и я не знал. Он когда меня позвал, попросил помочь, у меня от ужаса и отвращения слюни текли, даже рукава намокли. Я украдкой рот вытирал. Когда Г. отворачивался.

Он дело делал и мне объяснял: куда, сколько, зачем. Я почти не слушал, в сотый раз давая себе клятву больше не подходить к телу даже на километр. Но через полгода еще один старик умер, и снова Г. позвал. Я заотнекивался, но он и слушать не стал.

– Я тебя выбрал, – говорит, и брови так хмурит. Пришлось пойти.

А через год Г. сам умер. Старые «психи» меня срочно вызвали на квартиру, где собрания проходили.

– Давай, – говорят, – парень. Больше некому.

Ну и пошло. Сейчас я сам пугаюсь, насколько стал к чужому горю нечувствительным. Нет, на нормальном уровне все по-прежнему, то есть помочь кому-то, или вникнуть в обстоятельства. Детей больных жалко. Стариков тех же. Бездомных особенно. Но как дело доходит до главного, самого страшного для всех, у меня словно механизм выключается. Или наоборот, включается. Этакий профессиональный азарт. Быстро, четко, точно. Работа, короче говоря. Бывают, впрочем, особые случаи, когда кожная болезнь или поздно находят, и разложение уже пошло. Тогда тяжеловато.

– Так ты сегодня легко отделался?!

– Легко,– философски отметил Мотл, – это в бане пописать, не нужно штанишки снимать. Лег поздно, вот это тяжело. Спать по три часа, как настоящий психометрист, мне еще дается с большим трудом.

– Так мы же расстались довольно рано, мог успеть.

– Ну, пока приехал, с женой немного поговорил, книжечки правильные почитал, потом упражнения маленько поделал. Так время и прошло. Если б не утренний чай совсем бы туго пришлось. Да, – не отрывая глаз от дороги, Мотл отвешивает в мою сторону легкий полупоклон. – Жена передает тебе личное спасибо. Чай она готовит по рецепту из твоего учебника и просит подтвердить, что все обещанное в рецепте – сбывается.

– Ну, это не мой рецепт. Я только записал...

– Знаю-знаю. Но после твоей книжки, она у меня другим человеком стала. Чай, кстати, всегда сама готовит. Когда бы я ни встал, она поднимается за полчаса, настраивается, варит и будит. Меня от маленькой чашечки, словно к аккумулятору подключают. Просто праздник, а не жена. И все благодаря твоему учебнику.

Н-да, несколько лет назад я имел неосторожность выпустить учебник по психометрии. Курс лекций незаметно перерос в «методичку» для преподавателей, которая уверенно превратилась в книгу. Нового я ничего не сочинял, просто очертил школы, показал отличия, ну, и в конце привел несколько десятков упражнений и рецептов. Намерения у меня были самые лучшие: облегчить вход в Храм психометрии, чуть-чуть скрасить горечь и боль первых шагов.